Второй Всероссийский съезд Советов
К 95-летию Великого Октября
1. Открытие съезда
В ночь на 26 октября Военно-революционный комитет Петроградского Совета, свергнув правительство буржуазии, передал власть II Всероссийскому съезду Советов. Делегаты начали съезжаться в Петроград ещё 17—18 октября, так как открытие съезда первоначально намечалось 20-го. Эсеро-меньшевистские руководители Центрального исполнительного комитета умышленно выбрали общежития в разных концах города с целью помешать объединению делегатов. Уловка, однако, не удалась. Очень быстро все делегатские общежития превратились в оживлённые политические клубы. Делегаты ходили по заводам и полкам. Накалённая обстановка столичного города рассеивала соглашательские иллюзии у некоторых делегатов, прибывших с фронта или из далёкой провинции. По вечерам в общежитиях делегаты делились впечатлениями бурного дня. Повсюду шли горячие беседы и споры, причём большинство делегатов, не примыкавших формально к партии большевиков, единодушно высказывалось против Временного правительства. Даже беспартийные были захвачены царившим в столице и среди делегатов-большевиков боевым настроением.
В Петроград до 22 октября 1917 года прибыло 175 делегатов, из них 102 большевика и разделяющих большевистскую точку зрения (см.: Центрархив. Второй Всероссийский съезд Советов Р. и С. Д. — Москва-Ленинград: Госиздат, 1928. С. LIII; от редакции). Каждый день в общежития являлись представители Центрального Комитета большевиков со списком в руках. Делегатов-большевиков вызывали и направляли в рабочие районы Петрограда.
Делегаты-большевики по заданию Центрального Комитета выступали на заводских и полковых митингах. По нескольку раз в день произносил страстные речи делегат Северного Кавказа С.М.Киров.
О росте революции в Царицыне сообщал Я.З.Ерман. Делегаты-большевики привозили наказы, в которых десятки тысяч пролетариев промышленных районов требовали передачи власти Советам. Солдаты-большевики рассказывали, что в армии ловят слухи о назревающей революции. Имя Керенского произносилось не иначе, как с насмешкой и бранью. Урал, Донбасс, Поволжье, Украина, фронт — вся страна проходила перед слушателями на бурных митингах. По речам делегатов-большевиков петроградские рабочие убеждались, что они не одиноки, что их поддержит весь рабочий класс, вся крестьянская беднота.
Из 318 провинциальных Советов, представленных на II съезде, лишь 59 высказывались за «власть демократии» и 18 вынесли половинчатые (частью за «власть демократии», частью за «власть Советов») решения. Делегаты 241 Совета приехали на съезд с большевистскими наказами. 241 Совет безоговорочно заявил: «Вся власть Советам!». Таково было настроение на местах.
Чем меньше дней оставалось до открытия съезда, тем чаще делегаты собирались в Смольном.
С взволнованными, озабоченными лицами приходили делегаты окопов, заводов и деревень. В длинных, сводчатых, слабо освещённых коридорах, в клубах табачного дыма непрерывно двигались толпы народа, мелькали тёмные, замасленные куртки рабочих, серые шинели солдат и чёрные — матросов, зипуны и армяки крестьян.
Приходили делегации рабочих районов и солдатских полков, чтобы засвидетельствовать свою преданность революции и открывающемуся съезду Советов.
Весь день 25 октября, с раннего утра до позднего вечера, в залах Смольного происходили фракционные совещания. Наиболее многочисленную фракцию съезда представляли большевики. Они составляли подавляющее большинство II съезда — 390 человек из общего количество прибывших к открытию съезда 650 делегатов. Во время работы съезда прибыло ещё несколько десятков делегатов.
Фракция большевиков помещалась в первом этаже Смольного. К ней направлялся непрерывный людской поток. Громадная комната, вся мебель которой состояла из стола и нескольких стульев, была переполнена народом. Делегаты съезда — большевики — сидели на полу, вдоль стен.
Настроение было приподнятое, но спокойное и уверенное. Многие делегаты-большевики последние дни перед съездом и ночевать оставались здесь же, в Смольном, в помещении фракции. Разостлав на полу газету, пальто или шинель, они дремали 2—3 часа, с тем чтобы наутро быть снова готовыми выполнять поручения партии. Часть из них была вооружена револьверами, винтовками, шашками; ручные гранаты висели у пояса.
Состав делегатов II съезда Советов являлся наглядной демонстрацией того, насколько большевистской партии за семь месяцев существования Временного правительства удалось убедить народные массы, что вне пролетарской революции невозможно разрешение вопросов о земле и мире.
Меньшевики и правые эсеры — самые сильные партии I съезда Советов — явились на II съезд жалкими банкротами. Понадобился очень небольшой срок, чтобы эти мнимые друзья народа оказались полностью разоблачёнными в глазах рабочих и крестьян как предатели, дезертиры революции.
Правые эсеры вместе с эсерами центра составляли группу в 60 делегатов. Остальные члены партии эсеров шли за «левыми». Впоследствии, во время съезда «левые» эсеры, отвоевав часть провинциальных делегатов — правых и центра, — насчитывали 179 человек, составляя вторую по численности после большевиков фракцию съезда. Меньшевики разных направлений, включая Бунд, имели за собой к началу съезда группу около 80 человек.
Бледные и растерянные, понуро бродили по коридорам Смольного вожди меньшевиков и эсеров. Это были генералы без армии. На фракционных заседаниях меньшевиков и эсеров, разбившихся на бесчисленные группировки, произошёл раскол. Вожди меньшевиков и правых эсеров решили сначала не принимать участия в съезде. Но настроение масс было настолько революционным, что рядовые члены партии меньшевиков и эсеров открыто выступали против этого решения своих вождей.
Во фракции меньшевиков шли долгие прения, но меньшевистским вождям не удалось добиться единства. Был объявлен перерыв для заседании Центрального комитета меньшевиков. В 6 часов вечера возобновилось заседание фракции. Дан объявил, что Центральный комитет меньшевиков постановил снять с себя ответственность за совершённый переворот, и поэтому партии меньшевиков нельзя стоять на большевистских баррикадах. Центральный комитет меньшевиков предложил фракции отказаться от участия в съезде Советов и одновременно решил начать переговоры с Временным правительством о создании власти.
У эсеров во фракции также шли прения об отношении к съезду. Центральный комитет эсеров предложил отказаться от участия в съезде, но фракция большинством постановила не покидать съезда.
Чтобы держать в своих руках делегатов фронта, эсеро-меньшевики создали фронтовую группу. Пользуясь отсутствием большевиков, которые ушли на заседание своей фракции, эсеро-меньшевики 16 голосами против 9 при 6 воздержавшихся сфабриковали мнение группы, решив уклониться от участия в съезде.
До позднего вечера затянулись фракционные заседания.
По соглашению всех фракций решено было открыть съезд к 8 часам вечера. В 10 часов фракция меньшевиков всё ещё продолжала заседать. Большевики послали к меньшевикам двух представителей выяснить, когда же меньшевики появятся в зале заседания. Меньшевики ответили, что им нужен по крайней мере ещё час (см.: К съезду Советов // Рабочий путь, № 46, 26 октября 1917 г.).
Наконец, в одиннадцатом часу ночи за столом президиума появляется группа членов старого Центрального исполнительного комитета — меньшевиков и эсеров.
Несмотря на поздний час, Смольный по-прежнему полон движения. Белый колонный зал залит огнями люстр; люди взобрались на выступы колонн, на подоконники, на скамейки. Густая толпа теснится в дверях и проходах. В 10 часов 40 минут к столу подходит толстый, в военной тужурке, с докторской повязкой на рукаве меньшевик Дан. От имени Центрального исполнительного комитета первого созыва он открывает съезд.
Однако меньшевики и их неразлучные спутники — правые эсеры, казалось, за тем только и явились на съезд, чтобы с его трибуны откровенно показать восставшим рабочим и солдатам своё контрреволюционное лицо. С первого же момента они открыто и безоговорочно поддержали контрреволюцию, гнездо которой — Зимний дворец — петроградские рабочие и солдаты в это время с винтовками в руках брали приступом.
«Я являюсь членом президиума Центрального исполнительного комитета, а в это время наши партийные товарищи находятся в Зимнем дворце под обстрелом, самоотверженно выполняя свой долг министров» (см.: Центрархив. Второй Всероссийский съезд Советов Р. и С. Д. — Москва-Ленинград: Госиздат, 1928. С. 32), — заявил Дан, открывая съезд.
Министры, с которыми солидаризовался Дан, в это время вызывали войска с фронта для усмирения петроградского пролетариата. Они же послали Керенского на фронт, чтобы привести к Петрограду казачьи части. Они назначили кадета Кишкина «диктатором», предоставив ему чрезвычайные полномочия по водворению в Петрограде «порядка».
«Без всяких речей, — заявил Дан, — объявляю заседание съезда открытым и предлагаю приступить к выборам президиума» (там же).
Большевики предложили составить президиум на основе пропорционального представительства всех фракций, присутствующих на съезде. Однако меньшевики и правые эсеры отказались дать своих представителей. Меньшевики-интернационалисты также заявили, что они «воздерживаются» от участия в выборах президиума съезда, «пока не будут выяснены некоторые вопросы» (там же. С. 33).
Вслед за этим меньшевики-интернационалисты выдвинули требование «в первую очередь обсудить именно вопрос о том, как предотвратить неминуемую гражданскую войну» (там же. С. 34).
На трибуне появляется тощая озлобленная фигура Мартова. Лидер меньшевиков хриплым голосом начинает выкрикивать ругательства по адресу большевиков, называя победоносное восстание пролетариата «тайным заговором» и предлагая восставшим рабочим и солдатам образумиться, пока не поздно. Сущность предложения меньшевиков сводилась к тому, чтобы членам съезда пойти на улицы Петрограда уговаривать восставших рабочих и солдат вернуться по домам.
От имени меньшевиков-интернационалистов Мартов рекомендовал съезду
«избрать делегацию для переговоров с другими социалистическими партиями и организациями, чтобы достигнуть прекращения начавшегося столкновения». Возможность предотвращения гражданской войны Мартов видел, по его словам, «в создании единой демократической власти» (там же).
Представители «других социалистических партий и организаций», с которыми Мартов предлагал договориться «о создании единой демократической власти», сидели тут же, на съезде. И если бы они искренно хотели идти по пути требований огромного большинства трудящихся масс, они должны были принять участие в работе съезде, подчиняясь всем его постановлениям. Предложение же Мартова таило в себе другое. «Прекращение начавшегося столкновения» — чего требовали меньшевики — означало прекращение осады Зимнего дворца, свободу действий для засевших там министров во главе с «диктатором» Кишкиным, выигрыш времени для получения Временным правительством подкреплений с фронта и мобилизации контрреволюционных сил в самом Петрограде. Предложение это означало прямую поддержку контрреволюции.
К предложению Мартова присоединились другие колеблющиеся фракции съезда — «левые» эсеры и фронтовая группа. Фракция большевиков заявила, что она
«решительно ничего не имеет против предложения Мартова. Напротив, она заинтересована в том, чтобы все фракции выяснили свою точку зрения на происходящие события и сказали бы, в чём они видят выход из создавшегося положения» (там же. С. 35).
В такой постановке вопроса — в смысле уяснения фракциями съезда своего отношения к происходящим событиям — предложение Мартова единогласно было принято съездом.
Принятая резолюция явно не могла удовлетворить меньшевиков. Главное содержание их предложения — «прекращение начавшегося столкновения» — съезд не принял во внимание. Один за другим представители эсеров и меньшевиков требовали слова для «внеочередных заявлений». Задыхаясь от бессильной злобы, они продолжали кричать о «заговоре» и «авантюризме» большевиков. С трибуны съезда они откровенно провозглашали гражданскую войну против советской власти.
«Меньшевики и эсеры считают необходимым отмежеваться от всего того, что здесь происходит, и собрать общественные силы, чтобы оказать упорное сопротивление попыткам захватить власть» (там же), — заявил меньшевик Я.А.Хараш, выступавший в качестве представителя комитета XII армии.
Вслед за ним на трибуне появился меньшевик офицер Г.Д.Кучин, взявший слово «от имени фронтовой группы».
— Отныне арена борьбы переносится на места — там необходима мобилизация сил, — заявил меньшевистский посланец.
— От чьего имени говорите вы? — спрашивают его с мест. — Когда выбраны? А солдаты что говорят? (Там же. С. 36).
Кучин начинает перечислять один за другим армейские комитеты — II, III, IV, VI, VII и других армий. В его голосе слышатся уже явные угрозы. Он запугивает съезд тем, что находящиеся на фронте армии придут в Петроград и не оставят камня на камне. Он угрожает съезду открытием фронта и гибелью России. В подтверждение своих слов Кучин читает резолюции армейских комитетов, полные таких же угроз.
В зале наступает тишина. По рядам делегатов пробегает холодок. Фронтовые части представляют собой огромную боевую силу. А вдруг правда всё то, что говорит этот офицер?.. Но тут напряжённую тишину зала раскалывает громкий, уверенный голос. Какой-то солдат-фронтовик в забрызганной грязью шинели торопливо пробирается к трибуне.
«Они излагают нам здесь мнения кучек, сидящих в армейских и фронтовых комитетах. Армия давно требует их перевыборов... Жители окопов ждут с нетерпением передачи власти в руки Советов» (там же. С. 39).
И оратор под бурю восторженных криков и аплодисментов съезда встряхивает над залом пачкой привезённых с фронта солдатских резолюций.
После этого выступает представитель латышских стрелков. Он говорит:
«Вы выслушали заявление двух представителей армейских комитетов, и эти заявления имели бы ценность, если бы их авторы являлись действительными представителями армии... Они не представляют солдат... Пусть они уходят — армия не с ними!» (там же. С. 38).
Хараш и Кучин были типичными представителями избранных чуть ли не в начале Февральской революции армейских комитетов. Рядовая солдатская масса вполне правильно рассматривала их как агентов Главного штаба, мало изменившего свой облик со времени падения самодержавия. И с первых же минут открытия съезда началась борьба между выступающими с трибуны представителями армейских, крестьянских, железнодорожных верхушечных организаций и заполнившими все скамьи, выступы и проходы огромного зала низовыми делегатами: рабочими, солдатами, крестьянами. С ненавистью и насмешками встречали рядовые делегаты съезда каждое слово комитетчиков, выступавших в зале заседаний съезда как бы во враждебном лагере. Возгласы негодования, раздававшиеся с делегатских скамей в ответ на меньшевистско-эсеровские угрозы, были только слабым эхом того огромного возмущения политикой социал-соглашателей, которым была охвачена страна. Голос Кучина и остальных комитетчиков отражал вчерашний день революции.
— Предатели... От штаба говорите вы, а не от армии! — презрительно кричали Кучину с делегатских скамей.
И в ответ на призыв Кучина «ко всем сознательным солдатам» покинуть съезд ему отвечали сотни солдатских голосов из зала:
— Корниловцы!
Грязные выпады, сделанные Харашем и Кучиным в своих выступлениях, были повторены вслед за этим в оглашённых меньшевиками и эсерами декларациях, полных жалкой злобы на социалистическую революцию и контрреволюционных выпадов против большевиков.
В декларации меньшевиков Великая социалистическая революция именовалась «авантюрой», «заговором», который «ввергает страну в междоусобицу» и «ведёт к торжеству контрреволюции». Единственным выходом из положения меньшевики считали... «переговоры с Временным правительством об образовании власти» (там же. С. 37).
Эсеры присоединились к заявлению меньшевиков. Их декларация, оглашённая Гендельманом, в полном единении с меньшевистской декларацией именовала Октябрьское восстание «преступлением перед родиной и революцией» (там же. С. 38).
Меньшевики и эсеры заявили в своих декларациях, что они покидают съезд. Вслед за ними выступил представитель группы бундовцев, сообщивший также о решении покинуть съезд.
На трибуне — представитель бундовцев Абрамович. Он сообщил, что все меньшевики, эсеры, Исполнительный комитет крестьянских депутатов и члены городской думы решили погибнуть вместе с правительством, и потому все они отправляются к Зимнему дворцу под обстрел. Абрамович пригласил всех членов съезда сопровождать эсеров и меньшевиков к Зимнему дворцу.
— Не по пути, — отвечали ему с мест.
После этого меньшевики, правые эсеры и бундовцы покинули съезд, на который они и приходили только для того, чтобы бросить с его трибуны призыв к сплочению контрреволюционных сил.
От стола президиума пришлось идти через весь зал. Вожди соглашателей пробирались сквозь густую толпу делегатов, а со всех скамей их провожали насмешками, свистками, возмущёнными возгласами.
— Дезертиры! Предатели! Скатерью дорога! — кричали им вслед.
Однако эсеро-меньшевистским вождям не удалось увести с собой даже своих сторонников. Полевение низов соглашательских партий продолжалось и на самом съезде. Во фракции меньшевиков зарегистрировалось 80 человек и у правых эсеров — 60. Можно было ожидать, что уйдёт 140 делегатов. Но часть эсеров перешла к украинским эсерам; число последних за одну ночь возросло с 7 до 21. Часть меньшевиков перебралась к объединённым интернационалистам, которые остались на съезде. Число объединённых интернационалистов возросло с 14 до 35. Много правых эсеров и беспартийных примкнуло к «левым» эсерам. Число «левых» эсеров увеличилось до 179, в то время как всех эсеров числилось перед открытием съезда 193. Таким образом, со съезда ушло только 70 человек, не больше. И на самом съезде продолжался процесс изоляции соглашателей: немало рядовых членов эсеро-меньшевистских фракций покинуло своих вождей (см.: там же. С. XXXV и XXXVI).
Немногим дольше оставались на съезде и меньшевики-интернационалисты. Несмотря на то, что поведение меньшевиков и эсеров показало их явную враждебность революции, меньшевики-интернационалисты продолжали упорно настаивать на необходимости соглашения с ними для образования общедемократического правительства.
Вскоре после ухода соглашателей в зале съезда послышались отголоски глухих, далёких ударов. То был гром пушек. Делегаты повернулись к большим тёмным окнам, туда, где в октябрьскую полночь заканчивался последний акт великого восстания — штурм Зимнего дворца.
В зале снова появились эсеро-меньшевики. С искажёнными от паники и злобы лицами шныряли они в толпе делегатов, крича, что большевики обстреливают Зимний дворец. На трибуне опять заметался Абрамович. Заламывая руки, он истерически звал съезд пойти на помощь членам Временного правительства, среди которых находятся и делегированные меньшевиками партийные представители.
Абрамовича на трибуне сменяет Мартов.
— Сведения, которые здесь оглашались, ещё более настойчиво требуют от нас решительных шагов, — начинает он.
Но его с мест прерывают:
— Какие сведения? Чего нас пугаете? Как вам не стыдно? Это только слухи!
— Сюда доносятся не только слухи, но если вы подойдёте поближе к окнам, то вы услышите и пушечные выстрелы (там же. С. 41).
Перепуганный громом пальбы, Мартов бросает большевикам обвинение в военном заговоре, в организации кровопролития и в заключение, нервно дёргаясь, оглашает декларацию с требованием создать комиссию для мирного разрешения кризиса.
Впредь до получения выводов этой комиссии меньшевики-интернационалисты требовали прекратить работу съезда.
Едва затих скрипучий голос меньшевистского лидера и сутулая спина его скрылась в двери, как с такими же «увещаниями» выступил перед съездом эсеровский представитель Исполнительного комитета Советов крестьянских депутатов. Он призывал делегатов не принимать участия «в этом съезде», а идти к Зимнему, где
«находятся три члена Исполнительного комитета крестьянских депутатов и в том числе Брешко-Брешковская. Мы сейчас идём туда, чтобы умереть вместе с теми, кто послан туда творить нашу волю» (там же. 44—45).
Кучка представителей Исполнительного комитета крестьянских депутатов покинула зал. Вместе с эсерами и меньшевиками они отправились к Зимнему. Вдогонку им с трибуны съезда матрос «Авроры» великодушно, успокоительно бросает:
— Не бойтесь! Холостыми стреляем.
Представитель «Авроры», сообщая делегатам, что Зимний обстреливается холостыми снарядами, в то же время заверяет съезд, что матросы примут все меры к тому, чтобы съезд Советов мог «спокойно продолжать свои занятия» (там же. С. 45).
Новая буря оваций оглашает зал. Навстречу пробирающейся к выходу кучке меньшевиков, эсеров, членов буржуазной думы и Исполнительного комитета крестьянского Совета протискивается группа прибывших на съезд людей.
Председательствующий сообщает, что «думская фракция большевиков явилась победить или умереть с Всероссийским съездом» (там же. С. 42).
В проходе зала показываются большевики — члены Петроградской городской думы. Съезд встречает их овациями.
В 3 часа 10 минут утра 26 октября после короткого перерыва заседание съезда Советов возобновилось сообщением о взятии Зимнего дворца. Пала последняя твердыня контрреволюции. Засевшие в Зимнем министры — члены Временного правительства — во главе с «диктатором» Кишкиным были арестованы Красной гвардией и солдатами. Временного правительства, заслуженно стяжавшего за короткий срок ненависть народных масс, больше не существовало.
Одно за другим заслушивал съезд Советов всё новые и новые сообщения о победах Великой пролетарской революции. О переходе всё новых частей на сторону восставшего народа.
Вот появляется комиссар гарнизона Царского Села и заявляет:
«Царскосельский гарнизон охраняет подступы к Петрограду... Узнав о приближении самокатчиков, мы приготовились к отпору, но тревога была напрасной, так как оказалось, что среди товарищей самокатчиков нет врагов Всероссийского съезда Советов. Когда мы послали к ним своих комиссаров, выяснилось, что они также стоят за власть Советов... Я заявляю, что царскосельский гарнизон за Всероссийский съезд, за революцию, которую мы будем защищать до последнего конца» (там же. С. 49—50).
После него на трибуну поднимается представитель 3-го самокатного батальона, в котором побывал Серго Орджоникидзе. Съезд встречает солдата бурными аплодисментами. Представитель самокатчиков рассказывает:
«До последнего времени мы служили на Юго-западном фронте. На днях по телеграфному распоряжению нас двинули на север. В телеграмме говорилось, что мы едем защищать Петроград, но от кого — нам это было неизвестно; мы походили на людей с завязанными глазами; мы не знали, куда нас отправляют, но смутно догадывались, в чём дело. В пути всех нас мучил вопрос: куда, зачем?
На станции Передольская мы устроили летучий митинг сов-местно с 5-м батальоном самокатчиков для выяснения настоящего положения. На митинге выяснилось, что среди всех самокатчиков не найдётся ни одного человека, который согласился бы выступить против братьев и проливать их кровь... Мы решили, что не будем подчиняться Временному правительству. Там, сказали мы, находятся люди, которые не хотят защищать наши интересы, а посылают нас против наших братьев. Я заявляю вам конкретно: нет, мы не дадим власть правительству, во главе которого стоят буржуи и помещики!» (там же. С. 50).
После выступления представителя самокатчиков сообщили, что получена телеграмма об образовании на Северном фронте военно-революционного комитета, «который будет препятствовать движению эшелонов на Петроград» (там же. С. 52).
От имени съезда Советов посылается приветствие военно-революционному комитету Северного фронта.
Съезд Советов принимает написанное Лениным воззвание «К рабочим, солдатам и крестьянам». В нём сообщалось:
«Второй всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов открылся. На нём представлено громадное большинство Советов. На съезде присутствует и ряд делегатов от крестьянских Советов. Полномочия соглашательского Центрального исполнительного комитета кончились.
Опираясь на волю громадного большинства рабочих, солдат и крестьян, опираясь на совершившееся в Петрограде победоносное восстание рабочих и гарнизона, съезд берёт власть в свои руки.
Временное правительство низложено. Большинство членов Временного правительства уже арестовано...
Съезд постановляет: вся власть на местах переходит к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, которые и должны обеспечить подлинный революционный порядок» (там же. С. 53).
Короткое воззвание, написанное скупым, сжатым ленинским языком, открывало новую эпоху в жизни многомиллионного народа. Отныне навеки упразднялась власть помещиков и буржуазии и к управлению государством привлекались сами широкие массы трудового народа. Ленинское воззвание оканчивалось революционным призывом от имени съезда Советов к солдатам, рабочим, служащим. Оно призывало их к бдительности и стойкости.
«Солдаты! — говорилось в нём. — Окажите активное противодействие корниловцу Керенскому! Будьте на страже!
Железнодорожники! Останавливайте все эшелоны, посылаемые Керенским на Петроград!
Солдаты, рабочие, служащие, в ваших руках судьба революции и судьба демократического мира!
Да здравствует революция!» (там же. С. 53—56).
Впервые в истории так просто и коротко был декретирован переход власти из рук одного класса в руки другого.
Чтение воззвания часто прерывалось бурными аплодисментами делегатов. К воззванию присоединились и «левые» эсеры, оставшиеся на съезде. В 5 часов утра воззвание было принято съездом всеми голосами против 2, при 12 воздержавшихся.
И хотя было уже утро и делегаты устали, у всех бодро, по-молодому блестели глаза и сердца были переполнены радостной надеждой. Над столицей брезжил октябрьский рассвет. Над миром занялась заря новой жизни.
2. Декреты Великой пролетарской революции
Остаток ночи на 26 октября большинство делегатов-большевиков провело здесь же, в Смольном. Весь следующий день, 26 октября, был заполнен лихорадочной работой. По телеграфным и телефонным проводам разослано было воззвание II съезда Советов ко всей стране и всем армиям. Почти непрерывно шло заседание Военно-революционного комитета. Решения его согласовывались с Лениным, а часто и прямо писались вождём революции. Ленин предложил как можно скорее восстановить прерванную восстанием нормальную деятельность городских учреждений. Утром появилось распоряжение Военно-революционного комитета: открыть с 27 октября все торговые заведения. Все пустующие помещения и квартиры были взяты под контроль Военно-революционного комитета.
Главное внимание было уделено окончательному разгрому контрреволюции. Военно-революционный комитет приказал приостановить и задержать в пути все войсковые эшелоны, идущие на Петроград.
«Отдавая настоящее предписание, — так заканчивалось распоряжение, — Военно-революционный комитет надеется на всемерную поддержку его со стороны Всероссийского железнодорожного союза и призывает к бдительности всех железнодорожных служащих и рабочих, верных делу революции» (Приказы Военно-революционного комитета Петроградского Совета Р. и С. Д. // Известия Центрального исполнительного комитета и Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, № 208, 27 октября 1917 г.).
Ко всем железнодорожникам было разослано особое обращение, в котором сообщалось, что революционная власть Советов берёт на себя задачу улучшения материального положения железнодорожников.
Это обращение в свете недавнего конфликта железнодорожников с Временным правительством сыграло огромную роль. Оно вбило клин между низами и верхами железнодорожников. Оно помешало руководителям союза железнодорожников увлечь за собой массы на борьбу против революции.
Много времени уделили Ленин, Сталин и Свердлов организации продовольственного дела, подвозу хлеба в Петроград и на фронт.
Вечером, после бурного дня, состоялось заседание Центрального Комитета большевиков. На этом заседании обсуждался состав нового. советского правительства. Было утверждено название нового правительства — Совет народных комиссаров.
Второе, и последнее, заседание съезда Советов открылось в 9 часов вечера 26 октября. На нём были приняты решения огромной исторической важности. Первое из них — об отмене восстановленной Керенским смертной казни на фронте и о немедленном освобождении всех арестованных солдат и офицеров-революционеров. Затем было принято постановление об освобождении арестованных правительством Керенского членов земельных комитетов и о переходе всей власти на местах к Советам.
«Вся власть отныне принадлежит Советам. Комиссары правительства отстраняются. Председатели Советов сносятся непосредственно с революционным правительством» (Центрархив. Второй Всероссийский съезд Советов Р. и С. Д. — Москва-Ленинград: Госиздат, 1928. С. 57).
Особым постановлением съезд предписал всем армейским организациям принять меры для немедленного ареста Керенского и доставки его в Петроград.
Утвердив постановление, съезд перешёл к обсуждению декларации по основным вопросам — о мире и земле. С докладами по этим вопросам на съезде выступил Владимир Ильич Ленин. До этого момента съезд не видел его. Ленин работал в Смольном, всецело занятый организацией восстания. Теперь он всходил на трибуну съезда не только как вождь и учитель, каким знали его массы раньше, но и как организатор одержанной пролетариатом победы над объединёнными силами контрреволюции.
Не успел председатель назвать это прогремевшее на весь мир имя, как зал дрогнул от взрыва неслыханных аплодисментов. Будто внезапный порыв ветра пронёсся по залу. Делегаты вскочили с мест. Весь съезд был на ногах. Бурные рукоплескания, восторженные крики встретили вождя величайшей в мире революции.
Сотни глаз с восторгом и любовью были обращены к трибуне, где стоял, возвышаясь над залом, невысокий человек с большим открытым лбом и внимательными острыми глазами.
Он ждал, пока стихнет буря приветствий. Но вот по его настойчивому требованию овации, наконец, смолкли. Он начал доклад.
Речь Ленина, как бы подчёркивающая всем своим содержанием — «много говорено, пора перейти к делу», ставила грань на рубеже двух эпох.
«Вопрос о мире, — сказал Ленин, — есть жгучий вопрос, больной вопрос современности. О нём много говорено, написано, и вы все, вероятно, немало обсуждали его. Поэтому позвольте мне перейти к чтению декларации, которую должно будет издать избранное вами правительство» (Ленин В.И. Второй Всероссийский съезд Советов Р. и С. Д. 7—8 ноября (25—26 октября) 1917 г. Доклад о мире 8 ноября (26 октября) // Соч. Т. XXII. С. 13).
Декларация эта — декрет о мире — была принята съездом в виде «Обращения к народам и правительствам всех воюющих стран». «Обращение» начиналось словами:
«Рабочее и крестьянское правительство, созданное революцией 24—25 октября и опирающееся на Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, предлагает всем воюющим народам и их правительствам начать немедленно переговоры о справедливом, демократическом мире» (Центрархив. Второй Всероссийский съезд Советов Р. и С. Д. — Москва-Ленинград: Госиздат, 1928. С. 59).
«Обращение» указывало, что
«справедливым, или демократическим, миром ... правительство считает немедленный мир без аннексий (т. е. без захвата чужих земель, без насильственного присоединения чужих народностей) и без контрибуций» (там же).
«Обращение» предлагало заключить мир немедленно, выражая готовность сделать тотчас же решительные шаги
«впредь до окончательного утверждения всех условий такого мира полномочными собраниями народных представителей всех стран и всех наций» (там же).
Вместе с тем в «Обращении» говорилось, что советское правительство
«отнюдь не считает вышеуказанных условий мира ультимативными, т. е. соглашается рассмотреть и всякие другие условия мира, настаивая лишь на возможно более быстром предложении их какой бы то ни было воюющей стороной и на их полнейшей ясности, на безусловном исключении всякой двусмысленности и всякой тайны при предложении условий мира» (там же. С. 60).
При этом советское правительство заявляло об отмене им тайной дипломатии, выражало твёрдое намерение вести все переговоры совершенно открыто перед всем народом. Советское правительство обещало приступить немедленно к полному опубликованию тайных договоров, объявив эти договоры безусловно и немедленно отменёнными.
«Обращение», предлагая немедленно заключить на три месяца перемирие, заканчивалось призывом к пролетариату передовых капиталистических стран — Англии, Франции, Германии.
«Рабочие названных стран поймут лежащие на них задачи освобождения человечества от ужасов войны и её последствий... помогут нам успешно довести до конца дело мира и вместе с тем дело освобождения трудящихся и эксплуатируемых масс населения от всякого рабства и всякой эксплуатации» (там же. С. 61—62).
«Декрет о мире», принятый II съездом Советов, имел большое международное значение.
Экономическое развитие России, национальные интересы народов страны требовали выхода её из несправедливой войны. За время империалистской войны Россия всё более превращалась в полуколонию иностранного капитала. При буржуазном Временном правительстве колониальная зависимость усилилась. Английские, французские империалисты с помощью займов подготовляли полное закабаление страны. Россия должна была окупить жертвы иностранного империализма; за счёт России пыталась империалистическая Германия добиться уступок на Западе. Но российская буржуазия неспособна была спасти страну от превращения в колонию. В силу своих классовых, своекорыстных интересов, опутанная, как силками, займами, российская буржуазия всё более превращалась в агентуру иностранного империализма. Не могла спасти страну и мелкая буржуазия, верхи которой целиком поддерживали крупных капиталистов.
Мало того, мира жаждало почти всё крестьянство. Оно добивалось мира не во имя социализма. Оно вовсе не требовало только «демократического» мира, без аннексий и контрибуций. Ему нужен был мир прежде всего для передела помещичьей земли.
Только один класс мог разрешить задачи национального развития страны — это пролетариат.
Задолго до того, как партия большевиков пришла к власти, большевики выработали свою платформу мира. Ещё в 1915 году Ленин говорил, что, став у власти, большевики предложили бы демократический мир всем воюющим странам на условиях освобождения зависимых и угнетённых народов. При существующих правительствах ни Германия, ни другие воюющие страны не согласились бы на эти условия. Тогда большевики полностью провели бы в жизнь все меры, намеченные в программе партии, перестроили бы хозяйство страны, подготовили бы и повели революционную войну в защиту социалистического общества.
Только руководимый большевиками рабочий класс освободил страну от полуколониальной зависимости, вырвал её из несправедливой войны и заложил основы для ведения справедливой войны.
Российский пролетариат стал выразителем национальных интересов страны. Он воплотил в себе надежды демократических слоёв. Но пролетариат разрешил национально-демократические задачи страны не путём мирного соглашения с правительством, а единственно возможным революционным путём: превращением войны империалистской в войну гражданскую. Российский пролетариат совершил социалистическую революцию, попутно заканчивая неразрешённые задачи буржуазно-демократической революции.
В «Декрете о мире» была сформулирована основа всей внешней политики советского государства. Декрет чётко и недвусмысленно объявил о полном отказе советского правительства от всяких захватнических целей. «Декрет о мире» нанёс решающий удар по империалистским целям войны, разоблачив перед всем миром её грабительский характер. В своём докладе по вопросу о мире на съезде Советов Ленин указывал:
«Ни одно правительство не скажет всего того, что думает. Мы же против тайной дипломатии, и будем действовать открыто перед всем народом» (Ленин В.И. Второй Всероссийский съезд Советов Р. и С. Д. 7—8 ноября (25—26 октября) 1917 г. Доклад о мире 8 ноября (26 октября) // Соч. Т. XXII. С. 16).
Программа мира пролетарского государства была ясна и до конца определена. Она возвещалась как государственный акт, обращённый и к правительствам и к народам воюющих стран. Это обстоятельство Ленин особо отмечал в своём докладе съезду Советов. Он говорил:
«Мы не можем игнорировать правительства, ибо тогда затягивается возможность заключения мира, а народное правительство не смеет это делать, но мы не имеем никакого права одновременно не обратиться и к народам. Везде правительства и народы расходятся между собой, а поэтому мы должны помочь народам вмешаться в вопросы войны и мира» (там же. С. 15).
И далее, останавливаясь на вопросе о недопустимости предъявления ультимативных условий мира, Ленин указывал:
«Мы, конечно, будем всемерно отстаивать всю нашу программу мира без аннексий и контрибуций. Мы не будем отступать от неё, но мы должны вышибить из рук наших врагов возможность сказать, что их условия другие, и поэтому нечего вступать с нами в переговоры. Нет, мы должны лишить их этого выигрышного положения и не ставить наших условий ультимативно» (там же. С. 15—16).
Против этого пункта на заседании съезда Советов выступил товарищ Еремеев. «Могут подумать, что мы слабы, что мы боимся» (Центрархив. Второй Всероссийский съезд Советов Р. и С. Д. — Москва-Ленинград: Госиздат, 1928. С. 65), — сказал он.
В заключительном слове Ленин решительно возражал Еремееву.
«Ультимативность может оказаться губительной для всего нашего дела, — разъяснял он. — Мы не можем требовать, чтобы какое-нибудь незначительное отступление от наших требований дало возможность империалистическим правительствам сказать, что нельзя было вступить в переговоры о мире из-за нашей непримиримости» (Ленин В.И. Второй Всероссийский съезд Советов Р. и С. Д. 7—8 ноября (25—26 октября) 1917 г. Доклад о мире 8 ноября (26 октября) // Соч. Т. XXII. С. 17).
Но особенно ярким доводом против ультимативности, приведённым Лениным в заключительном слове на съезде, было указание на то, что крестьянин «какой-нибудь отдалённой губернии» скажет:
«Товарищи, зачем вы исключили возможность предложений всяких условий мира. Я бы их обсудил, я бы их просмотрел, а затем наказал моим представителям в Учредительное собрание, как им поступить» (там же).
Каждое слово Ленина падало, как освежающий дождь на высохшую, покрытую запекшейся кровью землю. Сотни делегатов в зале Смольного жадно прислушивались к каждому ленинскому слову. Простые, безыскусственные слова ленинского доклада и «Обращения» отвечали наболевшим сердцам миллионов людей разных наций. Они выражали самые глубокие их чаяния и надежды.
Представители угнетённых наций дружно поддержали большевистский декрет о мире. На трибуне съезда появилась высокая, стройная фигура Феликса Дзержинского.
Суровое, аскетическое лицо его светилось радостью победы.
«Мы знаем, — говорил Дзержинский, — что единственная сила, которая может освободить мир, это — пролетариат, который борется за социализм...
Те, от имени которых предложена эта декларация, идут в рядах пролетариата и беднейшего крестьянства; все те, кто покинул в эти трагические минуты этот зал, — те не друзья, а враги революции и пролетариата. У них отклика на это обращение вы не найдёте, но вы найдёте этот отклик в сердцах пролетариата всех стран. Вместе с такими союзниками мы достигнем мира.
Мы не выставляем отделения себя от революционной России. С ней мы всегда столкуемся. У нас будет одна братская семья народов без распрей и раздоров» (Центрархив. Второй Всероссийский съезд Советов Р. и С. Д. — Москва-Ленинград: Госиздат, 1928. С. 17—18).
В зале стояла тишина. Делегаты напряжённо слушали взволнованную речь польского революционера и заражались его уверенностью в победе. Его страстные слова, казалось, раздвигали стены зала, и делегаты видели, как рушатся вековые оковы царской России — тюрьмы народов. На трибуну поднимались один за другим борцы за освобождение угнетённых наций. Старый революционер Стучка от имени латышского пролетариата и бедноты поддержал декрет о мире. Товарищ Капсукас-Мицкевич добавил от имени литовских трудящихся:
«Нет сомнения, что «Обращение» найдёт отклик в сердцах всех народов, населяющих не только Россию, но и народов других стран. Голос революционного пролетариата, армии и крестьянства пройдёт через штыки и проникнет в Германию и другие страны и будет способствовать всеобщему освобождению» (там же. С. 18).
На другой же день после революции, на рассвете, радио разнесло по всему миру разрывающие железные оковы империалистской войны великие, мудрые слова советского «Декрета о мире». Люди плакали, слушая их, и в давно угасших глазах снова загоралась надежда.
С энтузиазмом приняли делегаты съезда Советов на заседании в Смольном этот исторический декрет. Порядок заседания был нарушен. Люди вскочили со скамей, делегаты смешались с членами президиума. В воздух полетели шапки, лица раскраснелись, глаза загорелись воодушевлением.
Звуки «Интернационала» — гимна пролетарской борьбы — смешались с приветственными криками и громовым «ура» в честь великого вождя революции.
На трибуну вышел один из делегатов съезда и под общий гул одобрений предложил приветствовать Ленина как «автора обращения и стойкого борца и вождя рабоче-крестьянской победоносной революции» (там же. С. 21).
Все делегаты встали и устроили овацию Ленину.
Председатель съезда объявил о переходе ко второму пункту порядка дня. При бурных аплодисментах Ленин снова занимает трибуну съезда. На очереди — вопрос о земле.
«Я прочту вам те пункты декрета, который должно выпустить ваше советское правительство», — говорит Ленин, и в притихшем зале раздаются волнующие слова «Декрета о земле».
В нём говорилось:
«1. Помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа.
2. Помещичьи имения, равно как и все земли удельные, монастырские, церковные, со всем их живым и мёртвым инвентарём, усадебными постройками и всеми принадлежностями переходят в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных советов крестьянских депутатов, впредь до Учредительного собрания» (Ленин В.И. Второй Всероссийский съезд Советов Р. и С. Д. 7—8 ноября (25—26 октября) 1917 г. Доклад о мире 8 ноября (26 октября) // Соч. Т. XXII. С. 20—21).
Далее декретом оговаривалось, что «какая бы то ни была порча конфискуемого имущества, принадлежащего отныне всему народу, объявляется тяжким преступлением, караемым революционным судом» (там же. С. 21). Уездные Советы обязывались обеспечить строжайший порядок при конфискации помещичьих имений и революционную охрану всего переходящего к народу хозяйства.
«Для руководства по осуществлению великих земельных преобразований, впредь до окончательного их решения Учредительным собранием, должен повсюду служить ... крестьянский наказ, составленный на основании 242 местных крестьянских наказов редакцией «Известий Всероссийского совета крестьянских депутатов»... (там же).
В заключение декрет оговаривал, что «земли рядовых крестьян и рядовых казаков не конфискуются» (там же).
Вместе с декларацией о мире декрет о земле занимает основное место в ряду важнейших решений советской власти.
В огромной своей массе крестьянство давно ждало экспроприации помещиков. Эта задача, перед решением которой оказалась бессильна буржуазно-демократическая революция, была разрешена декретом о земле. Основную мысль его тогда же, на II съезде Советов, Ленин выразил в следующих словах:
«Суть в том, чтобы крестьянство получило твёрдую уверенность в том, что помещиков в деревне больше нет, что пусть сами крестьяне решают все вопросы, пусть сами они устраивают свою жизнь» (там же. С. 23).
«Декрет о земле» показывал крестьянину, что советская власть окончательно и бесповоротно ликвидирует в деревне помещиков с их гнётом и эксплуатацией, и в то же время давал крестьянину уверенность, что земля действительно переходит в его распоряжение.
Ряд нападок на большевиков со стороны эсеров и меньшевиков вызвал 4-й пункт «Декрета о земле», которым предлагался в качестве «руководства по осуществлению великих земельных преобразований» так называемый «Крестьянский наказ». На основании 242 наказов, данных крестьянами делегатам I Всероссийского съезда крестьянских депутатов, эсеры составили «Примерный наказ», суммировавший все крестьянские требования. Эсеры напечатали наказ 19 августа 1917 года в «Известиях Всероссийского совета крестьянских депутатов». В нём провозглашалось, что вся земля становится всенародным достоянием и «переходит в пользование всех трудящихся на ней» (там же. С. 21), он устанавливал «уравнительное землепользование», запрещал применение наёмного труда в сельском хозяйстве. Эсеровская программа расходилась с большевистской программой национализации земли. Большевики отвергали уравнительное землепользование, запрещение наёмного труда и другие пункты «Наказа».
Но в одном — и притом решающем — вопросе «Наказ» имел общее с программой большевиков, сформулированной на Апрельской конференции в пункте 17. Это общее заключалось в требовании конфискации всех помещичьих, удельных и монастырских земель и в передаче их в руки местных советских органов — Советов и волостных комитетов. А именно это и являлось основным и важнейшим революционным мероприятием, которого ждало крестьянство. Важно было отобрать землю у помещиков и объявить, что крестьяне имеют право пользоваться ею, что помещичий гнёт ликвидирован. И поскольку большинство крестьянства организованно выразило желание устроить пользование захваченной землёй так, как это было намечено в «Наказе», постольку Октябрьская социалистическая революция первым своим актом о земле должна была подтвердить это право крестьян.
Необходимо отметить, что такое положение и для Ленина и для всей партии не было неожиданным. Ещё задолго до Октябрьской революции, перед IV съездом партии, Ленин в брошюре «Пересмотр аграрной программы» указывал:
«Чтобы устранить всякую мысль о том, будто рабочая партия хочет навязывать крестьянству какие бы то ни было прожекты реформ независимо от воли крестьянства, независимо от самостоятельного движения внутри крестьянства, к проекту программы приложен вариант А, в котором, вместо прямого требования национализации, говорится сначала о поддержке партией стремления революционного крестьянства к отмене частной собственности на землю» (Ленин В.И. Пересмотр аграрной программы // Соч. Т. IX. С. 74).
Эту мысль, как известно, Ленин защищал всегда при обсуждении аграрной программы. И он подчёркивал, что эта программа «не внесёт ни в каком случае розни между крестьянством и пролетариатом, как борцами за демократизм» (там же).
Ленин имел поэтому все основания на II съезде Советов отвести, как несерьёзное, обвинение в том, что большевики проводят, мол, чужую программу. Ленин разъяснил:
«Здесь раздаются голоса, что сам декрет и наказ составлены социалистами-революционерами. Пусть так. Не всё ли равно, кем он составлен, но, как демократическое правительство, мы не можем обойти постановление народных низов, хотя бы мы с ним были не согласны. В огне жизни, применяя его на практике, проводя его на местах, крестьяне сами поймут, где правда. И если даже крестьяне пойдут и дальше за социалистами-революционерами и если они даже этой партии дадут на Учредительном собрании большинство, то и тут мы скажем: — пусть так. Жизнь — лучший учитель, а она укажет, кто прав, и пусть крестьяне с одного конца, а мы с другого конца будем разрешать этот вопрос» (Ленин В.И. Второй Всероссийский съезд Советов Р. и С. Д. 7—8 ноября (25—26 октября) 1917 г. Доклад о земле 8 ноября (26 октября) // Соч. Т. XXII. С. 23).
Вся мудрость, прозорливость и реальность ленинской политики в этом вопросе заключалась именно в том, что, не скрывая своего несогласия с отдельными пунктами «Наказа», большевики всё же положили его в основу аграрной платформы Октября. Партия предвидела, что крестьяне, применив закон на практике, сами придут «с другого конца» к большевистскому решению вопроса, что они сами откажутся от мелкобуржуазной эсеровской «уравнительности» и перейдут к организации новых форм сельского хозяйства. Крестьянство на опыте жизни убедится, что одно уравнение земли не делает маломощного крестьянина свободным от кулацкой кабалы. Сейчас же за ликвидацией помещичьего гнёта разгорится борьба между бедняцкими слоями деревни и кулачеством по вопросу о распределении земли, её обработке, инвентаре и т. д.
Намеченная в «Наказе» программа по существу уже перестала быть эсеровской программой, так как именно эсеры рьяно поддерживали Временное правительство в его борьбе против попыток крестьян отобрать землю у помещиков, т. е. провести в жизнь требование своего же «Наказа». «Декрет о земле» в этих условиях является особой формой изоляции эсеров от крестьянства. Одним ударом советская власть вырвала огромные массы из-под влияния соглашателей. Первый акт советской власти, перед которой стояла задача отвоевать массы у буржуазии и мелкобуржуазных партий «посредством революционного удовлетворения их наиболее насущных экономических нужд» (Ленин В.И. Выборы в Учредительное собрание и диктатура пролетариата // Соч. Т. XXIV. С. 640), и состоял в удовлетворении этого требования крестьянства.
«Крестьянский наказ» был напечатан эсерами 19 августа. А через два месяца — 18 октября — с участием этих же эсеров, членов правительства Керенского, был опубликован министерский проект закона о земле, в корне противоречивший «Наказу». «Крестьянский наказ» пролежал больше двух месяцев без движения. Только пролетарская революция вызвала его к жизни. По предложению Ленина II съезд Советов превратил «Крестьянский наказ» в незыблемый закон, в «Декрет о земле». Превратив «Наказ» в закон, большевики тем самым показали крестьянам, что партия Ленина — Сталина в один день сделала для трудящихся больше, чем эсеры за семь месяцев революции.
«Декрет о земле» был принят всеми голосами против одного при восьми воздержавшихся. Настроение съезда ярко выразил делегат, крестьянин Тверской губернии. Он заявил в своём выступлении, что «привёз низкий поклон и привет настоящему собранию».
От имени своих избирателей он передал «приветствие и благодарность товарищу Ленину как самому стойкому защитнику крестьянской бедноты» (Центрархив. Второй Всероссийский съезд Советов Р. и С. Д. — Москва-Ленинград: Госиздат, 1928. С. 74).
Речь крестьянина потонула в восторженных криках делегатов.
Сотни лет боролись крестьяне за землю. В течение веков крестьяне всех народов России вспахали миллионы десятин нетронутой целины. С неимоверным трудом очищали они землю от цепких корней дремучего, глухого леса, отвоёвывали её у пустошей и болот.
Но веками отбирали у крестьян эту землю, добытую трудом поколений. Крепостники-помещики захватывали землю, превращая самих крестьян в крепостных. Капиталисты, помещики и кулаки силой экономического принуждения, силой капитала сгоняли крестьян «на песочки». Не раз поднимались крестьяне против захватчиков, против помещиков. Но не было тогда пролетариата, единственного последовательно-революционного до конца класса, способного возглавить крестьянское движение. Только в Октябрьскую социалистическую революцию сбылись вековые смутные, бессильные чаяния трудового крестьянства: земля была конфискована, без выкупа отобрана у помещика победившими угнетёнными классами под руководством пролетариата.
«Декрет о земле» уничтожал помещичью Россию. Но земли помещиков были заложены и неоднократно перезаложены в банках. Удар по помещичьей собственности являлся ударом и по всей системе капитализма. Ликвидация частной собственности на землю подрывала и частную собственность на все средства производства. Сверх того ликвидация частной собственности на землю разрушала вековые собственнические предрассудки крестьян. Открывалась дорога для новых, социалистических форм хозяйства вместо старых, крепостнических, державших большинство крестьян в нищете и голоде на крошечных клочках земли. В этом заключалось социалистическое лицо «Декрета о земле».
«Декрет о земле», как и «Декрет о мире», доводил до конца буржуазно-демократическую революцию, разрешал задачи, не завершённые буржуазно-демократической революцией, но делал это «походя, мимоходом».
«...Чтобы закрепить за народами России завоевания буржуазно-демократической революции, мы должны были продвинуться дальше, и мы продвинулись дальше. Мы решали вопросы буржуазно-демократической революции походя, мимоходом, как «побочный продукт» нашей главной и настоящей, пролетарски-революционной, социалистической работы» (Ленин В.И. К четырёхлетней годовщине Октябрьской революции // Соч. Т. XXVII. С. 26).
Так писал Ленин о завоеваниях Великой пролетарской революции.
Последним пунктом в порядке дня съезда стоял вопрос о структуре власти. По этому вопросу съезд принял декрет об образовании рабоче-крестьянского правительства — Совета народных комиссаров. Принятый съездом декрет гласил:
«Всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов постановляет:
Образовать для управления страной впредь до созыва Учредительного собрания Временное рабочее и крестьянское правительство, которое будет именоваться Советом народных комиссаров.
Контроль над деятельностью народных комиссаров и право смещения их принадлежит Всероссийскому съезду Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов и его Центральному исполнительному комитету» (Центрархив. Второй Всероссийский съезд Советов Р. и С. Д. — Москва-Ленинград: Госиздат, 1928. С. 79—80).
Председателем Совета народных комиссаров был утверждён Владимир Ильич Ленин, а народным комиссаром по делам национальностей — Иосиф Виссарионович Сталин.
В состав первого советского правительства вошли только большевики. «Левые» эсеры отклонили предложение большевиков разделить с ними власть. Их представитель заявил на съезде, что
«вступление в большевистское министерство создало бы пропасть между ними и ушедшими со съезда отрядами революционной армии — пропасть, которая исключила бы возможность посредничества их между большевиками и этими группами» (там же. С. 83).
Отражая идеологию зажиточных верхушек деревни и вместе с тем крестьянскую жажду земли, «левые» эсеры колебались между большевиками и мелкобуржуазными партиями. Тяготея идеологически к последним, они в то же время прекрасно понимали, что крестьяне могут получить землю только из рук большевиков. Отсюда и возникали метания «левых» эсеров между большевиками и мелкобуржуазными партиями. Это были попутчики пролетарской революции до поры до времени, которые, однако, в критический момент могли изменить и предать.
В заключение съезд избрал Центральный исполнительный комитет в составе 101 человека, в который вошли: 62 большевика, 29 «левых» эсеров, 6 объединённых социал-демократов-интернационалистов, 3 украинских социалиста и 1 социалист-революционер-максималист.
В 5 часов 15 минут утра 27 октября II съезд Советов закрылся под шумные возгласы: «Да здравствует революция! Да здравствует социализм!» (там же. С. 92) и пение «Интернационала».
Так родилась советская власть — первое в мире рабоче-крестьянское правительство.
Уже светало, когда делегаты покидали Смольный. Забирая пачки свежеотпечатанных газет и листовок, нагруженные большевистской литературой, они спешили на вокзалы, торопясь к себе на места, чтобы поскорее разнести по всей стране весть о победе пролетарской революции.
Версия для печати
