Образование А.Н.Ильин Дистант: действительный смысл и последствия

ИЛЬИН АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ, кандидат философских наук, доцент кафедры практической психологии Омского государственного педагогического университета; доцент кафедры философии и социально-гуманитарных наук Омского государственного медицинского университета. (Омск).

 

Ещё до наступления пандемии коронавируса дистанционное (дистантное) образование реализовывалось в некоторых образовательных учреждениях. Понятно, оно имело ограниченный характер и не охватывало собой всю образовательную деятельность вузов, его практикующих. Однако преимущественно неолиберальные теоретики предлагали и продолжают предлагать в качестве проекта модернизации образования его перевод на дистантную форму. Но вместо модернизации дистантная система предполагает нечто совсем иное.

Ряд вузовских управленцев даже с гордостью заявляли о том, что подконтрольное им учреждение успешно реализует дистантное образование. Только эта гордость была необоснованной. Она строилась

на новационном характере данной модели. Однако, как известно, далеко не все новации являются прогрессивными. Некоторые нерадивые школьники, находящиеся в отчаянных поисках внимания со стороны сверстников, пытаются отличиться именно негативными особенностями — плохо учатся и бравируют этим, дерутся с одноклассниками, срывают уроки. В соответствующих школьных классах возникает даже негативная конкуренция, когда ученики соревнуются не в хорошей учёбе, а, напротив, в её противоположности. Так, в этих классах передовым и крутым считается тот, кто ведёт себя наиболее хамски по отношению

к учителям, отказывается учиться и всячески нарушает дисциплину. Складывается впечатление, что те вузовские управленцы, которые поставили в своих учреждениях на поток дистантную форму образования, похожи на таких школьников — именно тем, что, воплощая на практике нечто отрицательное, ещё и бьют себя в грудь в попытке представить собственные управленческие решения в хорошем свете.

Так или иначе, учебные заведения, ранее практиковавшие дистант, оказались теми, кто шёл впереди планеты всей по данной тропе. Только сама тропа оказалась тупиковой. Попытаемся разобраться в том, почему дистантное образование следует считать регрессивной мерой.

В 2018 году идеолог реформ в образовании Я.Кузьминов заявил

о необходимости заместить чтение лекций онлайн-курсом и отменить лекционные занятия, проводимые в классической форме. Предполагалось, что пользы от них мало.

Сложно предположить, что Кузьминову неизвестны очевидные факты: лекции и семинары ценны тем (и не только этим), что студент может задать преподавателю вопросы, вступить в дискуссию, выразить своё мнение, попросить более понятным языком изложить какой-то аспект и т. д. Каждая лекция неповторима, в ней выражается духовная жизнь преподавателя, его настроение, творческие способности. Ведь одну и ту же лекцию преподаватель в разное время читает по-разному, и различным образом её могут прочить разные преподаватели. В лекции есть личностное начало. Лектор не просто транслирует некое знание. Он несёт живую мысль, анализирует, критикует, рассматривает знание в определённом контексте, формирует смыслы, добивается от студентов понимания. Лектор демонстрирует свободное (от схематизмов) размышление, учит студентов анализировать, расширяет горизонты мышления, стимулирует методологически грамотную мыслительную деятельность, располагает студентов к соучастию в мыслительном процессе, к высказыванию, к творческому порождению идей, к обмену точками зрения. Он формирует интерес к теме, к предмету, к знанию

в целом, погружает студентов в состояние личностной осмысленности, воспитывает любовь к учению, противопоставляемую меркантильным «учебным» установкам. Омский преподаватель, кандидат психологических наук Н.И.Нелюбин пишет: «…Лектор вовсе не должен озвучивать заранее скомпонованное содержание, ему необходимо показывать студентам опыт размышления „здесь и теперь“, контекстуально и тематически релевантного* как ключевым вопросам изучаемого предмета, так и вопросам собственного бытия». (Нелюбин Н.И. Симулякр как единица современной образовательной коммуникации // Век глобализации. 2018. № 3. С. 139). Вышеизложенное относится не только к вузовской лекции, но и к школьному уроку; подчеркнуть это важно, когда всё больше слышится возгласов государственных мужей о необходимости вводить дистантное образование в том числе в школе. Вообще, образование носит коммуникативный характер, его отличают взаимное существование интеллекта и эмоций, обмен идеями, переживаниями, смыслами.

____

* Не вдаваясь в детали, можно сказать, что релевантность в широком смысле — это соответствие одного объекта другому. — Ред.

 

Подлинная лекция в наше время становится редкостью. Весьма часто мы видим формализм, отчуждённость, недостаток коммуникативности и диалогичности, обезличенность, совмещённые с требованиями соответствия количественным показателям (которые выдумываются чиновниками в ущерб качественным показателям), но несовместные с живой подлинностью. В этом случае преподаватель просто отчитывает текст, осуществляет формальную трансляцию курса. По справедливому замечанию французского философа Жана Бодрийяра, «обмен знаками (знания, культуры) в Университете между „обучающими“ и „обучаемыми“ является

с некоторых пор уже не более чем удвоенной коллизией горечи безразличия (безразличие знаков, влекущее за собой охлаждение социальных и человеческих отношений)… Университет остаётся местом безнадёжной инициации в пустую форму ценности, и тем, кто живёт в нём уже несколько лет, знакома эта странная работа, настоящая безнадёжность не-работы, не-знания. Так как современные поколения ещё грезят о том, чтобы читать, учиться, соперничать, но душа больше туда не вкладывается —

в общем, культурная аскетичная ментальность канула в Лету». (Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляция / Пер. с фр. и вступ. ст. О.А.Печенкиной. — Тула: Тульский полиграфист, 2013. C. 195—196).

Да, у лекций коэффициент полезного действия не всегда высокий, особенно когда наблюдаешь скучающих студентов. Но при отмене лекций никакие онлайн-курсы не заменят их ценности. Эти курсы имеют одно преимущество перед лекциями: они реализуются с помощью информационных технологий. Однако инфотехнологии — не панацея и не священная корова, которую следует внедрять в ущерб реальной пользе от образования. Конечно, можно учиться по книгам, методичкам, онлайн-курсам, но они

не заменят живого общения с преподавателем. Никакая содержательность знания не заменит жизни, воплощённой в образовательной коммуникации. Когда мы изымаем живое общение, мы вовсе не ведём образовательную систему к прогрессу. В таком случае подлинный опыт разменивается на грубую воспроизводимость, на формализм её величества безжизненной трансляции. Отжившим своё время явлением, от которого следует избавляться, выступают вовсе не лекции, а неолиберальная идеология, гробящая экономику, политику, культуру, образование.

Думаю, Кузьминов предлагал такую инициативу не в силу своего незнания, а, напротив, в силу своего знания пользы от лекций. Ведь когда изначально стоит цель ухудшить систему, ликвидатор (которого принято называть неолиберальным реформатором, оптимизатором) будет

её ухудшать, пользуясь знанием этой системы. Читатель может спросить: почему вы решили, что цель неолиберальных реформаторов — обязательно ухудшение системы образования? Для ответа на такой вопрос достаточно вспомнить множество неолиберальных реформ в России (и в других странах), реализованных после бесславного крушения Советского Союза. В данной статье нет места описывать все цунами крайне вредных результатов действий рыночников в сферах экономики, социальной политики, общественной инфраструктуры, культуры, социальных отношений. И вспоминание всего, ими устроенного, заставляет делать вывод, что позитивных для общества реформ они проводить

не могут в принципе. Этот вывод касается и области образования.

Позже, во время паники вокруг пандемии коронавируса, образовательные учреждения стали переводиться на дистантную форму. Это послужило серьёзной причиной снижения качества обучения и воспитания. Наверное, 2020 год можно назвать не только годом экономического кризиса как следствия карантина. Его ещё целесообразно поименовать годом резкого снижения образования как такового. Процесс ухудшения образования шёл и до 2020 года, но именно в этом — короновирусном — году он стал набирать обороты в скорости.

Как было сказано, при традиционном обучении происходит личностное взаимодействие, без которого в принципе невозможно обучать. Образование сопряжено с эмоциональностью, которую даёт именно полноценный человеческий контакт. Преподаватель, учитель не только транслирует материал, но и делает это определённым образом. Он вовлекает учащихся в учёбу, вызывает в них интерес. Эмоциональность, образность, живость общения позволяют лучше запоминать информацию и формируют отношение к ней. Это в значительно меньшей степени предусматривается при дистантном образовании.

Содержание образования — не только совокупность передаваемых сведений и фактов, а ещё и среда, вызывающая личностную мыслительную активность учащегося. Условно говоря, «сами стены способствуют». Именно в образовательных учреждениях они сподвигают к тому, чтобы люди учились. Вспоминаются многочисленные случаи, когда студенты с преподавателями уезжали в лагерь для продолжения обучения. Там проводились лекции и семинары, но педагоги работали с меньшей эффективностью, а учащиеся внимали информацию с меньшим энтузиазмом, в расслабленном состоянии. Это происходило потому, что атмосфера была иной, вне-учебной. Воздерживаясь от резкой критики таких выездов, замечу их нужность, но они должны быть дозированными. Речь идёт, конечно, не столько о стенах, сколько об общей обстановке. При дистанте она утрачивается. Вместо учебной обстановки сохраняется домашняя, которая вовсе не обязательно располагает к обучению. Соответственно, «стираются» навыки самоорганизации, дисциплины, усидчивости. При дефиците внешних стимулов самодисциплина будет развиваться далеко не у каждого; если внешние явления не заставляют ребёнка/подростка/студента учиться, ему трудно заставить себя это делать самостоятельно. Обычно стоит говорить даже

не о трудности, а об отсутствии необходимости (как думает немалое количество учащихся); большинству только дай волю, и из учащихся они по собственному желанию трансформируются в псевдоучащихся и праздно шатающихся. Контроль в системе образования выполняет наиважнейшую функцию. Недостаток внешних стимулов сказывается и

на качестве их работы. Дистант выражается не просто в избыточной,

а в абсолютной смене обстановки с учебной на вне-учебную или даже не-учебную. Студенту или школьнику теперь «позволительно» быть подключённым к лекции/уроку на аудиальном уровне, но при этом заниматься своими делами; так дух и буква образования, реальность и форма вступают в противоречие. Учащийся может смотреть/слушать лекцию, при этом отвлекаясь на любые домашние дела. Эта же проблема касается педагогов. Проводя семинарское занятие по аудиосвязи, преподаватель не ограничен в том, чтобы при прослушивании выступлений студентов и задавании им вопросов между делом включаться

в стороннюю переписку в соцсетях, готовку еды, рисование, пользование паяльником, мытьё посуды и т. д.; хозяйству-то свойственно накапливать различные дела. С иронией скажем, что, таким образом, дистантное образование даёт поле для развития в каждом студенте и преподавателе способностей Юлия Цезаря к одновременному выполнению различных видов деятельности.

Можно ли представить себе ситуацию, когда в традиционно-офлайновом* аудиторном пространстве педагог, слушая студентов, чистит картофель, будучи одетым в трико и майку? Представить-то вполне возможно, только такая игра фантазии именно потому вызывает улыбку, что полностью противоречит этическим нормам и, соответственно, реальности традиционных учебных занятий. Получается, удалённая система нейтрализует этические принципы. На уровне официальной риторики они остаются прежними. Однако фактически они серьёзно расшатываются. Давно известна социологическая истина: мы ведём себя более естественно и менее этично, когда нас никто не видит, и, соответственно, наше поведение отличается большей нормативностью в ситуации, где мы наблюдаемы другими людьми. Так вот дистант даёт возможность работать/учиться, скрываясь от глаз наблюдателей и тем самым вносит свой вклад в формирование «этики развязности».

____

* Термины «онлайн» (англ. online — «на линии») и «офлайн» (англ. offline — «вне линии») употребляются в компьютерных технологиях и телекоммуникациях. Касательно связи с Интернетом «онлайн» означает подключённость, а «офлайн» — отключённость. В компьютерной технике «онлайн» означает, что устройство включено и готово к работе, а «офлайн» — либо выключено, либо не имеет соединения по сети связи. — Ред.

 

Раньше в традиционной системе образования имела место такая шутка: если вещи студента лежат на парте, значит, студент присутствует. Сегодня, в более современной форме, она будет звучать примерно так: если учащийся подключён к учебному занятию, значит, он внимательно слушает. Ведь можно подключиться и уйти по своим делам или просто слушать невнимательно, параллельно занимаясь чем-то другим. Контроля нет, преподаватель не получает обратной связи от аудитории, которая может быть аудиторией лишь формально. Сам факт подключения не указывает на наличие аудитории, на действительное присутствие. Лектор сталкивается с риском вещать «в пустоту». Он видит список студентов, которые подключены к вещанию, но не способен проконтролировать, подключено ли к нему их внимание.

Ещё один аспект дистанта — феномен «мерцающего студента». Каждый учащийся может в любое время отключиться от занятия, подобно тому, как просто выйти из аудитории, при этом не привлекая к себе внимания. В один момент занятия студент подключён к процессу, а в другой момент подключение отсутствует; он становится мерцающим, так как он то есть, то его нет. И если преподаватель оценивает студентов в том числе за присутствие, он просто не знает, что таким праздно шатающимся ставить. Делить оценку на два? Да и в целом феномен «мерцающего студента» отличается тем, что это мерцание трудно заметить. Не будет ведь преподаватель постоянно в течение каждого занятия просматривать список присутствующих, особенно если группа большая.

При удалённой системе пропадает обучение навыку публичного выступления. В значительно меньшей степени развиваются умения участвовать в групповых дискуссиях и в целом устно излагать свои мысли. «Выпадают» некоторые формы аудиторной/урочной деятельности (экспериментальной или лабораторной работы).

Касательно методов оценки при дистантном образовании выразимся так: представьте себе ученика, который сдаёт стихи Пушкина наизусть через специальный чат. Нередко студент решает задания, прибегая к помощи других людей, или вообще переадресует кому-либо

из близких решение. Бесконтактное взаимодействие создаёт значительную трудность проверить знания студента и определить, самостоятельно он делает задание или это делает «заместитель», в том числе поисковая строка Яндекса. Да, есть методы, согласно которым преподаватель, пользуясь видеочатом, следит за тем, чтобы студент самостоятельно выполнял задания. Но эти методы используются далеко

не всегда, и они тоже не ограждают от возможности списывания и других фальсификаций. Не во всех случаях получается задавать такие вопросы, при поиска ответа на которые гуглить бесполезно. Переход

на дистант расширит поле возможностей для таких форм несамостоятельного обучения (не-обучение), как использование «заместителя» или загугливание информации.

Принято считать, что есть профессии, по которым невозможно подготовить посредством заочной формы обучения. Более того, скажем даже так: ни одной профессии нельзя эффективно подготовить путём лишь заочки. Аналогичное можно утверждать про дистант. Дело

не только в том, что трудно представить себе хирурга, который учился удалённо; современная инновационистика, исходящая от наших властей, позволяет уместить в воображении реальность существования такого «специалиста». Дело ещё в том, что и представители иных профессий будут крайне низкоквалифицированными, если их подготовка ограничится удалённым подходом.

После перехода на дистанционный режим выхолащивается воспитательная функция школы. Можно сколько угодно упрекать традиционную школу в том, что она недостаточно качественно воспитывает. Но воспитывать детей по удалённой системе невозможно. И поскольку обучение и воспитание — две главные составляющие образования, следует сделать вывод, что оно теряет одну из них. Значит, само по себе понятие «дистантное образование» неудовлетворительно, оно содержит противоречие в себе самом. А так как обучение тоже весьма страдает под гнётом вездесущего дистанта, этот кирпичик образования также обесценивается, и от образования как такового не остаётся почти ничего.

Дистант отрицает то, что предусматривает «старая» система,— социализацию. Ученик благодаря традиционной школе приобщается к социальному опыту, учится взаимодействовать с окружающими, в том числе

с представителями противоположного пола. Он учится правильно общаться, помогать другим, дружить. Полный перевод школы на дистант отбросит в сторону целый комплекс умений и навыков, которые вроде бы не вписаны официально в функции школы, но которые в том числе благодаря

ей прививаются детям. Этот личностный багаж необходим каждому для вхождения в общественную жизнь. Дистант не помогает ребёнку социализироваться. Современное общество и без этого крайне атомизировано, разделено, в нём всё меньше и меньше наблюдается поддержки человека человеком, взаимопомощь, солидарность; а посредством широко развитого дистанта общественная атомизация достигнет ещё большего уровня. Дистант приведёт к тому, что мы станем более удалёнными друг от друга.

Нынешние поколения страдают компьютерной зависимостью. Посредством дистанционного образования увеличится время использования ребёнком компьютера, что отразится на целом ряде аспектов, связанных со здоровьем. Сюда стоит отнести нагрузку на зрение, ухудшение осанки и т. д.

Чисто психологически учитель/преподаватель станет испытывать меньше эмоций по отношению к ученикам/студентам и, соответственно, в меньшей степени будет заинтересован в их развитии. Ведь они

из реальных собеседников, из живых людей превратятся для него чуть ли не в фотографии из социальной сети. Он их будет меньше видеть и слышать при разрушении реальности общения. Это отразится на качестве его профессиональной деятельности.

Дистанционное образование сопряжено также с трудностями материального характера. Не у всех детей имеются компьютеры и постоянный доступ к Интернету. Доступ к сети может быть плохим в определённом регионе или же сеть может находиться вне зоны досягаемости для отдельных семей. В ряде мест нашей обширной страны (как это

ни странно прозвучит для многих жителей крупных городов) отсутствует доступ к Интернету. Некоторые семьи находятся за чертой бедности, у них имеется сложность в обеспечении детей личным компьютером.

Может не хватать домашнего пространства для более или менее комфортной деятельности ученика, которому нужно уединяться в отдельной комнате во время онлайн-учёбы. Вот проживает семья из трёх или даже четырёх человек в однокомнатной квартире, и некуда ребёнку податься с компьютером для того, чтобы сосредоточиться на общении с преподавателем. Аналогичные проблемы есть также у школьных учителей и вузовских преподавателей.

Одна из проблем, с которыми столкнулось российское образование при реализации дистантного подхода — проблема техническая. Время от времени возникают трудности со звуком и видеоизображением; пропадает то и другое. Залог «качественного» дистанта — качественная и всем доступная трансляция, которая пока остаётся дефицитной. Так, идёт госэкзамен или защита дипломной работы. Один из студентов столкнулся с проблемами в подключении, и он рискует провалить сдачу или защиту вследствие своей технической (а вовсе не академической) безграмотности. Получается, его учебная успешность зависит

в немалой степени от эффективности работы компьютера и Интернета. Тут следует вспомнить социологическую концепцию «общества риска», согласно которой многие нововведения в технике, с одной стороны, делают нашу жизнь комфортной, а с другой, создают различные риски как в ситуативном, так и в максимально глобальном (и даже катастрофичном) смысле; например, неполадки в сложных системах могут привести к отключению энергии целого города, взрыву электростанции и т. п.

Сегодня раздаётся огромное количество хвалебных слов в отношении дистантного образования. Так, оно превозносится как удобное, позволяющее вовлекаться в учебный процесс, находясь в любой географической точке планеты. Но обсуждаемые позитивные стороны новомодной методики не отменяют высказанные негативные моменты,

не «снимают» их и не способны затмить собой их действительную проблемность и катастрофичность.

Да, в условиях пандемии переход на удалённое образование стал некоторой вынужденной мерой, так сказать, необходимым злом.

Но суть-то в том, что «реформаторы» всегда его именуют благом, полностью отказываясь от традиционных форм.

Особого рассмотрения заслуживает избирательность борьбы с пандемией в контексте функционирования образовательной системы. Сначала почти всё образование перевели на дистант. Затем стали делать «послабления». В ряде вузов студентов-очников вернули в лоно прежнего — офлайнового — обучения, а студентов заочного отделения оставили на дистанте. Выходит, очников не жаль? Или они априори

устойчивы к ковиду? Да и в целом реализуемые властью меры против пандемии отличаются поразительной непоследовательностью.

В общем, дистанционное образование не решает уже имеющиеся проблемы, а создаёт новые. Как и многие другие «реформы» российских властей, перевод образования на удалённую систему — большая проблема. Реализуемые подходы к образованию являются залогом обученности и воспитанности будущих поколений. Дистант не имеет возможности сделать новые поколения более разносторонними в интеллектуальном смысле, более квалифицированными и более состоятельными в нравственном плане.

Остаётся надеяться, что дистантное образование — исключительно веяние времени, а не дух новой эпохи. Хочется думать, что оно, как и ряд других ослабляющих образование мер, будет отменено. Однако, глядя на то, как планомерно продолжает проводиться неолиберальная политика в целом, возникает убеждение, будто такая надежда — верх оптимизма, который весьма далёк от реализма. Поэтому фигурирует на совсем недалёком горизонте вероятность сохранения дистанта, его ещё более глубокого проникновения в сферу образования и замещения им традиционной формы. И это — проблема далеко не только России. Так, итальянский философ Джорджо Агамбен, предсказывая наступление технического варварства, пишет: «Пандемия будет использоваться в качестве предлога для всё более широкого распространения цифровых технологий». (Агамбен Дж. Реквием по студентам // Центр политического анализа. URL: https://centerforpoliticsanalysis.ru/position/read/id/rekviem-po-studentam). Только позиция Агамбена отличается неоправданной мягкостью. Следует сделать ещё один шаг вперёд и называть пандемию уже не предлогом распространения цифровых технологий, а предлогом разрушения образования. И те технизация и цифровизация, которые усиленно проводятся, как раз играют на руку именно техническому варварству.

На примере обсуждаемой проблемы мы видим реальность: некоторые элементы научно-технического прогресса функционируют в интересах регресса. Далее Агамбен сравнивает профессоров, которые массово согласились подчиниться диктатуре и вести курсы онлайн, с теми профессорами, которые ранее поклялись в верности фашистскому режиму. Сравнение, конечно, слишком далеко идущее, но если брать во внимание реалии российского конформного и атомизированного сообщества, оно полностью и практически безропотно согласилось подчиниться диктатуре. Впрочем, оно и раньше проявляло покорность перед лицом ряда антиобразовательных (и антинародных) решений, которые принимали власть имущие.

Неолиберальные реформаторы вполне могут использовать пандемию как повод для дальнейшего повержения образования. Ведь им ничто

не мешает (в духе описанного канадской журналисткой, писательницей и социологом Наоми Кляйн «капитализма катастроф»; Кляйн Н. Доктрина шока / Пер. с англ. — М.: Изд-во «Добрая книга», 2009) однажды лживо отрапортовать, заявив: эксперимент прошёл положительно, он позволил многого добиться, решить ряд проблем и т. д. И после этих успокаивающих общество слов они могут оставить статус-кво — но не тот статус-кво, который был когда-то, а новый — антиобразовательный.

Помимо дистанта, российское образование переполнено деструктивными тенденциями, многие из которых были созданы политикой властей (см. об этом подробнее: Ильин А.Н. Образование, поверженное реформами. — М.: Университетская книга, 2020). И для их ликвидации требуется написание и реализация целостной и чёткой программы — программы настоящего реформирования образовательной системы, а не того «реформирования», которое проводит истеблишмент.

Но без давления на власть снизу любая — даже вроде самая продуманная — программа останется гласом вопиющего в пустыне.

Наши рекомендации не опираются на принципиальное создание чего-то нового. Как говорится, новое — это хорошо забытое старое. Важными могут быть рекомендации не только по созданию новизны, но также и по воздержанию от разрушения. В некоторых случаях лучшая реформа — это отказ от «реформ», то есть ликвидация инициатив, разрушающих образовательную систему. Когда появляются новые модели, техники и технологии, их следует всегда подвергать критической проверке и только полезные из них внедрять в существующую систему.

Итак, необходимо:

1) снизить уровень бюрократизации образования, убрать балльно-рейтинговую систему и прочие сомнительные меры контроля. Сейчас работа с документами становится более важной и требующей чуть ли не больше времени, чем собственно трудовая деятельность. Банально говорить, что непосредственная работа с учащимися, направленная на их обучение и воспитание, значительно важнее, чем бумажная волокита. Однако очевидную правильность этой простой, можно сказать, азбучной мысли, видимо, не желают понимать «реформаторы»;

2) отойти от Болонской системы в целом, от ЕГЭ и от возвеличивания тестовых методик, вернуться к классическим методам сдачи зачетов и экзаменов;

3) отказаться от коммерциализации образования, обеспечить значительно более серьёзную финансовую поддержку образовательных институтов. Речь идёт о финансировании именно образования, а не губящих образование «реформ». Так удастся обеспечить материальную доступность (бесплатность) образования и тем самым затормозить процесс социального, экономического и интеллектуального расслоения. Так удастся защитить образование и науку от разложения, вызванного коммерциализацией и недофинансированием. Инвестиции в образование не являются расходами, так как чем более образован человек, тем больший вклад в развитие страны он может внести;

4) помнить, что «кушать» хотят не только прикладные разработки,

но и фундаментальная наука. Недопустимо дискриминировать её, обделять финансированием;

5) в целом повысить уровень финансирования науки, помня, что

её разработки создают добавленную стоимость, а основанные на науке технологии сокращают затраты производства, создают экономические прорывы, что знание — это богатство и основа развития;

6) обеспечить новую модель общественного контроля средств массовой информации. Нужна решительная информационная борьба с культивированием ценностного поля потребительской культуры (а точнее, потребительского бескультурья). Тогда ценности, связанные с образованием и развитием (в самом широком смысле этого слова), предстанут более актуальными, чем культивируемые потребкультом «ценности» индивидуализма, эгоизм, амбиции (не подкрепляемые высокой квалификацией), коррупция, связи и знакомства вместо профессионального мастерства;

7) инициировать тенденцию положительного позиционирования учёных, учителей и преподавателей вместо демонстрации звёзд шоу-бизнеса и различных представителей так называемого «креативного* класса». Это нововведение создаст позитивный имидж работников научной и образовательной сферы в глазах общественности, вернёт

им высокий социальный статус и престиж. Оно сформирует притягательный имидж науки, профессионализации и обучения, возведёт

их в ранг неоспоримых социальных ценностей;

____

* Креативный — творческий, созидательный, новаторский. — Ред.

 

8) к формированию позитивного имиджа добавить действительное повышение социального статуса учителя и учёного в экономическом плане;

9) пересмотреть нововведения, связанные с отходом от рациональности в образовании — его мистификацией. Мистическим и религиозным формам сознания, конечно, есть место в обществе. Но образование и наука должны быть от них закрыты;

10) бороться с коррупцией в сфере образования, в том числе с «узаконенной» коррупцией (написанием квалификационных работ за деньги);

11) отказаться от продвижения бессодержательных подходов и концептов типа компетентностного подхода и представления образования как услуги;

12) отойти от инициатив, нарушающих принцип светскости в школе;

13) отойти от так называемой демократизации школы и, соответственно, от происходящего процесса содержательного обеднения образования, от апологии его лёгкости и интеллектуальной вседоступности, от «педагогики вседозволенности». Разумеется, это не означает, что учителю следует отбросить в сторону метод стимулирования ученика

к высказыванию собственного мнения относительно тех или иных проблем, обсуждаемых в рамках курса. Это означает в первую очередь отказ от постановки оценок «просто так», за плату, а не за знания;

14) прислушиваться к мнению учёных, педагогов и заинтересованных представителей общественности при принятии решений в деле управления образованием и наукой, смело обращаться к диалогу с ними;

15) вернуть образованию его воспитательную функцию, которая формирует в обществе здоровую нравственность;

16) сделать образование содержательно насыщенным, качественным, стимулирующим мышление, понимание, создающим не только знающего и умеющего, но и думающего человека.

К сказанному добавим тезис о необходимости повышения социальной ответственности политиков, чёткого определения государственной программы развития и построения в соответствии с ней модели образования. Без национальной — подлинно социалистической — идеи страна находится в состоянии «не знаю, куда иду». Вспоминается высказывание английского писателя Льюиса Кэрролла: «Если не знаешь, куда хочешь попасть, тогда всё равно, куда идти». Во времена президентства сдавшего национальные интересы Б.Ельцина курс российского корабля представлял собой планомерное и целенаправленное движение к пропасти самого оголтелого неолиберализма. Сегодня корабль просто бесцельно плывёт по волнам, периодически садясь

на мель и наталкиваясь на рифы; реализуемая политика в чём-то смягчила присущую ей неолиберальную антинародность, однако последняя осталась жить и процветать, противопоставляя себя развитию страны. Такой вариант более предпочтителен, чем политика «лихих 90-х», однако необходим чёткий курс, который вместо неолиберальной бездны или неясности направлен к новым берегам с плодородной почвой.

Понятно, приведённый список рекомендаций-предложений не стоит воспринимать как абсолютно полный. Для создания исчерпывающего перечня надо продолжать анализировать проблемы и пути их решения. Однако предложенные рекомендации — это эскиз подлинного, эффективного и социально необходимого реформирования образования, его настоящей модернизации. Текущие «модернизация» и «оптимизация» ведут лишь к тому, что всё большее и большее число «образованных» людей может с абсолютным достоинством провозгласить: «я точно знаю, что ничего не знаю». И эта фраза будет иметь мало содержательных сходств с мыслью, высказанной древним мыслителем.

С одной стороны, без качественного и доступного (а значит, противоречащего неолиберальным нормам) образования невозможно общество будущего, которому в реальности будут присущи черты, формируемые достойной образовательной системой — умение мыслить; желание учиться; высокий уровень знаний, умений и навыков; достаточный моральный облик и т. д. Также и создание новых поколений интеллигенции не представляется реалистичным при соответствующем образовании. С другой стороны, без отхода от рыночных догм в целом невозможно привести систему образования в надлежащий вид. Аналогичным образом, нецелесообразно рассматривать убийственное реформирование образования в отрыве от не менее антинародных проектов властей в других сферах: приватизация госсобственности, пенсионная «реформа», борьба с социальными правами и т. п. Таким образом, необходимо активное участие социума в политике и продвижение им действительно необходимых проектов — необходимых обществу, а не отдельным чиновникам, олигархату или транснациональному капиталу.

Версия для печати