Потерянное тридцатилетие С.В.Кожемякин Итоги развития Средней Азии и Казахстана и штрихи будущего
КОЖЕМЯКИН СЕРГЕЙ ВАЛЕРЬЕВИЧ, собственный корреспондент газеты «Правда», кандидат политических наук. (Киргизская Республика, г. Бишкек).
Уходящий 2021 год можно назвать рубежным для постсоветского пространства. Дело не только в 30-летии независимости образовавшихся на месте разрушенного Советского Союза республик, хотя этот юбилей сам по себе подталкивает к подведению итогов и анализу перспектив. Круглая дата совпала с судьбоносными событиями, которые задают развитие постсоветских государств на десятилетия вперёд.
Во-первых, это пандемия коронавируса. Продолжаясь второй год подряд, в некоторых республиках она достигла максимального размаха именно в 2021 году.
Во-вторых, социально-экономический кризис. Толчком к нему стала вспышка COVID-19, но его глубина предопределена предыдущим развитием.
В-третьих, обострение международных отношений. Большая зависимость постсоветских стран от глобальных «центров силы» делает
их объектами межимпериалистических противоречий, что сказывается на происходящих здесь процессах.
В данной статье мы рассмотрим основные итоги тридцатилетнего развития республик Средней Азии и Казахстана и выделим главные направления их движения вперёд по «ленте времени». Несмотря на ряд различий, регион развивается по общему вектору. Это позволяет выделить общие для всех пяти государств тенденции.
Жертвы капитализма
Тридцать лет — немалый срок для страны. По крайней мере, он достаточен для того, чтобы стала понятна правильность (или неправильность) выбранного пути, а правящие режимы сдали экзамен на «аттестат зрелости». Если вспомнить СССР, то за тридцать лет социалистического развития он сумел справиться с Гражданской войной и иностранной военной интервенцией, восстановить народное хозяйство и, проведя индустриализацию, стать мировой промышленной и военно-политической державой. Наконец, страна победила в невиданной по своему размаху и тяжести войне.
Тогда же были заложены основы развития республик Средней Азии и Казахстана. Из отсталой окраины Российской империи они превратились в экономически, социально и культурно развитые территории. Успешность прогресса иллюстрирует Индекс человеческого развития (ИЧР). Начиная с 1990 года, он ежегодно рассчитывается Программой развития ООН для регионов, государств и их отдельных административно-территориальных единиц. Основу ИЧР составляют данные об уровне жизни и её продолжительности, грамотности и времени обучения.
Анализ этого показателя за последние тридцать лет даёт представление о том, на каком уровне находился регион, и что он потерял в результате отказа от социализма и Советской власти. Рассмотрим положение республик Средней Азии и Казахстана в отчётах за 1990, 2000 и 2019 годы. Для сравнения приведём динамику того же показателя для ряда других азиатских стран. Сразу нужно отметить, что, хотя в 1990 году ещё существовал единый СССР, в рейтинг по уровню ИЧР были включены несколько советских республик, в том числе Казахстан, Киргизия и Таджикистан. Данные по Узбекистану начали публиковаться, начиная с 2000 года, а по Туркмении — и того позже, что затрудняет информативное сравнение.
Динамика Индекса человеческого развития в 1990—2019 годы
Страна Индекс страны Место страны
1990 г. 2000 г. 2019 г. 1990 г. 2000 г. 2019 г.
Казахстан 0,690 0,685 0,825 54 74 51
Киргизия 0,641 0,620 0,697 70 104 120
Узбекистан 0,599 0,720 110 106
Таджикистан 0,617 0,555 0,668 76 119 125
Китай 0,499 0,588 0,761 103 112 85
Иран 0,565 0,658 0,783 92 90 70
Турция 0,583 0,660 0,820 85 88 54
Малайзия 0,643 0,723 0,810 69 55 62
____
Источник: countryeconomy.com/hdi
Таким образом, даже в 1990 году, когда уже дали знать о себе вызванные «перестройкой» кризисные явления, советские республики находились в верхней части рейтинга и опережали (либо находились на примерно одном уровне) такие развитые нынче страны, как Китай, Турция, Иран или Малайзия. В последующее десятилетие произошёл драматический обвал. Затем индекс возобновил рост, однако позиции Киргизии и Таджикистана в ряду других государств продолжили снижение.
Казахстан и Узбекистан несколько «отыграли» падение, но здесь нужно учитывать такой фактор, как неравенство. Если в советское время жизненные блага, а, следовательно, составляющие ИЧР показатели распределялись более или менее одинаково, то теперь они сильно различаются в зависимости от региона. Например, ИЧР столицы Узбекистана — Ташкента — по состоянию на 2018 год составлял 0,805, что соответствовало уровню Турции и Малайзии, а индекс Каракалпакской автономной республики (0,619) равен ИЧР Бангладеш и Бутана — одних из беднейших стран Азии. (См.: List of regions of Uzbekistan by Human Development Index: https://en.wikipedia.org/wiki/List_of_regions_of_Uzbekistan_by_Human_Development_Index).
Степень увеличения неравенства демонстрирует динамика Индекса Джини, с помощью которого можно узнать глубину расслоения общества по доходам. Чем дальше его значение отклоняется от нуля и приближается к 100, тем в большей степени доходы сконцентрированы в верхних слоях. В Казахстане Индекс Джини вырос с 20 в 1991 году до 40 в 2005 году.
В Киргизии за первое десятилетие независимости показатель увеличился с 27 до 41, в Узбекистане — с 28 до 48, в Таджикистане — с 28 до 47. (См.: Spoor M. Globalisation, poverty and conflict: A «critical development» reader: https://www.researchgate.net/publication/293134569_Globalisation_poverty_and_conflict_A_critical_dev....
В последующее десятилетие расслоение несколько уменьшилось,
но, начиная с 2013—2015 годов, возобновило свой рост. Дополнительный толчок этому придала пандемия, о чём будет подробно сказано ниже.
Последствия «демократического перехода» хорошо иллюстрируют показатели потребления основных продуктов питания.
Душевое потребление основных продуктов питания
в 1989—2020 годы
Казахстан, Киргизия, Таджикистан,
кг в год кг в год кг в год
1989 2020 1989 2020 1989 2019
Мясо и мясопродукты 70 84 51 22 29 13
Молоко и
молокопродукты 305 259 278 84 162 64
Яйца, штук 225 199 152 85 118 96
Рыба и рыбопродукты 10,1 15 6,2 1,2 3,8 0,48
Сахар и кондитерские
изделия в пересчёте 37 43 34 13 27 15
на сахар
Масло растительное
и другие жиры 11 17 10 11 12 17
Фрукты и ягоды 22 79 17 30 26 33
Картофель 77 50 70 42 33 42
Овощи и бахчевые 84 86 91 82 91 86
Хлеб и хлебопродукты 138 140 141 122 173 159
Даже в сравнительно более благополучном Казахстане до сих пор не достигнуты советские показатели по среднегодовому потреблению молока и молочных продуктов, яиц. В Киргизии и Таджикистане резко снизилось потребление животных белков (мясо, молоко, яйца), а также сахара и кондитерских изделий. Основным источником калорий после 1991 года стали не белки, а углеводы. Подобный перекос нарушает витаминный обмен и отрицательно сказывается на здоровье людей.
Рассматривая нынешнюю ситуацию, необходимо опять-таки иметь
в виду возросшее неравенство. В Бюро национальной статистики Казахстана признают: «Сохраняется значительная дифференциация
по потреблению продуктов питания между крайними децильными группами. Так 10% наименее обеспеченного населения по сравнению с 10% наиболее обеспеченного в 4,5 раза меньше потребляло рыбы и морепродуктов, мяса и мясопродуктов, фруктов — в 3,4 раза, молока и молочных продуктов — в 3,1 раза, яиц — в 3 раза». (См.: О потреблении продуктов питания в домашних хозяйствах Республики Казахстан: https://stat.gov.kz/api/getFile/?docId=ESTAT414438).
Об этом же говорит официальная статистика Таджикистана. По её данным, в наиболее обеспеченной группе населения потребление мяса и
мясопродуктов в 2,2 раза выше, чем в наименее обеспеченной. По яйцам разрыв составляет 1,8 раза, по фруктам и ягодам — 2,1 раза. (См.: Продовольственная безопасность и бедность: http://stat.ww.tj/publications/September2019/2-2019__russ..pdf).
Разрушение СССР вернуло миллионы жителей региона в состояние острого недоедания, изжитого за несколько десятилетий до этого. Согласно нормам, разработанным Всемирной продовольственной программой ООН, суточная энергетическая ценность потребляемых продуктов
не должна быть ниже 2 100 ккал. Это обеспечивает нормальное протекание физиологических процессов. Однако по состоянию на 2000 год калорийность питания среднестатистического жителя составляла 1 924 ккал
в Казахстане, 1 895 ккал в Таджикистане и 1 783 ккал в Киргизии.
К настоящему времени минимальный порог преодолён во всех трёх республиках и составляет, соответственно, 3 425, 2 547 и 2 272 ккал. Но прогресс коснулся далеко не всех. В Таджикистане доля страдающих от недоедания жителей оценивается в 30 с лишним процентов. В Казахстане этот показатель, по официальным данным, составляет 4,4% жителей, но при этом нужно уточнить, что минимальной потребностью считается не 2 100,
а 1 863 ккал. В Киргизии по состоянию на 2020 год 45,3% населения потребляло менее 2 100 ккал в сутки. (См.: Анализ бедности, продовольственной безопасности и питания в Кыргызской Республике: https://reliefweb.int/sites/reliefweb.int/files/resources/WFP-0000133155.pdf).
Следствием разрушения Советского Союза и рыночных реформ, проводившихся новыми «демократическими» режимами, стало огромное число преждевременных смертей и поломанных судеб. О масштабе трагедии можно судить по такому источнику, как сделанный в 1990 году прогноз населения советских республик. Он был сделан, исходя из долговременных тенденций рождаемости и смертности, половозрастной структуры населения, миграционных процессов. Согласно этому прогнозу, к 2015 году население Средней Азии и Казахстана должно было достичь 83 миллионов. (См.: Сборник статистических материалов 1990 г. — М., 1991. С. 64—66). В действительности оно составило 69 миллионов. Разница по странам выглядит так.
Ожидаемая и фактическая численность населения
Страна Население в 2015 г. Население в 2015 г. Расхождение,
(прогноз), млн. чел. (факт), млн. чел. млн. чел.
Казахстан 23,4 17, 5 - 5,9
Киргизия 7,3 5,9 - 1,4
Таджикистан 10,1 8,5 - 1,6
Туркмения 6 5,6 - 0,4
Узбекистан 36,3 31,3 - 5
По меньшей мере 14 миллионов человек стали жертвами увеличения смертности и снижения рождаемости, резко возросшего миграционного оттока. Или, другими словами, жертвами капитализма, навязанного народам постсоветских республик. Суд истории, а вместе с ним, будем надеяться, и человеческий суд, вынесут свой справедливый вердикт этому преступлению.
Проваленный экзамен пандемии
Глубинной сутью рыночных реформ стало смещение главных критериев и ценностей социально-экономического развития. Если прежде ими были человеческие жизни, здоровье, благополучие для всех, то теперь всё оказалось подчинено прибыли. Наличие денег, гарантирующее платёжеспособный спрос, обеспечивает индивиду более или менее сносное существование. Малоимущие же граждане, составляющие большинство населения постсоветских республик, поставлены
на грань выживания в прямом смысле этого слова.
На протяжении тридцати лет правящим классам удавалось довольно-таки успешно скрывать этот раскол общества на полноправных и отверженных. Государственная пропаганда оперировала постулатами демократии, свободы и прав человека, старательно умалчивая, что при капитализме их реализация напрямую зависит от материального положения. Отсутствие денег делает людей ограниченными в их реальных правах, превращает их в парий буржуазного общества.
Пандемия коронавирусной инфекции нанесла серьёзный удар по этим манипулятивным схемам. Она обнажила порочность общественного устройства Казахстана и республик Средней Азии. Так, выяснилась неспособность систем здравоохранения эффективно противостоять вспышке заболевания. На протяжении многих лет медицина ослаблялась под лозунгом «оптимизации», в основу которой был положен критерий прибыльности. Это привело к деградации всех важнейших показателей, включая размеры коечного фонда, количество врачей и т. д.
Беспристрастную картину изменений даёт анализ статистических материалов. В Киргизии в 1989 году насчитывалось почти 52 тысячи коек, а по состоянию на начало 2020 года их количество сократилось вдвое, до 26,6 тысячи. При этом численность терапевтических коек уменьшилась с 10,4 до 4,9 тысячи, а инфекционных — с 5,2 до 1,8 тысячи. Реальные масштабы оптимизации ещё плачевнее, ведь население страны увеличилось за тридцать лет более чем на треть.
Другим наглядным показателем состояния дел в здравоохранении является численность медицинских работников. Перед разрушением СССР в Киргизии было 15,8 тысячи врачей (36,6 на 10 тысяч жителей). Сегодня эта цифра составляет 14,2 тысячи (22 на 10 тысяч жителей). Ещё сильнее сократилась численность среднего медперсонала —
с 44,4 до 35,4 тысячи (или со 102 до 55 на 10 тысяч жителей).
Столь же разрушительные процессы затронули здравоохранение Казахстана. Причём падение основных показателей имело два пика —
в 1990-е и в самые последние годы. В рамках программы развития системы здравоохранения на 2016—2019 годы сокращались «избыточные» мощности и поощрялось развитие частной медицины. В итоге только
с 2017 по 2018 год общее количество больничных организаций снизилось с 853 до 788, а частных — увеличилось со 176 до 194. За то же время с 22 до 18 сократилось число станций скорой медицинской помощи.
По сравнению с советским временем количество койко-мест рухнуло с 225 до 98 тысяч, или со 136 до 52 на 10 тысяч жителей. К этому нужно добавить региональные различия. Если в двух «столичных» городах — Нур-Султане и Алма-Ате — на 10 тысяч граждан приходится по 62 койки, то, например, в Чимкенте — всего 33. Особенно заметное падение пережило количество инфекционных коек. Обеспеченность ими упала с 10,2 до 3,2 на 10 тысяч населения. Дефицит врачей, по признанию властей, составляет почти 4 тысячи специалистов.
Не остался в стороне Таджикистан. Совокупное количество больничных коек сократилось здесь с 55 до 40 тысяч, или со 105 до 44 на 10 тысяч жителей, а инфекционных — с 5,9 до 3,7 тысячи (с 11,3 до 3,9
на 10 тысяч жителей). Количество врачей в республике по сравнению
с 1989 годом немного выросло, но с учётом 70-процентного роста населения обеспеченность медицинским персоналом сильно снизилась.
Ещё более драматические последствия имел отказ от социализма для Узбекистана. Хотя население страны увеличилось за тридцать лет с 20
до 34 миллионов человек, количество больничных учреждений снизилось
с 1 388 до 1 165, а койко-мест — с 259 до 153 тысяч. Обеспеченность койками сократилась со 123 до 46 на 10 тысяч жителей. В ряде регионов изменения оказались ещё кардинальнее. Так, в Бухарской области коечный фонд уменьшился с 18 до 7 тысяч, в Ташкентской — с 27 до 9,9 тысячи.
Проблемы здравоохранения этим не исчерпываются. Из-за низкого — действительно остаточного! — уровня бюджетных трат доходы медицинских работников являются мизерными. Они намного меньше средних зарплат по странам. Например, в Киргизии семейный врач высшей категории со стажем свыше 30 лет получает меньше 14 тысяч сомов (11,5 тыс. руб. по текущему курсу), а в среднем зарплата работников здравоохранения составляет 10,5 тысяч сомов (8,8 тыс. руб.). В Таджикистане, согласно официальной статистике, медики получают 800 сомони (5 тыс. руб.), в Узбекистане — 1,5 миллиона сумов (10 тыс. руб.). В итоге значительную часть медицинского персонала составляют люди пенсионного и предпенсионного возраста. Например, в Киргизии их доля составляет 63, в Казахстане — 60%.
В результате коронавирус собрал в регионе свою страшную «жатву». По состоянию на начало ноября 2021 года официальное количество жертв пандемии составило 21,2 тысячи, хотя эти цифры наверняка сильно занижены. Так, власти Туркмении до сих пор не признают случаев заболевания COVID-19, хотя целый ряд источников говорит о тяжелейшей эпидемиологической ситуации. (См.: Правда, 5—6 октября 2021 г.). Таджикское руководство, со своей стороны, объявило о «полном уничтожении коронавируса» в начале января 2021 года, в аккурат перед посланием президента Эмомали Рахмона парламенту. Лишь в конце июня того же года чиновники признали, что инфекция в республике есть.
Об истинных масштабах проблемы можно судить по избыточной смертности — превышении количества смертей над средними показателями предыдущих пяти лет. Например, в Таджикистане в 2020 году она составила 8,6 тысячи (официальное число жертв коронавируса — 90 человек). В Киргизии этот показатель равен 6,4 тысячи (число признанных смертей от COVID-19 — 1,5 тысячи), в Казахстане — 28,2 тысячи (2,2 тысячи), в Узбекистане — 20,2 тысячи (600). Даже с учётом того, что туркменские власти скрывают статистику, в сумме это даёт 63,4 тысячи. Является ли коронавирус виновником этих смертей, вопрос дискусионный. Несомненно, однако, что решающую роль здесь сыграло ослабление возможностей здравоохранения и, в целом, системы социального обеспечения в постсоветский период.
Реагирование властей региона на проблему высветило и другие пороки. Среди них коррупция и низкая эффективность государственных органов. В марте 2020 года, после первых выявленных случаев заражения власти Киргизии заявляли о 550 работающих аппаратах искусственной вентиляции лёгких и обещали закупить ещё несколько сотен. В начале июля выяснилось, что их количество не только не увеличилось, а сократилось. Минздрав отчитался о 493 аппаратах ИВЛ, сообщив об остром дефиците. И это несмотря на сотни миллионов долларов, полученных в качестве помощи от зарубежных государств и финансовых институтов.
Протокол лечения с использованием антикоагулянтов был рекомендован медиками в мае, но утверждён минздравом только в июле после лавинообразного роста смертей. В результате необходимые препараты не были вовремя завезены в страну. В республиканской инфекционной больнице в разгар пандемии многие койки оставались пустыми, поскольку их забронировали чиновники на случай заражения.
Немало было случаев откровенной коррупции. Средства индивидуальной защиты закупались по 6 тыс. сомов при стоимости 650 сомов. В областном центре Нарыне на одноэтажную больницу из легковозводимых конструкций потратили 80 миллионов сомов (70 млн руб.), даже не завершив строительство. В то же время недавно построенное в этом городе капитальное здание клиники в два этажа и с полным оснащением обошлось
в 62 миллиона сомов (56 млн руб.). (См.: Правда, 9—10 февраля 2021 г.).
Хищения чиновниками средств, выделенных на борьбу с коронавирусом, отмечались в Казахстане. Были выявлены многочисленные случаи закупки по завышенной цене аппаратов ИВЛ, нарушения при назначении дополнительных выплат медикам, кражи и перепродажи финансируемых государством лекарств, вакцин и предметов медицинского назначения и т. д. Всего к июлю 2021 года было зафиксировано свыше 100 коррупционных правонарушений. (См.: Рузанов Р.М., Жарлыгасинов Т.М. Коррупция в сфере здравоохранения в период пандемии Covid-19: причины, последствия и меры противодействия // Экономика: стратегия и практика. 2021. № 3. С. 217—226).
В Узбекистане только за первые месяцы пандемии было возбуждено свыше десяти уголовных дел, связанных с нецелевым использованием средств, выделенных на борьбу с коронавирусом. Так, руководители санитарно-эпидемиологических органов Андижанской, Наманганской, Навоийской и Кашкадаринской областей присвоили от 16 до 90 тысяч долларов каждый. Общая сумма хищений достигла 172 тысяч долларов. (См.: В санэпидемслужбе Узбекистана расхитили 172 тыс. долл.: https://regnum.ru/news/society/3031347.html). А за девять месяцев 2021 года объём бюджетных хищений вырос втрое по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года. Лидерами по коррупции, как отмечается, стали Министерство здравоохранения и Министерство высшего и среднего образования.
Бедные становятся беднее
Экономики республик региона не смогли противостоять вызову пандемии и погрузились в кризис. ВВП Казахстана по итогам 2020 года снизился на 2,6%, Киргизии – на 8,6%, что стало самым сильным падением с 1994 года. Экономики остальных стран остались в плюсе. Если верить официальной статистике, ВВП Узбекистана, Таджикистана и Туркмении выросли, соответственно, на 0,6, 4,5 и 5,9%. Впрочем,
в правдивости этих цифр есть сомнения. Например, денежные переводы от работающих в России мигрантов, за счёт которых формируется до трети таджикского ВВП, за 2020 год сократились с 2,5 до 1,7 миллиарда долларов. Почти вдвое уменьшился объём иностранных инвестиций, от которых сильно зависит экономика страны. Внушительный рост ВВП в этих условиях крайне маловероятен.
Если негативное влияние пандемии на крупный бизнес оказалось кратковременным, то простые трудящиеся ощутили на себе всю тяжесть кризиса. И без того тяжёлая социально-экономическая ситуация только усугубилась, нивелировав скромный рост предыдущих лет и ухудшив положение людей на долгие годы вперёд. Продовольственная инфляция в большинстве стран измеряется двузначными цифрами.
Например, в Казахстане по итогам 2020 года она составила 11,3%,
в Киргизии — 15,8%, в Таджикистане — 13%, в Узбекистане — 15,3%.
В 2021 году ситуация не улучшилась.
В Киргизии бедность, по официальным данным, увеличилась в 2020 году с 20,1 до 25,3%. В ряде регионов рост ещё драматичнее. В Джалал-Абадской области доля бедных выросла с 27 до 37%, в Нарынской —
с 28 до 37%. Почти вдвое — с 0,5 до 0,9% — подскочили показатели крайней бедности. (См.: Уровень бедности населения Кыргызской Республики в 2020 г.: http://www.stat.kg/media/publicationarchive/27bf7b42-dfee-44e0-9698-864275e6b3b3.pdf).
При этом принятая в республике методика подсчёта сильно занижает глубину проблемы. Если используемый ООН порог бедности и крайней бедности для развивающихся стран составляет, соответственно, 3,2 и 1,9 доллара в день, то Национальный статистический комитет Киргизии оперирует ежедневными доходами в 1,1 и 0,6 доллара. В связи с этим более адекватными представляются подсчёты офиса Всемирного банка в республике. По его данным, доля малоимущих выросла с 20 до 31%, а в количественном выражении — на 700 тысяч человек. Основными причинами называются потеря источников дохода и инфляция. Реальные доходы населения в 2020 году упали на 5%, причём
в столице — более чем на 10%. Ухудшение материального положения затронуло восемь жителей из десяти. По прогнозу Всемирного банка,
в обозримой перспективе ситуация не улучшится, возможен дальнейший рост бедности. Это обусловлено тем, что в зоне риска находятся почти две трети населения. Имея доходы чуть выше официального порога бедности, они уязвимы перед более или менее серьёзными социально-экономическими катаклизмами. (См.: Правда, 13—14 апреля 2021 г.).
В свою очередь, совместное исследование Национального статистического комитета Киргизии и Детского фонда ООН (ЮНИСЕФ) выявило, что от социально-экономических последствий пандемии пострадали 76% семей. 40% беднейших граждан получают на треть меньше белков и жиров, чем это предусмотрено минимальными нормами потребления. 74% граждан испытывают нехватку витаминов и минералов в продуктах питания. Дефицитом энергетической ценности пищи, белков и жиров характеризуется питание детей. Это обусловливает задержку развития, уязвимость перед инфекциями. (См.: Правда, 18 марта 2021 г.).
В Казахстане доля граждан с доходами ниже прожиточного минимума за 2020 год увеличилась, по официальным данным, с 4,3 до 5,3%. Число беднейших казахстанцев, имеющих доходы меньше стоимости продовольственной корзины, выросло почти наполовину. В наиболее сложной ситуации оказалась Туркестанская область, где за официальной чертой бедности находится каждый десятый житель, а динамика обеднения выше всего в Алма-Ате. Там число малоимущих домохозяйств выросло за год в два с лишним раза.
Как и в случае с Киргизией, адекватность подсчёта уровня бедности не выдерживает критики. Используемый в республике порог бедности, эквивалентный доходу в 2,7 доллара в сутки, куда ниже применяемых международными организациями показателей — 3,2 и 5,5 доллара. Именно такие средства необходимы для удовлетворения базовых потребностей, соответственно, в странах с доходами ниже и выше среднего уровня. Если же брать за основу порог в 5,5 доллара, то уровень бедности в Казахстане составляет 14%.
На этом базируются оценки Всемирного банка, заявившего об увеличении уровня бедности за время пандемии с 6 до 14%. Аналогичные выводы делают независимые социологи. Опрос, проведённый центром социальных и политических исследований «Стратегия», установил, что 13% граждан не хватает средств даже на продукты питания. До начала пандемии такой ответ выбирали 3 процента. Ещё 44% респондентов признаются, что денег достаточно для покупки еды, но не для приобретения одежды. Доля группы, которой хватает на одежду, но не хватает на крупные бытовые покупки, например телевизор, сократилась за год с 50 до 30%. Хорошим и скорее хорошим назвали материальное положение своей семьи лишь 14% опрошенных. Значительно ухудшилось социальное самочувствие. С 20 до 5% сократилась доля граждан, ощущающих уверенность в завтрашнем дне. Зато вдвое выросло число жителей, испытывающих чувства безысходности и разочарования, отсутствия чётких перспектив. (См.: Скольким казахстанцам не хватает денег на еду? https://forbes.kz//process/expertise/skolkim_kazahstantsev_hvataet_deneg_na_edu_no_ne_hvataet_na_ode....
В Таджикистане власти упорно воздерживаются от публикации данных о динамике уровня жизни. Они оперируют цифрами 2019 года, согласно которым ниже уровня бедности проживают 26,3% граждан. Ряд сведений между тем говорит о серьёзном ухудшении ситуации. В 2020 году свыше 35% домохозяйств признавались, что не в состоянии обеспечить себе трёхразовое питание. А в августе 2021 года 33% семей сообщили о сокращении потребления продуктов питания за последний год. (См.: В Таджикистане увеличилось количество семей, сокративших потребление продуктов питания: https://avesta.tj/2021/10/28/v-tadzhikistane-uvelichilos-kolichestvo-semej-sokrativshih-potreblenie-....
Схожую позицию замалчивания проблем занимают руководители Узбекистана и Туркмении, хотя косвенные данные позволяют судить
о крайне непростой обстановке. Например, базирующиеся за рубежом оппозиционные туркменские издания сообщают об острой нехватке продовольствия. Перед государственными магазинами выстраиваются длинные очереди, но даже многочасовое «бдение» не гарантирует покупку растительного масла, муки, яиц, сахара. В отдельных местах даже хлеб отпускается по паспортам и не больше двух булок в одни руки. При этом в коммерческих магазинах и на рынках товары есть, но для большинства жителей цены там неподъёмные. Так, если в государственном магазине лепёшка стоит 0,5 маната (11 руб.), то у частников – вшестеро дороже. О положении в Туркмении позволяет судить «Глобальный индекс голода», ежегодно рассчитываемый Международным исследовательским институтом продовольственной политики. В последнем отчёте показатель республики составил 9,7. Это хуже, чем у всех постсоветских государств, кроме Таджикистана. (См.: Global Hunger Index Scores
by 2021 GHI Rank: https://www.globalhungerindex.org/ranking.html).
В Узбекистане опрос, проведённый с участием Программы развития ООН, установил, что у 74% граждан снизились доходы, 58% респондентов сообщили о временной или полной потере работы с начала пандемии. 53% домохозяйств признали, что вынуждены изменить свои потребительские предпочтения (читай: усилить экономию).
На благо капитала
Несмотря на тяжелейший удар, который пандемия нанесла по благосостоянию трудящихся, антикризисные меры были ограниченными и однобокими. В основном они включали поддержку бизнеса — выдачу субсидий и льготных кредитов, отсрочку по налогам и кредитным платежам и т. п. Помощь простым гражданам, пострадавшим от кризиса, для правящих режимов оказалась явно не на первом месте. Выплата дополнительных пособий на систематической основе происходила только в Казахстане. В период действия карантинных мер их получили 2,4 миллиона человек, оставшихся без работы, в то время как независимые источники оценивали количество нуждающихся в 4 миллиона. Недостаточным оказался и размер пособий — 42,5 тысячи тенге (7,5 тыс. руб.).
В Узбекистане власти ограничились выдачей единовременной материальной помощи для 400 тысяч семей и увеличением числа получателей уже существовавших социальных пособий. Но даже после этого государственная поддержка распространялась только на 14% домохозяйств.
На произвол судьбы были фактически брошены жители Таджикистана.
В июне 2020 года правительство объявило, что выплатит по 500 сомони (3,8 тыс. руб.) 50 тысячам нуждающихся домохозяйств с детьми в возрасте до трёх лет. Средства на это в Душанбе получили от Всемирного банка. Позже количество семей, которым положены пособия, было снижено
до 17 тысяч, но даже это не спасло от задержек. К концу сентября 2020 года помощь получили лишь 70% из них. И это при том, что бедными в стране официально числятся 182 тысячи домохозяйств. В Киргизии вся помощь и вовсе заключалась лишь в раздаче продуктовых наборов малоимущим.
Любые меры, которые могли нанести ущерб крупному бизнесу, — будь то отсрочка по выплате кредитов для простых жителей или регулирование цен — последовательно саботировались чиновниками. Всё это в совокупности привело к росту неравенства. В Казахстане число долларовых миллионеров, по данным швейцарского банка «Креди суисс», увеличилось за первый год пандемии с 24 до 28 тысяч. Ещё заметнее прирост миллиардеров — с четырёх до семи. Их совокупное состояние подскочило почти вдвое — с 12,7 до 24,1 миллиарда долларов. Доля богатейших 20% населения в доходах выросла с 38% в 2016 году
до почти 40% в 2020 году, в то время как беднейших 20% — сократилась с 9,5 до 9,4%. Если официальная среднемесячная зарплата одного работника составляет 220 тысяч тенге (37 тыс. руб.), то медианная — всего 143 тысячи (24 тыс. руб.). Другими словами, половина казахстанцев получают меньше этой суммы. Эксперты объясняют такой разрыв
социальным неравенством. При этом 10% граждан имеют доход ниже 30 тысяч тенге (5 тыс. руб.) в месяц. Количество казахстанцев старше 65 лет, вынужденных работать, выросло за год на 20%, а по сравнению с 2013 годом — на 40%. (См.: Правда, 2 сентября 2021 г.).
Вместо пересмотра социально-экономического курса в сторону более справедливого распределения доходов руководство республик Средней Азии и Казахстана пошло по пути углубления неолиберальных реформ. Президент Узбекистана Шавкат Мирзиёев раскритиковал «чрезмерное» вмешательство государства в экономику. По его словам, большинство из почти 3 тысяч предприятий с госдолей работают неэффективно. «Мы сохраняем присутствие государства даже в тех сферах, где в этом нет никакой необходимости», — заявил он.
За этим последовало постановление президента, согласному которому в течение ближайших пяти лет должны быть частично или полностью приватизированы 1 115 компаний. Позже указом «О мерах по ускоренному реформированию предприятий с участием государства и приватизации государственных активов» были определены 620 госактивов, продажа которых произойдёт в первую очередь. Среди них крупнейшие производственные мощности: Навоийский и Алмалыкский горно-металлургические комбинаты, Ташкентский металлургический завод, компании «Узбекнефтегаз» и «Узтрансгаз», цементный завод «Кызылкумцемент» и Бекабадский цементный комбинат, а также АО «Узкимесаноат» — объединение, включающее 13 химических предприятий, научно-исследовательский и проектный институты и т. д.
Кроме того, приватизация затронет ведущие транспортно-инфраструктурные и информационно-коммуникационные активы, среди которых «Узбекские авиалинии», «Узбектелеком», «Почта Узбекистана», оператор мобильной связи COSCOM, оператор кабельного телевидения «Uzdigital TV», ряд газет. В частные руки будут переданы сотни объектов социальной сферы, в том числе крупнейшая аптечная сеть «Дори-Дармон», гостиницы и санатории, центральный ипподром, рынки.
В свою очередь, указ «О стратегии реформирования банковской системы Республики Узбекистан на 2020—2025 годы» предусматривает продажу «стратегическим иностранным инвесторам» государственных долей ряда финансовых организаций: «Ипотека-банк», «Узпромстройбанк», «Асака», «Алокабанк», «Кишлок курилиш банк» и «Туронбанк». Как заявили в узбекском Центробанке, «сохранение высокой доли государства в банковской системе оказывает негативное влияние на общее развитие сферы и её эффективность».
В итоге к 2025 году в полной или частичной государственной собственности останутся лишь 554 актива. Но и они не смогут избежать рыночных веяний. Так, на предприятиях с госдолей в сфере транспорта, коммунального хозяйства и дорожного строительства будут «широко применены принципы государственно-частного партнёрства». Часть объектов, например аэропорты будут переданы в управление иностранным компаниям. В качестве консультантов для реформирования госсобственности привлекаются Всемирный банк, Европейский банк реконструкции и развития, «McKinsey & Company», «Boston Consulting Group», «Rothschild & Co» и другие компании.
Параллельно с разгосударствлением экономики либеральные преобразования продолжаются в системе соцобеспечения. В рамках пенсионной реформы будет увеличен необходимый минимальный стаж для начисления пенсии и произойдёт переход на трёхступенчатую систему. Первую ступень составит гарантированный государством минимум, вторая будет формироваться за счёт отчислений с заработной платы и накапливаться на лицевом счёте. Третий уровень предусматривает добровольные взносы граждан. «Свободная конкурентная среда» будет внедряться на рынках электроэнергии и газа, минеральных удобрений, транспортных услуг. В частности, будет дан старт формированию оптового рынка электро- и газоснабжения с участием частных поставщиков. (См.: Правда, 18 февраля 2021 г.).
Ориентиры на будущее были даны в предвыборной платформе Шавката Мирзиёева. В ней говорилось о привлечении иностранных инвестиций (70 миллиардов долларов в ближайшие пять лет), защите прав частной собственности и ликвидации госмонополии в 25 видах деятельности. Среди них — дорожное строительство, теплоснабжение, ирригация, услуги благоустройства. Также программа обещала увеличивать количество частных школ и вузов, развивать частный сектор в медицине. «Мы примем конкретные меры по доведению доли частного сектора в валовом внутреннем продукте до 80 процентов, в экспорте — до 60 процентов… Начнётся либерализация рынка энергоресурсов и природного газа, в эту сферу будут широко привлекаться частные инвестиции… Система установления цен государственными органами и обязательной закупки государством сельскохозяйственной продукции будет полностью упразднена с внедрением свободных рыночных отношений», — указывалось в документе. (См.: Предвыборная программа Шавката Мирзиёева: https://www.gazeta.uz/ru/2021/09/26/shavkat-mirziyoyev/).
Учитывая, что на выборах 24 октября 2021 года действующий президент получил более 80% голосов, объявленные цели станут частью государственной политики.
В Казахстане ещё за несколько лет до начала пандемии стартовал процесс, названный «второй волной приватизации». Из 862 объектов, включённых в Комплексный план приватизации на 2016—2020 годы, было продано 506, ещё три сотни направлено на реорганизацию или ликвидацию. Сумма вырученных средств составила 630 миллиардов тенге (110 млрд. руб.).
В декабре 2020 года правительством был утверждён очередной комплексный план на срок до 2025 года. На этот раз в список включены 674 объекта. Среди них две крупнейшие гидроэлектростанции (Шульбинская и Усть-Каменогорская), Экибастузские ГРЭС-1 и ГРЭС-2, национальный оператор железнодорожных перевозок «Казахстанские железные дороги», Атырауский нефтеперерабатывающий и Павлодарский нефтехимический заводы, Актауский морской порт, аэропорты шести областных центров, авиакомпании «Эйр Астана» и «Казах Эйр», региональные распределительные энергокомпании, организации тепло- и водоснабжения. Общая стоимость активов, подлежащих приватизации, оценивается в 5 триллионов тенге (850 млрд. руб.).
В Комитете госимущества и приватизации Казахстана сообщили, что на момент принятия первого комплексного плана доля государства в экономике составляла 19,1%, по итогам 2019 года она снизилась
до 14,9%. К 2025 году планируется сократить долю участия государства в экономике до 14%. (См.: Распродажа по-казахстански, или Зачем правительство РК продаёт госактивы? https://cabar.asia/ru/rasprodazha-po-kazahstanski-ili-zachem-pravitelstvo-rk-prodaet-gosaktivy).
Планы масштабной приватизации в качестве составной части входят
в «Стратегический план — 2025», разработанный правительством Казахстана. В нём, среди прочего, отмечается: «Для повышения конкуренции и конкурентоспособности бизнеса необходим пересмотр роли государства в экономике от участника коммерческой деятельности к обеспечению благоприятных условий для роста частного сектора на внутреннем рынке и его дальнейшей экспансии на международные рынки. Для этого государство продолжит выходить из секторов экономики, где возможно формирование конкурентной среды, за счёт приватизации предприятий с государственным участием, ликвидации неэффективных компаний, расширения инструментария и упрощения процедур и механизмов ГЧП. Будут расширены возможности для развития частного бизнеса за счёт снижения уровня государственного контроля и надзора, количества барьеров. Максимально возможное количество регуляторных ограничений и процедур будет приведено в соответствие с уровнем развитых стран». Также предусматривается либерализация трудового законодательства, с введением гибких форм занятости. (См.: Стратегический план 2025: https://primemi-nister.kz/ru/documents/gosprograms/stratplan-2025).
Неолиберальному вектору привержены и таджикские власти. Как заявляет президент страны Эмомали Рахмон, из-за «влияния идеологии советского периода» осознание новых ценностей протекало медленно и болезненно. Тем не менее эти ценности, среди которых он выделил рыночную экономику, смогли утвердиться. Как большое достижение Рахмон назвал тот факт, что доля частного сектора достигла 70% ВВП, а фундаментальными критериями развития, по его словам, являются свобода предпринимательства и защита частной собственности.
В соответствии с этими установками провозглашён курс на приватизацию оставшихся в руках государства промышленных объектов. Согласно поправкам в закон «О приватизации государственной собственности», Таджикская алюминиевая компания (ТАЛКО) и строящаяся Рогунская ГЭС исключены из списка объектов, которые не могут быть приватизированы. Кроме того, ТАЛКО преобразована из государственного унитарного предприятия в открытое акционерное общество.
В Киргизии очертания будущей социально-экономической политики обозначил президент Садыр Жапаров в мае 2021 года. В послании к народу по случаю подписания новой редакции Конституции он заявил, что государство будет избавляться от обременяющего его «балласта» в виде «лишних» функций и имущества. «Экономическая реальность подтвердила, что частный управленец работает более эффективно, чем государственный. Наша задача — реструктуризировать госпредприятия и в будущем передать их в частную собственность, тогда как на стратегических объектах необходимо приватизировать рабочие функции и сервис… Государственное имущество, не подлежащее приватизации, должно быть передано министерствам, ведомствам и органам местного самоуправления», — сообщил Жапаров, уточнив, что для реализации этих планов достаточно одного года.
Во-вторых, власти предлагают урезать трудовые права в пользу бизнеса. «Необходимо подумать о разработке нового Трудового кодекса, который предусматривает значительное сокращение регулирования трудовых отношений. Это улучшит инвестиционный климат и уравновесит права и интересы работников и работодателей», — провозгласил президент.
Напомнив, что свыше половины расходов бюджета идут на финансирование социальной сферы, он отметил отсутствие «существенных улучшений». В связи с этим, продолжил Жапаров, «нужно изменить подход и модель формирования социальной политики государства». Открыто о приватизации сказано не было, однако в послании содержались прозрачные намёки на расширение частного сектора в здравоохранении и образовании. Так, Жапаров призвал создать условия для «развития рынка современных диагностических центров и лабораторных услуг во всех регионах, независимо от формы собственности», а также подчеркнул важность формирования системы образования, «отвечающей потребностям экономики».
Стоит отметить, что начатая в 1991 году приватизация в Киргизии была одной из наиболее масштабных на постсоветском пространстве. Доля частного сектора в валовой продукции промышленности в итоге достигла 93%, а в сельском хозяйстве — почти 99%. Государство сохранило присутствие в основном в сфере производства и распределения электроэнергии, транспорте («Киргизские железные дороги», дирекция автодороги Бишкек-Ош), а также доли в уставных капиталах ряда банков и горнорудных компаний. Тем не менее балансовая стоимость этих активов оценивается в 83 миллиарда сомов (73 млрд. руб.), и желающих прибрать их к рукам немало. (См.: Правда, 20 мая 2021 г.).
Следствием рыночных реформ стал рост зависимости от иностранного капитала и увеличение внешнего долга. Пандемия только ускорила эти процессы. Государственный внешний долг республик региона характеризуется следующими величинами.
Государственный внешний долг Казахстана
и республик Средней Азии
Страна Долг на начало 2020 г., Долг на середину 2021 г., Доля долга
млрд. долл. млрд. долл. в ВВП
Казахстан 13,3 15,6 9%
Киргизия 3,9 4,2 62%
Таджикистан 2,9 3,3 38%
Узбекистан 17,8 21,8 35%
Ещё выше совокупный внешний долг, в который входят также обязательства частных компаний. Например, в Казахстане он составляет 166,7 миллиарда долларов (почти 100% ВВП), увеличившись за время пандемии на 10 миллиардов. В Узбекистане совокупный внешний долг достиг 36 миллиардов долларов (57% ВВП). За полтора года он вырос почти на 12 миллиардов.
К этому нужно добавить присутствие иностранного капитала в экономике. Например, в Казахстане зарубежные компании контролируют почти 80-процентную долю в нефтегазовых проектах. Среди них «Шеврон» и «Эксон Мобил» (США), «Тоталь» (Франция), «Эни» (Италия), «Роял Датч Шелл» (Великобритания и Нидерланды) и т. д. В Узбекистане
в 2019 году приток прямых иностранных инвестиций составил 4,2 миллиарда долларов и составил довольно внушительный объём даже
в кризисном 2020 году — 2,9 миллиарда.
Объекты чужих проектов
Экономическая зависимость облегчает задачи политического влияния. Процесс выхода республик из состава СССР и обретения ими независимости сопровождался громкими заявлениями о том, что отныне они будут самостоятельно определять свою внешнюю и внутреннюю политику. Это было заведомой ложью. Встроившись в мировую капиталистическую систему, новые власти обрекли свои страны на положение зависимых придатков. Самое большее, что они могут позволить себе
в этих условиях — лавировать между крупными державами и быть объектами чужих геополитических проектов. Среди государств и объединений, имеющих свои интересы в регионе, можно выделить Евросоюз, Турцию, Россию, Индию, Иран, Саудовскую Аравию.
В последние годы, однако, всё более отчётливо проявляется превращение Средней Азии и Казахстана в арену соперничества Китая и США. КНР рассматривает регион как «ворота» в Европу и на Ближний Восток, что особо важно в свете выдвинутой стратегии «Один пояс и один путь». В этом отношении долгосрочные интересы Пекина и постсоветских республик совпадают. Китай заинтересован в их поступательном развитии, что является залогом политической стабильности. Последнее особенно важно, учитывая, что Средняя Азия и Казахстан граничат
с Синьцзян-Уйгурским автономным районом КНР, который в силу своих национальных и религиозных особенностей рассматривается противниками Китая как потенциальное «слабое место» азиатской державы.
За 2001—2019 годы товарооборот Китая со странами региона вырос более чем в 30 раз — с 1,5 до 46,5 миллиарда долларов. На сегодняшний день он является главным торговым партнёром Киргизии, Узбекистана и Туркмении, слегка уступает России в торговле с Казахстаном. Поставки туркменского, казахского и узбекского природного газа обеспечивают
до 15% потребностей КНР в этом виде топлива. Перекачку сырья обеспечивают три ветки газопровода, строительство четвёртой продолжается.
Через регион проложены несколько транспортных коридоров, включая железную дорогу Китай — Казахстан — Туркмения — Иран, автомагистраль «Западный Китай — Западная Европа». В стадии обсуждения находится ещё ряд проектов, среди которых железнодорожная магистраль Китай — Киргизия — Узбекистан.
Стратегия Вашингтона является зеркальной — контроль над Средней Азией и Казахстаном нужен ему для окружения Китая, оказания давления на Пекин и его союзников, например, Иран. Конкурировать
с КНР в экономической сфере США не могут, поэтому в основу их деятельности в регионе положены дипломатия и использование так называемой мягкой силы. С 2015 года действует переговорный формат «C5+1», в рамках которого происходят регулярные переговоры Госдепартамента США и МИД республик региона.
Американскую стратегию можно назвать «политикой точечного воздействия». Различными способами, включая финансовую помощь, приглашение на стажировки и т. п., США добиваются лояльности ключевых государственных институтов. Среди них силовые структуры. Казахстан, Киргизия, Узбекистан, Таджикистан включены в программу НАТО «Партнёрство во имя мира» и участвуют в совместных с альянсом военных учениях. В частности, в Казахстане ежегодно проводятся манёвры «Степной орёл» с приглашением военнослужащих США и других стран НАТО. Офицеры вооружённых сил региона проходят обучение в США, американские инструкторы работают в местных военных учебных заведениях.
Кроме того, Вашингтон поставляет республикам оружие и военное оборудование, не скрывая планов вытеснить из этой сферы Россию, финансирует строительство военных городков, погранзастав и т. д. Начиная с 2003 года, между США и Казахстаном заключаются пятилетние планы военного сотрудничества. В 2018 году аналогичный план был подписан с Узбекистаном. (См.: Пономарёв В.А. Об основных направлениях политики США в Центральной Азии // Проблемы постсоветского пространства. 2020. № 4. С. 445—459).
Помимо органов безопасности, США и их западные союзники активно работают непосредственно с правительственными структурами,
со средствами массовой информации и молодёжью. Всевозможные гранты и образовательные программы сформировали за 30 лет довольно многочисленную и влиятельную прослойку прозападно настроенных граждан. Этой «мягкой силе» отводится особая роль. Агентство США по международному развитию (ЮСАИД) и другие формально независимые, но в действительности тесно связанные с правительствами западных стран организации («Фридом хаус», Национальный демократический институт, Национальный фонд поддержки демократии и т. д.) создают целые сети из некоммерческих организаций. Профиль последних весьма широк — от помощи фермерам до защиты прав человека, но всех их объединяет зависимость от зарубежной помощи и распространение либеральных идей.
Кроме того, западные фонды оказывают всё более широкую поддержку силам, провозглашающим своей целью «национальное возрождение». За этой вывеской скрывается переписывание истории с антисоветских, антикоммунистических и откровенно националистических позиций. Например, в Киргизии законопроект о полной реабилитации жертв репрессий был разработан при поддержке международного партнёрства «Открытое правительство», основателями которого выступают США и другие западные страны.
Особую роль играют финансируемые западными странами СМИ, например, подразделения «Радио Свобода». Они каждодневно пережёвывают темы «репрессий в Китае против мусульман», призывают народы региона избавиться от остатков «колониального» (то есть советского и российского) наследия и т. д. Боясь испортить отношения с Западом, местные власти создают комфортные условия работы для подобных агентов влияния. Даже Узбекистан, который после «Андижанских событий» 2005 года запретил деятельность многих западных фондов,
в последнее время вновь зажёг для них зелёный свет. В Ташкенте возобновили свою работу офисы таких организаций, как занимающаяся студенческими обменами и стажировками ACCELS, «Корпус милосердия», Совет по международным исследованиям и обменам (IREX) и др. (См.: Ещё одна американская НПО вернулась в Узбекистан спустя
Насаждаемая архаика
Подобная зависимость готовит почву для дестабилизации региона, втягивания его в геополитические авантюры империализма. Этому же способствует курс, избранный после 1991 года. Соединение рыночных отношений с полностью не изжитыми за годы Советской власти феодальными и родоплеменными пережитками породило режимы, аналогичные многим африканским, латиноамериканским и азиатским. Они сотканы из клановых и местнических связей, всепроникающей коррупции, авторитарной политики. Это закономерно привело к глубокой архаизации массового сознания и общественных отношений, включая усиление этнической обособленности. В 1990 и 2010 годах кровавые межнациональные конфликты происходили на юге Киргизии, где столкнулись киргизская и узбекская общины. В 2020 году беспорядки с участием казахского и дунганского населения охватили юг Казахстана.
Стараясь отвлечь внимание трудящихся от истинных источников проблем, правящие круги целенаправленно разжигают националистические настроения. Большой резонанс имело появление в Казахстане «языковых патрулей». Их члены требовали от русскоязычных работников изъясняться исключительно на казахском языке, в случае отказа организовывая их публичную травлю. После того, как подобные факты получили широкую огласку, отдельные представители власти осудили «языковые патрули». Одновременно, однако, заместителем министра информации и общественного развития был назначен Аскар Умаров, известный националистическими выпадами. Например, такими: «не забывайте, что вы тут навязанная диаспора, а не автохтоны, и скажите спасибо, что ваши права соблюдаются, и вас, как колонизаторов в иных странах, никто не гонит». (См.: Обыкновенный фашизм в Казахстане: https://titus.kz/?previd=30516).
Парламент Казахстана одобрил поправки в законодательство, отменяющие обязательное дублирование визуальной информации на русском языке. Если прежде вывески, бланки, объявления, ценники, указатели, меню и т. д. должны были излагаться на двух языках, то теперь эта норма ликвидирована. К 2025 году казахский алфавит должен полностью перейти с кириллицы на латиницу. Ранее подобные реформы произошли в Туркмении и Узбекистане. В последнем недавно был разработан законопроект, вводящий штрафы за использование в делопроизводстве и других сферах любых языков, кроме узбекского.
Подобная политика вместе с бедностью, неравенством, коррупцией является идеальной средой для распространения радикальных исламистских идей. Разветвлённые сети в постсоветских республиках создали такие запрещённые организации, как «Хизб ут-Тахрир», «Джамаат Таблиг» и т. д. Тысячи уроженцев региона участвовали в боевых действиях на Ближнем Востоке в составе террористических группировок. При этом контроль над религиозной сферой в большинстве случаев остаётся слабым, что, в частности, выражается в существовании множества нелегальных медресе — мусульманских учебных заведений.
Более того, власти пустили в свои страны иностранные религиозные организации — такие, как, например, турецкое Управление по делам религий «Диянет» или Всемирная ассамблея мусульманской молодёжи, имеющая штаб-квартиру в Саудовской Аравии. Они финансируют строительство мечетей и медресе, организуют обучение служителей культа. Это привело к ситуации, которую выявило недавнее исследование в Киргизии. Треть опрошенных молодых людей заявила, что поддерживают превращение республику в шариатскую страну, ещё 34% затруднились с ответом и только 32% выступили против. (См.: Кожемякин С.В. Ислам в Средней Азии и Казахстане: реальность, перспективы и возможные угрозы // Политическое просвещение. 2020. №1. С. 112—133).
Формально выступая против религиозного экстремизма, в действительности правящие классы подрывают прогрессивную и светскую альтернативу мракобесию. Это происходит путём тотального очернения советского времени и коммунистических идей. Снося памятники, переименовывая улицы, сёла и города, власти пытаются вытравить память о прошлом. Вместо истинных героев, чьи имена связаны с просвещением и прогрессом, в качестве образцов для подражания навязываются тёмные фигуры убийц и насильников.
Так, в Узбекистане недавно была реабилитирована группа басмачей
во главе с печально известным Ибрагимбеком, который в 1920—1930-е годы терроризировал Среднюю Азию. «Почти сто лет спустя справедливость восторжествовала. Восстановлены честные имена 115 наших предков, которые боролись за нашу национальную независимость и не были реабилитированы. А ведь сколько их ещё?! Необходимо продолжить благородную работу, направленную на восстановление чести и достоинства патриотов», — заявил президент республики Шавкат Мирзиёев. (См.: Правда, 21 октября 2021 г.).
В Казахстане национальными героями объявлены деятели «Алаш-Орды» — буржуазно-националистической организации, воевавшей против Советской власти в союзе с белогвардейцами. Открывая летом 2021 года очередной памятник лидерам этого движения, президент Касым-Жомарт Токаев назвал их «великими сыновьями казахского народа». «Они многое сделали для освобождения и процветания нашей страны. Они пробудили дух людей и преобразовали их мировоззрение. Они способствовали сохранению целостности нашей территории… возродили идею государственности казахского народа», — утверждал глава государства. (См.: Глава государства принял участие в церемонии открытия памятника лидерам движения «Алаш»: https://www.akorda.kz/ru/glava-gosudarstva-prinyal-uchastie-v-ceremonii-otkrytiya-pamyatnika-lideram....
Одним из прославляемых в современном Казахстане деятелей «Алаш-Орды» является Мустафа Шокай, который, бежав за границу, после прихода к власти фашистов установил с ними деятельное сотрудничество. Теперь ему устанавливаются памятники, в честь Шокая называются улицы и школы.
В то же время советский период изображается как безумная череда кровавых преступлений, в которых погиб «весь цвет нации». В разгар кризиса, связанного с пандемией, власти Казахстана и Узбекистана практически одновременно объявили о необходимости «полной реабилитации жертв репрессий» и увековечивании их памяти. Для этого созданы государственные комиссии, а в число «невинно пострадавших» включаются поголовно все — от членов вооружённых бандформирований до коллаборационистов, воевавших на стороне фашистов.
В итоге спустя тридцать лет после обретения независимости Средняя Азия и Казахстан оказались в положении, когда любого серьёзного толчка достаточно, чтобы погрузить регион в широкомасштабный конфликт. Таким импульсом может стать ситуация в Афганистане. После поспешного вывода оттуда иностранного контингента и падения марионеточного правительства положение в этой стране остаётся крайне неустойчивым. Для соседних государств большую угрозу представляет присутствие там различных экстремистских группировок, многие из которых не скрывают экспансионистских устремлений. Среди них — «Джамаат Ансаруллах». Его главарь Махди Арсалон (он же Мухаммад Шарифов), как и большинство бойцов, являются выходцами из Таджикистана и грозят перенести джихад на территорию республики. Во время решающего наступления талибы передали под контроль этой группировки пять уездов провинции Бадахшан, граничащей с Таджикистаном. Помимо этого, боевиками из республик Средней Азии и Казахстана укомплектованы такие базирующиеся в Афганистане и запрещённые в различных странах террористические организации, как Исламское движение Узбекистана, «Исламское государство», Исламское движение Восточного Туркестана и т. д.
Правительство «Талибана» официально заявляет об отсутствии у него агрессивных планов в отношении соседних республик. В то же время ряд факторов — неоднородность новой власти, разделённой на несколько неформальных фракций, присутствие других исламистских группировок и проч. — могут привести к дестабилизации обстановки вдоль афганских границ. Тревогу вызывает также информация о сотрудничестве зарубежных спецслужб (в том числе западных) с экстремистскими организациями. Например, появление в Афганистане «Исламского государства» и его концентрация в северных районах этой страны связывается с действиями США и их союзников. (См.: ФСБ заявила о причастности США к переброске боевиков ИГ в Афганистан: https://www.kommersant.ru/doc/4102230).
Будет ли дан решительный отпор боевикам в случае попыток прорваться через границу, вопрос спорный. С одной стороны, в приграничных районах не прекращаются военные учения с участием подразделений стран — участниц Организации договора о коллективной безопасности (ОДКБ), усиливается российская 201-я военная база в Таджикистане. В конце 2021 года туда были переброшены 30 модернизированных танков Т-72, боевые машины пехоты, зенитно-ракетные комплексы «Верба» и т. д. В свою очередь, российская база в киргизском Канте усилена самолётами Су-25СМ и радиолокационной станцией 1РЛ131.
С другой стороны, всё очевиднее разногласия между республиками региона по вопросу отношения к новым афганским властям. Руководство Таджикистана отказывается считать талибское правительство легитимным и предупреждает об исходящей от него опасности. Душанбе открыто поддерживает сопротивление, развернувшееся в провинции Панджшер, и принимает его лидеров, включая Ахмада Масуда и экс-вице-президента Амруллу Салеха.
Остальные республики предпочитают задабривать Кабул. Киргизия ещё в сентябре 2021 года отправила туда делегацию во главе с зампредседателя Совбеза Таалатбеком Масадыковым и руководителем отдела внешней политики администрации президента Жээнбеком Кулубаевым. Гости провели переговоры с руководством талибов и передали груз гуманитарной помощи. Президент Киргизии Садыр Жапаров заявил о приверженности Бишкека дружественным отношениям с Афганистаном. Вскоре в стране побывали с визитами узбекская делегация во главе с министром иностранных дел Абдулазизом Камиловым и казахская во главе со спецпредставителем президента по международному сотрудничеству Ержаном Казыханом. Каждая из них приезжала «не с пустыми руками». Например, Казахстан предложил обучать афганских студентов и поставлять Кабулу разработанную в республике вакцину от коронавируса, а узбекская сторона выступила с инициативой целого ряда инфраструктурных проектов, включая строительство ЛЭП Сурхан — Пули-Хумри и железной дороги Термез — Мазари-Шариф — Кабул — Пешавар и реконструкцию аэропорта афганского города Мазари-Шариф. (См.: Правда, 26—27 октября 2021 г.).
Свою отрицательную роль могут сыграть интриги внешних игроков. США резко активизировали дипломатические усилия в регионе, добиваясь от местных властей открытия американских военных баз.
Контуры спасения
Избавить Среднюю Азию и Казахстан от трагических потрясений может только радикальная смена курса и возвращение на социалистический путь развития. Это позволит избежать двух одинаково тупиковых векторов — исламизации и буржуазной либерализации. К сожалению, авангардов в лице сильных коммунистических партий, которые могли бы повести
за собой трудящиеся массы, в регионе нет. В Узбекистане и Туркмении они прекратили существование ещё в 1991 году. Попытки инициативных групп возродить компартии наталкивались на жёсткое сопротивление властей. Коммунистическая партия Казахстана (КПК) была ликвидирована решением суда в 2015 году. Отколовшаяся от КПК Коммунистическая народная партия Казахстана занимала провластные позиции, а в 2020 году провела «ребрендинг» и стала называться Народной партией Казахстана. Решение было объяснено стремлением привлечь людей, которых отталкивали коммунистические символы. Ещё ранее руководство партии провозгласило диктатуру пролетариата и классовую борьбу «изжившими себя понятиями», от которых давно пора отказаться.
На сегодняшний день официально зарегистрированные коммунистические партии действуют только в Таджикистане и Киргизии. Однако Компартия Таджикистана после смены в 2016 году руководства избрала лояльный по отношению к власти курс и почти не играет сколько-нибудь заметной роли в политической жизни страны.
В Киргизии существуют две коммунистические партии — Партия коммунистов (ПКК) и Коммунистическая партия (КПК), а также ряд общественных объединений левого толка. Ни одна из этих организаций, впрочем, не может похвастать влиянием среди трудящихся. КПК поддерживает политику действующей власти, а ПКК, когда-то являвшаяся ведущей политической силой страны (на парламентских выборах 2000 года она заняла первое место), сдала многие свои позиции.
В этих условиях остаётся надеяться на активность самих трудовых масс, чья борьба рано или поздно приведёт к появлению передовых отрядов в лице компартий и распространению социалистического сознания. Вызванный пандемией кризис привёл к усилению рабочего движения в ряде республик.
Несомненным лидером выступает Казахстан, где со времён разрушения СССР сохранилось достаточно развитое профсоюзное движение. Нынешняя протестная волна стала сильнейшей с 2011 года, когда протесты нефтяников закончились расстрелом в Жанаозене. По официальным данным Министерства труда и социальной защиты населения, только в западных регионах страны (Мангистауская, Атырауская, Актюбинская, Западно-Казахстанская области) за первое полугодие 2021 года прошли свыше двадцати забастовок. (См.: Более 1700 человек вышли на забастовки в Казахстане с начала года. Данные Минтруда: https://tengrinews.kz/kazakhstan_news/1700-vyishli-zabastovki-kazahstane-nachala-goda-dannyie-446207....
Наиболее активными были работники нефтегазовой сферы. В 2021 году протесты охватили такие компании, как ТОО «Кезби» (её сотрудники бастовали дважды — в июне и октябре), АО «КМК Мунай», ТОО «АМК Мунай», «Су Бу», ТОО «Куатамлонмунай», ТОО «Фиркрофт», Bonatti S.p.A, ESS Support Services, KMG EP-Catering, West Oil Software, Techno Trading LTD, «Актаукрантехсервис» и т. д. В Кызыл-Ординской области в сентябре бастовали работники крупнейшего в Казахстане завода по добыче и переработке соли «Аралтуз». В Туркестанской области в феврале протестовал коллектив Кентауского трансформаторного завода. Также в 2021 году прошла серия забастовок в транспортных компаниях. Водители и кондукторы общественного транспорта протестовали в Чимкенте, Уральске, Семее (бывший Семипалатинск), Актобе (бывший Актюбинск). В Алма-Ате возмущение выражали сотрудники «Яндекс-такси» и курьеры службы доставки Glovo.
Растёт уровень солидарности между работниками различных предприятий. Например, забастовку столичных крановщиков поддержали их коллеги из Алма-Аты, Чимкента, Актобе, Кокшетау. А в мае-июне большинство регионов охватили протесты водителей большегрузных автомобилей. Они выражали недовольство введением платы за проезд по основным автотрассам.
Наиболее распространёнными требованиями участников трудовых протестов являются повышение окладов и выплата задолженностей
по зарплате. Всё чаще, однако, бастующие выдвигают и другие претензии. Среди них улучшение условий труда, включая замену устаревшего оборудования, введение соцпакетов, замена временных контрактов постоянными, заключение коллективных договоров и, в целом, обеспечение стабильной занятости. Кроме того, работники выступают против диктата официозной Федерации профсоюзов Казахстана и пытаются создавать собственные организации. Иногда это приводит к острым конфликтам с работодателями и властями. Например, решением суда была приостановлена деятельность отраслевого профсоюза работников топливно-энергетического комплекса. Поводом стали жалобы руководителей ряда нефтяных компаний.
Нередки в республике преследования профсоюзных активистов. Так, по обвинению в организации «незаконных забастовок» были арестованы и приговорены к тюремным срокам активисты профсоюза нефтесервисной компании Oil Construction Company Нурбек Кушакбаев и Амин Елеусинов.
Нарастает рабочее движение в Узбекистане, хотя прежде оно находилось в зачаточном состоянии. В феврале 2021 года свыше двухсот рабочих хлопкоочистительного завода в Ташкентской области отказались выходить на работу и собрались на митинг из-за невыплаты зарплаты. Первая забастовка прошла ещё в декабре 2020 года, после чего людям выдали деньги, но затем ситуация повторилась. Руководство предприятия ссылается на отсутствие средств из-за тяжёлого финансового положения.
Перебои с выплатой зарплат долгое время продолжаются на автосборочном заводе «УзАвто Моторз» в Андижанской области. В марте работники собрались на митинг, выразив возмущение регулярными задержками и сокращением окладов.
Массовое выступление рабочих произошло Гузарском районе Кашкадарьинской области, где на протест вышли тысячи работников Enter Engineering. Эта компания занимается строительством завода по производству синтетического жидкого топлива. Причиной недовольства стало изменение условий труда: под предлогом пандемии рабочим навязали непрерывную 45-дневную вахту без права покидать строительную площадку. К этому добавились многомесячные невыплаты зарплаты и плохие условия проживания. Не дождавшись встречи с начальством, рабочие ворвались в офис. На подавление волнений были брошены подразделения МВД, национальной гвардии и спецназа службы государственной безопасности. Для разгона бастующих использовался слезоточивый газ, несколько десятков человек были задержаны.
К сожалению, выступления узбекских трудящихся пока носят в основном стихийный характер. Причин здесь несколько. Во-первых, в республике отсутствуют независимые профсоюзы, а все существующие организации входят в официозную Федерацию профсоюзов. Во-вторых, законодательство республики не предусматривает забастовки как таковые. В принятом в 1995 году Трудовом кодексе о них не говорится ни слова. Правда, статья 281 даёт определение коллективных трудовых споров и сообщает, что порядок их решения устанавливается отдельным законом. Но за четверть века такого закона в стране не появилось. Зато о забастовках, точнее о «запрещённых забастовках», подробно говорится в Уголовном кодексе. Их организация, а также «создание препятствий работе предприятия, учреждения или организации в чрезвычайной ситуации» карается штрафом либо тюремным заключением на срок до 5 лет.
* * *
Тридцать лет развития Казахстана и республик Средней Азии предельно ясно показали негодность выбранного пути. Принося выгоды буржуазии и находящейся в услужении у неё бюрократии, для простых людей он обернулся обнищанием, унижениями, бесправием. Созидательный потенциал правящих классов стремится к нулю, вся их деятельность сводится к эксплуатации ресурсов и проеданию советского наследия. И чем меньше становится того и другого, тем острее всесторонний кризис. Пандемия коронавируса показала слабость защитных механизмов республик региона.
В Киргизии она вызвала очередной государственный переворот (октябрь 2020 года), в других республиках усилилось социальное напряжение.
При продолжении прежнего курса в ближайшие годы постсоветские страны ждут драматические потрясения. Их вызовет соединение ряда факторов, включая углубление неравенства и рост бедности, увеличение влияния радикального исламизма, вмешательство внешних сил. Единственным выходом является осознание трудящимися своих интересов и переосмысление развития региона.
Версия для печати
