В.Н.Попов Трагедия 22 июня 1941 года: причины и последствия

В.Н.Попов   Трагедия 22 июня 1941 года:  причины и последствия

ПОПОВ ВИКТОР НИКОЛАЕВИЧ, кандидат исторических наук, профессор (Сталинград-Волгоград).

 

I

Рано утром 22 июня 1941 года гитлеровская Германия вероломно напала на Советский Союз, имея с ним договор о ненападении. Одномоментный удар дивизий вермахта и военной авиации люфтваффе имел тяжелейшие последствия для всей системы советской обороны. Противник имел превосходство в 1,3 раза в живой силе, равное соотношение по орудиям и миномётам, но уступал советским войскам в 2,1 раза по боевым самолётам, в 2,7 раза по танкам. Однако у Германии в начале войны было преимущество по качеству боевой техники. Её войска были полностью укомплектованы и развернуты, оснащены транспортом и находились в полной боевой готовности. Что касается войск Красной Армии, выдвинутых к западной границе, то, по мнению большинства исследователей, они не были подготовлены ни к обороне,

ни тем более к наступлению.

Германия двинулась в поход на Восток, предварительно покорив почти всю континентальную Европу. Материально-технический и людской потенциал поверженных стран гитлеровцы направили на завоевание мирового господства. Несколько фактов. Вооружения, которое Германия захватила в оккупированных странах, было достаточно, чтобы сформировать 200 дивизий. После разгрома Франции немцы сразу же изъяли до 5 000 танков и бронетранспортёров, 3 000 самолётов, 5 000 паровозов. В Бельгии присвоили половину подвижного состава

для нужд своей экономики и войны. Но главное, конечно, не изъятые вооружения и трофеи. Главное заключалось в том, что весь арсенал покорённой Европы работал на гитлеровскую армию. Каждый пятый танк, поставленный в войска вермахта в первой половине 1941 года, был изготовлен на чешских 67 заводах «Шкода». В Польше на Германию работали 264 крупных, 9 тыс. средних и 76 тыс. мелких предприятий. По неполным немецким данным, до января 1944 года французская промышленность поставила Германии около 4 тыс. самолётов, около 10 тыс. авиационных двигателей, 52 тыс. грузовиков. Вся французская локомотивная промышленность и 95% станкостроительной работали только

на Германию. Бельгия и Голландия поставляли немцам уголь, чугун, железо, марганец, цинк и т. п. (См.: Российская Федерация сегодня. 2006. № 12. С. 73). Примечательно, что все оккупированные страны, управляющиеся коллаборационистами, не требовали оплаты наличными.

Им обещали оплатить после победоносного для фашистов завершения войны. Все они работали бесплатно.

Летом 1941 года на нашу территорию вторглись 5 млн. солдат,

900 тыс. из которых были не немцы, а их союзники. (См: там же. С. 74). По существу, началась общеевропейская война против нашей страны, конечной целью которой было уничтожение Советского Союза как геополитической реальности. (См. об этом подробнее: Елисеев А.В. 1937. Сталин против заговора «глобалистов». — М.: Яуза: Эксмо, 2009; Шумейко И.Н. Гитлеровская Европа против СССР. Неизвестная история Второй мировой. – М.: Яуза — пресс, 2009). «По России, сея смерть и разрушения, прокатился всепожирающий смерч неудержимой кровавой трагедии... Впереди были тяжелейшие в истории России ХХ в. 1418 дней до Великой Победы...». (Мартиросян А.Б. Трагедия 22 июня: Блицкриг или измена? Правда Сталина. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. C. 146).

Знало ли советское военно-политическое руководство о готовящейся агрессии со стороны Германии, нацистское правительство которой без малого два года назад подписало советско-германский договор

о ненападении? Было ли вторжение вермахта на территорию нашей страны внезапным? Можно ли было избежать военного столкновения

с Германией? Это рассматривается уже почти 80 лет .

Итак, было ли неизбежным военное столкновение Германии с нашей страной? Однозначный ответ на этот вопрос дал, на мой взгляд, Гитлер ещё в 1925 году в своей книге «Майн Кампф» («Моя борьба»): войну против Советского Союза Гитлер и нацистская партия считали неизбежной, поскольку наша страна была главным препятствием на пути

к мировому господству Германии. Это являлось вожделенной целью прусскоюнкерской военщины. С приходом в январе 1933 года фашистов к власти в Германии угроза реализации этой цели стала неизбежной суровой реальностью.

Советское правительство и лично И.В.Сталин делали всё, чтобы избежать гитлеровской агрессии. Главным средством её обуздания могло стать обеспечение коллективной безопасности благодаря взаимодействию западных демократий с СССР. Однако антикоммунизм влиятельных в то время кругов западноевропейской политической «элиты»

не позволил договориться о совместных шагах по обузданию потенциальных агрессоров. Узкая группа политических интриганов, стоявших

во главе Англии, Франции и некоторых других западноевропейских стран, видела в гитлеровской Германии главное оружие борьбы с «коммунистической экспансией» Советского Союза. До определённого времени их позиция встречала понимание со стороны правящих кругов США.

Заключив 23 августа 1939 года договор с Германией, правительство СССР предприняло решительные меры по наращиванию экономического потенциала, укреплению обороноспособности страны и обеспечению её международной безопасности в условиях начавшейся войны

в Европе и продолжавшейся японской экспансии в Азии. После разгрома Франции в июне 1940 года угроза военного нападения Германии

на нашу страну стала реальностью, а сроки его осуществления исчислялись несколькими месяцами.

Откуда Сталин получал информацию о нарастании военной угрозы со стороны Германии? Во-первых, по дипломатическим каналам. Во-вторых, по каналам межпартийных связей ВКП(б) с другими компартиями зарубежных стран, по линии Коммунистического Интернационала. В-третьих, от различных разведывательных ведомств Советского государства. В-четвёртых, у Сталина была личная разведка, которая снабжала его разносторонними сообщениями о деятельности нацистской верхушки Германии.

Опираясь на обширные внешнеполитические данные, Сталин уже

в ноябре 1939 года в беседе с советским послом в Швеции А.И.Коллонтай приходит к выводу: «Время уговоров и переговоров прошло. Надо практически готовиться к отпору, к войне с Гитлером».

В первой половине ноября 1940 года, когда возникли серьёзные осложнения в советско-германских отношениях, состоялся визит в Германию председателя Совнаркома СССР В.М.Молотова, который советское руководство использовало для зондажа позиций германского правительства. 18 ноября 1940 года, выступая на заседании Политбюро ЦК ВКП(б), Сталин при анализе итогов этого визита обратил внимание на следующие обстоятельства: во-первых, Гитлеру ни в коем случае нельзя доверять, нельзя обольщаться какими бы ни было надеждами в отношении безопасности нашей страны на основе советско-германского договора; во-вторых, главная цель нацистской внешней политики — нападение на СССР, которое может осуществиться в ближайшее время; в-третьих, необходимо наращивать усилия по дальнейшему

укреплению обороноспособности СССР и повышению боеспособности Красной Армии, что невозможно сделать без усвоения опыта современной войны.

18 декабря 1940 года Гитлер подписал директиву № 21 — план «Барбаросса» — план захватнической войны против СССР. В конце декабря 1940 года на столе у Сталина лежали основные цели этого документа,

а в январе 1941 года содержание плана «Барбаросса» было ему известно. Сталин к началу войны располагал достаточными сведениями о гитлеровском плане агрессии.

5 мая 1941 года на встрече в Кремле с выпускниками военных академий И.В.Сталин сделал развернутый анализ текущей международной обстановки, остановился на особенностях современной войны и задачах по изучению и использованию её опыта войсками Красной Армии.

24 мая 1941 года, выступая на расширенном заседании Политбюро ЦК ВКП(б), И.В.Сталин прямо заявил: «Обстановка обостряется с каждым днём. Очень похоже, что мы можем подвергнуться внезапному нападению со стороны фашистской Германии... От таких авантюристов, как гитлеровская клика, всего можно ожидать, тем более что нам известно, что нападение фашистской Германии на Советский Союз готовится при прямой поддержке монополистов США и Англии... Они надеются, что после взаимного истребления Германии и Советского Союза друг другом, сохранив свои вооружённые силы, станут безраздельно и спокойно господствовать в мире». (Сталин И.В. Соч. Т. 15. — М., 1997. С. 20).

Со времени этого выступления Сталина пройдёт почти месяц, и

23 июня 1941 года сенатор США Гарри Трумэн заявит: если США увидят, что выигрывает Германия, то следует помогать России, а если Россия, то надо помогать Германии, и, таким образом, пусть немцы и русские убивают друг друга как можно больше. Как видно, Сталин ещё до начала Великой Отечественной войны абсолютно точно спрогнозировал линию поведения влиятельнейших кругов Запада!

Информация об агрессивных намерениях гитлеровской Германии поступала в Москву по многочисленным каналам разведывательных ведомств. Что касается даты возможного начала войны, то на протяжении второй половины 1939 — первой половины 1940 года в разведдонесениях она не упоминалась по многим причинам, в частности и потому, что Гитлер постоянно менял сроки начала восточной кампании.

Со второй половины 1940 — первой половины 1941 года обстановка резко изменилась. По имеющимся в настоящее время данным только

в Разведывательное управление РККА в эти месяцы поступило не менее 60 сообщений, свидетельствовавших о форсированной подготовке стран-агрессоров к нападению на Советский Союз. По линии других разведывательных ведомств за те же месяцы 1940—1941 годов Москва получила не менее 80 сообщений о концентрации соединений вермахта и армий союзников Германии на советской границе. Примерно около 68 сообщений резидентур советской разведки содержали предполагаемые даты нападения Германии на СССР. Разброс сроков германского вторжения был весьма велик: «весна следующего года», «вторая половина 1941 г.», «май-июнь», «между 15 мая и 15 июня» и др. Достаточно сказать, что только по данным внешней разведки таких сроков насчитывалось свыше десяти. 22 июня 1941 года как дата нападения Германии на СССР впервые указана в документах германского военного планирования только 10 июня 1941 года: в документе под названием «Распоряжение главнокомандующего по Сухопутным войскам о назначении срока начала наступления на Советский Союз» № 1170/41

от 10.06.1941 года. А 20 июня 1941 г. источник разведывательного

управления в Софии П.Шатев / «Коста» передал, что вторжение в СССР ожидается 21 или 22 июня. (См.: Памятные страницы. 1941—1945 / Под ред. М.Ю. Мягкова, Ю.А. Никифорова. — М.: ИВИ РАН, 2009. C. 75—77, 184—185; Мартиросян А.Б. 22 июня. Правда генералиссимуса. — М.: Вече, 2005. C. 33).

Интересно, что вероятные сроки нападения фашистской Германии на СССР стремился определить и сам Сталин. 15 мая 1941 года состоялась его встреча с начальником Генерального штаба РККА генералом армии Г.К.Жуковым. Сталин познакомил последнего с письмом Гитлера от 14 мая 1941 года, адресованным Сталину. В этом насквозь фарисейском письме Гитлер весьма пространно пытался опровергнуть факты сосредоточения германских войск против СССР. Концентрацию частей вермахта у западных границ Советского Союза он объяснял стремлением замаскировать германское вторжение в Англию. В письме Гитлер заверял, что в период примерно 15—20 июня он планирует «начать массированную переброску войск на Запад от границы СССР». Сталин, анализируя письмо Гитлера и, видимо, сопоставляя его содержание

с имевшимися в распоряжении Кремля разведывательными данными, прямо указал Жукову, что нападение Германии на Советский Союз может произойти с 15 по 20 июня, и подчеркнул необходимость усилить бдительность и боеготовность войск в соответствии с имеющимися планами. (См. подробнее: Мартиросян А.Б. 22 июня. Правда генералиссимуса. C. 40—43, 531—532).

Необходимо принять во внимание, что выяснение сроков нападения Германии на СССР происходило не просто в сложной и противоречивой обстановке, но и в условиях мощной нацистской пропагандистской кампании, нацеленной на маскировку готовящейся агрессии. Эта кампания преследовала цели: во-первых, скрыть от противника подготовку операции «Барбаросса» и, во-вторых, спровоцировать СССР на какие-либо шаги, упреждающие грядущую агрессию, которые можно было бы преподнести Западу как агрессивные намерения по отношению

к Германии и оправдать намеченное ею вторжение в СССР. (См.: Памятные страницы истории. 1941—1945. C. 76).

В ответ на действия германских властей советская сторона предприняла эффективные контрпропагандистские меры, среди которых Сообщение ТАСС от 13 июня 1941 года было встречено с неподдельным интересом в правительственных кругах зарубежных стран, особенно Англии и США. Вместе с тем следует подчеркнуть, что советское военно-политическое руководство вплоть до последнего часа перед германским нападением не дало гитлеровцам ни малейшего повода для осуществления их пропагандистско-провокационной авантюры.

Анализируя многовекторное советско-германское противостояние накануне войны, многолетний начальник ГРУ генерал армии П.И.Ивашутин приходит к выводу: «ни в стратегическом, ни в тактическом плане нападение фашистской Германии на Советский Союз не было внезапным». (См. подробнее: Ивашутин П. Докладывать точно // Военно-исторический журнал. 1990. № 5. C. 55—59).

Генерал Н.Ф.Червов в своей книге «Провокации против России» прямо указывает, «что внезапности нападения в обычном понимании не было. Она в своё время была придумана для того, чтобы взвалить вину за поражение в начале войны на Сталина и оправдать просчёты высшего военного командования в этот период». (Червов Н.Ф. Провокации против России. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, Образование, 2003. C. 96—97). В августе

1942 года состоялись советско-английские переговоры в Москве. Отвечая на вопрос У.Черчилля по поводу английских предупреждений о скором нападении Германии на Советский Союз, Сталин сказал: «Мне не нужно было никаких предупреждений. Я знал, что война начнётся, но думал, что мне удастся выиграть ещё месяцев шесть или около этого». (Цит. по: Черчилль У. Вторая мировая война. Т. 4. — М., 2010. C. 567).

Маршал артиллерии Н.Д.Яковлев, кстати говоря, пострадавший при жизни Сталина, с мужеством истинного солдата заявил: «Когда мы берёмся рассуждать о 22 июня 1941 года, чёрным крылом накрывшем весь наш народ, то нужно отвлечься от всего личного и следовать только правде. Непозволительно пытаться взвалить всю вину за внезапность нападения фашистской Германии только на И.В.Сталина... В бесконечных сетованиях наших военачальников о „внезапности” просматривается попытка снять с себя всю ответственность за промахи в боевой подготовке войск, в управлении ими в первый период войны. Они забывают главное: приняв присягу, командиры всех звеньев — от командующих фронтами до командиров взводов — обязаны держать войска в состоянии боевой готовности. Это их профессиональный долг, и объяснять невыполнение его ссылками на И.В.Сталина не к лицу солдатам». (Цит. по: Маршал артиллерии Н.Д.Яковлев «Рядом со Сталиным» / В кн.: Лобанов М.П. Сталин в воспоминаниях современников и документах эпохи. — М.: Алгоритм, 2008. C. 423—424).

Последовательно и целенаправленно велась подготовка к проведению боевых операций в условиях маневренной войны с применением новейшей боевой техники и вооружений. Однако этот процесс внедрения протекал отнюдь не прямолинейно: новый курс встречал не только непонимание, но и известное противодействие со стороны некоторых представителей командного состава Вооружённых Сил.

Далеко идущие негативные последствия имели и завышенные оценки возможностей своих войск, и недооценка противника. Командующий Западным особым военным округом генерал армии Д.Г.Павлов, войска которого противостояли вермахту на направлении главного удара, утверждал, например, что советский танковый корпус способен решить задачу уничтожения одной-двух танковых или четырёх-пяти дивизий противника. 13 января 1941 года на совещании в Кремле с участием высшего командного и политического состава Вооружённых Сил СССР начальник Генерального штаба генерал армии К.А.Мерецков заявил: «При разработке Устава мы исходили из того, что наша дивизия значительно сильнее дивизии немецко-фашистской армии и что

во встречном бою она, безусловно, разобьёт немецкую дивизию.

В обороне же одна наша дивизия отразит удар двух-трёх дивизий противника». (Ржешевский О.А. Все о великой войне / О.Ржешевский, Е.Куликов, М.Мягков. — М.: Алгоритм, Эксмо, 2010. С. 46—47).

13 мая 1941 года с одобрения Сталина была обнародована директива Генштаба РККА о выдвижении четырёх армий второго стратегического эшелона в западные приграничные округа. На следующий день командующим западными приграничными округами было приказано разработать детальные планы обороны госграницы и противоздушной обороны. 27 мая дан приказ о срочном строительстве в западных военных округах полевых командных фронтов. Маршал Советского Союза А.М.Василевский свидетельствует, что «12—15 июня всем приграничным округам было приказано вывести дивизии, расположенные в глубине округа, ближе к государственной границе. 19 июня эти округа получили приказ маскировать аэродромы, воинские части, парки, склады и базы и рассредоточить самолёты на аэродромах». (Василевский А.М. Дело всей жизни. — М.: Политиздат. 1974. С. 119). Причём все эти мероприятия должны были быть завершены к 21 июня 1941 года.

Поздно вечером 21 июня, когда подготовительные мероприятия,

по идее, должны были быть выполнены, в войска пошла директива: быть готовыми отразить ожидаемое в предстоящие сутки-двое нападение немцев. (См.: Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Кн. 1. — М., 1987. С. 300—301). Необходимо подчеркнуть, что всё это были приготовления к обороне.

Единственным документом, определявшим группировку и характер действий частей Красной Армии, в это время являлся план стратегического развёртывания войск, разработанный начальником (до августа 1940 г.) Генштаба Б.М.Шапошниковым, доложенный его преемником К.А.Мерецковым и утверждённый И.В.Сталиным 18 сентября

1940 года. Этот план предусматривал активную оборону советских войск в приграничных округах в начале войны. Другого документа, отменявшего этот план и устанавливающего иную группировку и иные задачи соединений Красной Армии в приграничных округах, на 22 июня 1941 года не имелось.

Однако боевые действия, которые вели войска Красной Армии с самого начала войны, выявили крупные просчёты и серьёзные промахи

в руководстве со стороны советского командования.

 

II

Располагая необходимыми сведениями о подготовке Германии к нападению на СССР, советское военно-политическое руководство принимало необходимые меры к укреплению и наращиванию боеспособности Красной Армии. Последовательно и целенаправленно велась подготовка армии к проведению боевых операций в условиях современной маневренной войны с применением новейшей боевой техники и вооружений. Однако этот процесс внедрения нового протекал отнюдь

не прямолинейно: новый курс встречал не только непонимание, но и известное противодействие со стороны некоторых представителей командного состава Вооружённых Сил.

С конца 30-х годов настойчиво и интенсивно преодолевался ошибочный курс военно-технической политики М.Н.Тухачевского, И.П.Уборевича и их сторонников. Её осуществление привело к избыточному насыщению армии устаревающими лёгкими танками, в которых отсутствовала радиосвязь. Не было раций и на выпускаемых промышленностью истребителях. В разработанных боевых уставах предусматривалось, например, в первом эшелоне дивизии из 17 тыс. человек вести наступление только силами 640 человек.

Над большей частью высшего командного состава Красной армии довлел опыт Первой мировой и Гражданской войн. Командный состав РККА очень слабо и поверхностно относился к изучению опыта военных действий в Испании, столкновений с японскими милитаристами

на Дальнем Востоке. Процесс усвоения уроков советско-финской войны 1939—1940 годов, освободительных походов Красной Армии в Западной Белоруссии и Западной Украине шёл очень медленно. В среде высшего командного состава Красной Армии укоренялось крайне поверхностное и догматическое отношение к опыту германских вооружённых сил в начавшейся войне в Европе (польская кампания, германо-французская война 1939—1940 гг., операции германских войск

на Балканах, в Греции, на Кипре и в Северной Африке).

Наглядно это проявилось в военных играх и учениях, проведённых Наркоматом обороны и Генштабом в конце 1940 — начале 1941 года. Так, на совещании высшего руководящего состава РККА, состоявшегося

21—30 декабря 1940 года, нарком обороны, маршал Советского Союза Тимошенко заявил: «В смысле стратегического творчества опыт войны

в Европе, пожалуй, не даёт ничего нового». (Цит. по: Мартиросян А.Б. Трагедия 22 июня: Блицкриг или измена? Правда Сталина. С. 25).

Весной 1941 года Главное разведывательное управление Генштаба подготовило документ, в котором анализировался опыт франко-германской войны 1939—1940 годов. Он был представлен начальнику Генштаба Жукову. В нём, в частности, содержался обстоятельный анализ использования германскими войсками танков и авиации в боевых действиях во Франции. Спустя некоторое время на представленном докладе было начертана резолюция за подписью Жукова: «Мне это не нужно. Сообщите, сколько израсходовано заправок горючего на одну колёсную машину». (Новобранец В.А. Я предупреждал о войне Сталина. Записки военного разведчика. — М.: Яуза, Эксмо, 2009. С. 76).

Накануне войны наша армия была достаточно боеспособна (укомплектование личным составом, вооружение, боевая выучка и другие параметры). Полным ходом шло техническое переоснащение Вооружённых Сил, совершенствовалась их организационная структура и организация управления войсками, целенаправленно и последовательно осуществлялась подготовка военных кадров, в соответствии с новыми требованиями развивался тыл Вооружённых Сил. Коммунистическая партия и Советское правительство уделяли большое внимание идеейно-воспитательной работе в Красной Армии и совершенствованию морально-политической подготовки личного состава.

В преддверии вторжения немецко-фашистских войск на территорию нашей страны предпринимались некоторые конкретные меры по повышению боеготовности Вооружённых Сил СССР. В апреле-мае 1941 года советское военно-политическое руководство приняло решение о выдвижении войск второго стратегического эшелона армий резерва Главного командования. «Эти действия явились началом стратегического выдвижения и развёртывания группировки войск на театре военных действий». (Великая Отечественная война 1941—1945 годов. В 12 т.

Т. 2. Происхождение и начало войны. — М.: Кучково поле, 2012. C. 618).

12 июня 1941 года народный комиссар обороны Тимошенко отдал директиву о выдвижении к границе стрелковых дивизий, располагавшихся в глубине территории приграничных военных округов. С середины июня в ряде соединений приграничных военных округов бойцам, расчётам, экипажам выдавались боеприпасы, были отменены отпуска личному составу. В некоторых армиях, корпусах и дивизиях приступили к оборудованию полевых командных пунктов. Всё это означало приведение в полную боевую готовность отдельных войсковых формирований. К большому сожалению, большинство командиров и командующих или совсем не предпринимали никаких мер, или делали это крайне осторожно. (См.: там же. C. 621).

В ночь на 18 июня к Сталину был вызван командующий ВВС РККА генерал-лейтенант Л.Ф.Жигарев, которому было приказано немедленно организовать воздушную разведку приграничных районов. «Поручение разведать именно белорусский участок границы свидетельствовало

о том, что Сталин отводил западному направлению первостепенное значение». (Великая Отечественная война 1941—1945 годов. В 12 тт.

Т. 2. Происхождение и начало войны. C. 639).

18 июня 1941 года полковник Г.Н.Захаров вместе со штурманом 43-й истребительной авиадивизии майором Румянцевым совершили на самолете У-2 разведывательный облёт белорусского участка государственной границы протяжённостью 400 км к югу от Белостока с посадками через каждые 50 км для передачи донесений об увиденном через пограничные заставы наркому внутренних дел Л.П.Берии и И.В.Сталину. Донесения полковника Захарова в виде аэрофотоснимков свидетельствовали о массовой переброске частей вермахта к советской границе. (См.: Захаров Г.Н. «Я — истребитель». — М.: Воениздат, 1985. C. 80).

В тот же день, 18 июня 1941 года, по распоряжению Сталина Генштаб отдал приказ командующим западными военными округами и Балтийским, Черноморским и Северным флотами о принятии мер по повышению боеготовности соответствующих частей и соединений.

Всё же необходимо отметить, что меры по укреплению и повышению боеготовности советских Вооружённых Сил и родов войск в условиях нараставшей военной угрозы были недостаточны. «Реальное состояние Красной Армии к началу войны характеризуют следующие данные. Из 198 стрелковых дивизий половина имела по 10,3 тыс. человек (при штатной численности 12 тыс.). 78 (около 40%) имели по 5,9 тыс. человек. Формирование остальных 23 дивизий только начиналось. В 92 танковых и моторизованных дивизиях из положенных по штатам 31,2 тыс. танков исправных было 10.5 тыс. ... Из 44 укреплённых районов только 17 имели кадры для последующего развёртывания. В стадии формирования находилось 106 авиационных полков из 348, или более 30%». (Великая Отечественная война 1941—1945 годов. В 12 тт. Т. 2. Происхождение и начало войны. C. 613).

Развёртывание, основные задачи, главные направления, порядок и способы ведения боевых действий Вооружённых Сил СССР, как уже отмечалось, определял специальный документ — План Генштаба Красной армии «О стратегическом развёртывании Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и Востоке». Он был разработан начальником Генштаба маршалом Советского Союза (до августа 1940 г.) Б.М.Шапошниковым, дополненный его преемником генералом Мерецковым и утверждённый Сталиным 18 сентября 1940 года. 11 марта 1941 года нарком обороны Тимошенко и начальник Генштаба Жуков подписали уточнённый план стратегического развёртывания Вооружённых Сил СССР на Западе и Востоке. В документе говорилось, что Советскому Союзу необходимо быть готовым к борьбе на два фронта: на западе — против Германии, поддержанной Италией, Венгрией и Финляндией,

а на востоке — против Японии. (См.: План Генштаба Красной армии

«О стратегическом развёртывании Вооружённых Сил Советского Союза на Западе и Востоке» // 1941 год. В 2 кн. Кн. 1. Документы. — М.: Политиздат, 1998. С. 741).

Аналитик А.Б.Мартиросян в своём исследовании «Трагедия 22 июня: Блицкриг или измена? Правда Сталина», изданном в 2006 году, пишет, что Наркомат обороны и Генеральный штаб в преддверии нападения противника предприняли ряд шагов, приведших к затруднениям и ошибкам в развёртывании советских войск в западных приграничных районах страны и снижению их боеготовности. (См.: Мартиросян А.Б. Трагедия 22 июня: Блицкриг или измена? Правда Сталина. — М.: Яуза: Эксмо, 2006).

Как свидетельствуют обнародованные документы, нарком обороны маршал Советского Союза Тимошенко и начальник Генштаба генерал армии Жуков вопреки утверждённому плану стратегического развёртывания советских войск накануне войны попытались реализовать собственные оперативные замыслы, не всегда ставя в известность о них Сталина. В результате к 22 июня 1941 года дислокация советских войск вблизи западной границы не отвечала потребностям ни обороны,

ни наступления. Войска Красной Армии не были приведены в полную боевую готовность, их оперативное развёртывание не было завершено, дивизии первого эшелона в большинстве своём не успели занять предназначенные оборонительные рубежи. Поэтому советские войска оказались в тяжелейшем положении и не смогли в полной мере реализовать свои боевые возможности в начальный период войны. (См.: там же). Это произошло, главным образом, потому, что наркомат обороны и Генеральный штаб недооценили «существа самого начального периода войны, условий развязывания войны и её ведения в первые часы и дни». (См.: Гареев М.А. От армии 1941-го к армии 1945 года / Памятные страницы истории. 1941—1945 / Под ред. М.Ю.Мягкова, Ю.А.Никифорова. — М.: ИВИ РАН, 2009. C. 16, а также см.: Червов Н.В. Провокации против России. — М.: ОЛМА — ПРЕСС, Образование, 2003. C. 106).

«Генеральный штаб к началу войны не успел завершить разработку детального оперативного плана войны, и ему не удалось в полной мере выполнить свою основную функцию стратегического планирующего органа, готовящего Вооружённые Силы к войне. Мероприятия по отражению первых ударов противника в оперативных планах разрабатывались Генеральным штабом недостаточно полно, а содержание оборонительных действий в оперативно-тактическом масштабе не разрабатывалось вообще». (Великая Отечественная война 1941—1945 годов.

В 12 тт. Т. 2. Происхождение и начало войны. C. 627).

К исходу 21 июня 1941 года первый стратегический эшелон советских Вооружённых Сил на западном театре военных действий выглядел следующим образом. Численность личного состава насчитывала

2 741,9 тыс. человек, включая личный состав трёх флотов, что составляло 169 дивизий (в том числе бригаду морской пехоты Балтийского флота). У Красной Армии было 33 495 орудий и миномётов (без 50-мм и

60-мм миномётов). В её распоряжении было 10 508 исправных танков и 3 954 исправных боевых самолёта. Нападение Германии застало советские Вооружённые Силы в разгар стратегического развёртывания, когда все необходимые мероприятия были уже начаты, но ещё не завершились. (См.: там же. C. 625—627).

22 июня в 3 часа 15 минут утра немецкая авиация атаковала и подвергла бомбардировке Брест, Минск, Киев, Севастополь и другие города в западной части страны. В результате воздушной бомбардировки было уничтожено 66 из 470 аэродромов, 800 советских самолётов были уничтожены или повреждены, в воздушных боях немцы сбили ещё 322 машины, потеряв сами 114 самолётов.

Катастрофически развивались события на Западном фронте генерала Павлова. С 22 июня по 9 июля 1941 года Западный фронт безвозвратно потерял около 70% личного состава. В целом потери в живой силе составляли 417 729 человек, в том числе безвозвратные потери — 341 012 человек. Безвозвратные потери Западного фронта составили свыше 57% всех потерь пяти советских фронтов — Северного, Северо-Западного, Западного, Юго-Западного, Южного и Балтийского. С 22 июня по 9 июля 1941 года потери в живой силе указанных фронтов и флота составили 762 220 человек, в том числе безвозвратные — 595 710. (См.: Мартиросян А.Б. 22 июня. Правда генералиссимуса. — М.: ВЕЧЕ, 2005.

С. 314). ВВС фронта потеряли более 500 самолётов. Командующий авиацией фронта генерал-майор И.И.Копец застрелился.

Об уровне руководства войсками Западного особого военного округа, превратившегося с первых часов войны в Западный фронт, говорят следующие данные. По свидетельству самого генерала Павлова, у него в округе было 300 тонн горючего, что едва хватало на одну заправку 400—600 танков. В первые же дни боёв фронт потерял 3 332 танка. Как оказалось, из этого количества потерь 2 732 — 2 932 танка были потеряны без боя, или от 82 до 88%, только из-за нехватки топлива. Нехватка топлива объяснялась тем, что по плану Генштаба топливо для западных округов находилось в Майкопе. Почему топливо этих округов оказалось за тысячи километров от того места, где оно было крайне необходимо? «А кто бы объяснил и вовсе вопиющий факт? — пишет А.Б.Мартиросян. — Лично отвечавший за обеспечение округов топливом Жуков, оказывается, документально точно знал, что в западных округах острейший дефицит топлива, что основная его часть находится во внутренних округах». (Мартиросян А.Б. Трагедия 22 июня: Блицкриг или измена? Правда Сталина. С. 594—595).

К исходу первого дня войны противник прорвался в Прибалтике вглубь на 60—80 км, в Белоруссии — на 40—60 км, на Украине —

на 10—20 км. Командование вермахта упредило Красную Армию в развёртывании и мобилизации, получив, таким образом, возможность бить советские войска, застигнутые врасплох, по частям. Несмотря на то, что Красная Армия смогла парировать удар противника, ему удалось нанести весьма ощутимый урон советским Вооружённым Силам.

Сложилась крайне тяжёлая ситуация. За первые пять месяцев войны потери Красной Армии в живой силе составили 2,2 млн. человек.

1,2 млн. дезертировали, оставшись на временно оккупированной немцами территории, 3,8 млн. человек попали в плен. Советские войска потеряли около 18 тыс. самолётов, 25 тыс. танков и более 100 тыс. орудий и миномётов. В первые недели войны были нарушены управление войсками и их материально-техническое снабжение. Сбои в воинских перевозках на железнодорожном транспорте проявились ещё накануне войны. Так, в период со второй половины мая до начала войны к местам новой дислокации были задействованы 939 железнодорожных эшелонов. Однако к местам нового назначения прибыло всего 83 воинских эшелона, то есть 8,84% от их общего числа. По состоянию на 22 июня 1941 года 455 эшелонов (48,46%) находились в пути, а 401 эшелон (42,7%) и вовсе не грузился. (См.: там же. С. 418—419).

Более того, в Управлении военных сообщений до 1 июля не велась сводка учёта перевозок войск. Поэтому на десятки транспортов не имелось данных об их месте нахождения. Наблюдалась неразбериха. Так, 26 июня два эшелона танков с Ленинградского Кировского завода

(то есть с направлявшимися на фронт новейшими тяжёлыми танками КВ) несколько дней перегонялись в треугольнике Витебск-Орша-Смоленск. 27 июня предназначенные на Юго-Западный фронт 47 эшелонов с мототранспортом, в котором сильно нуждался фронт, были выгружены на станциях Полтава, Харьков (т. е. за сотни километров от места назначения). Направленные на Юго-Западный фронт 100 тыс. мин так и не прибыли к местам назначения. (См.: там же. С. 420). В первые дни войны на железных дорогах страны простаивало 50 347 вагонов, 1 320 эшелонов с автотранспортом, в котором очень нуждались войска. (См.: 1941 год – уроки и выводы. — М., 1992. С. 363).

Кроме сбоев в материально-техническом обеспечении войск западных приграничных округов, имели место вопиющие факты халатного отношения значительной части командно-начальствующего состава

к выполнению (либо невыполнению) директивных требований Москвы о развёртывании подчинённых войск к предстоящим фронтовым операциям. Такие директивы от 14 и 18 июня 1941 г. за подписями Тимошенко и Жукова были направлены в западные приграничные округа. Эти директивы были разработаны по указанию Сталина. Как оказалось, они не были в полной мере доведены до соответствующих частей и подразделений отнюдь не случайно. Так, генерал Павлов в последний предвоенный вечер смотрел оперетту в Минском театре, хотя он в этот момент должен был быть не в ложе театра, а на фронтовом командном пункте. А на Черноморском флоте боевую готовность объявили после того, как на Приморском бульваре Севастополя разорвались первые немецкие бомбы. В это время бульвар был заполнен гуляющими по случаю завершения манёвров: командующий флотом адмирал Октябрьский давал в эту ночь банкет.

Общая неготовность приграничных военных округов Наркомата обороны к 22 июня выглядит по меньшей мере странно на фоне полной готовности пограничных округов Наркомата внутренних дел. В ночь

на 22 июня начальник Главного управления погранвойск НКВД генерал Соколов находился на участке 87-го погранотряда Белорусского пограничного округа. Нарком внутренних дел Л.П. Берия уже 19 июня по указанию Сталина привёл в боевую готовность вверенные ему пограничные войска. И генерал Соколов прибыл в Белоруссию для того, чтобы

с началом боевых действий организовать боевую работу пограничников в условиях войны. 21 июня заставы, пограничные комендатуры и отряды вышли из казарм и заняли оборонительные сооружения.

Как известно, погранвойска предназначаются для охраны границы и обеспечения её непроницаемости в обе стороны в мирное время. С началом войны пограничники должны были отойти в тылы войск для несения службы по охране фронтовых тылов. Иными словами, с началом войны пограничники должны были уступить место в первом эшелоне армии. В действительности вышло так, что 22 июня 1941 года пограничники во многом заняли место армии, сутками сражаясь там, где армейцы не выдерживали и несколько часов. К 22 июня 1941 года численность погранвойск НКВД составляла 100 тыс. человек. Благодаря усилиям наркома Берии и его пограничных соратников это были прекрасно подготовленные войска. И эта сила встала навстречу немецким войскам, сыграв в начавшейся войне стратегическую роль.

Оценивая сложившуюся обстановку после 22 июня 1941 года, высококвалифицированный аналитик С.К.Кремлёв считает: «Провалы первых дней войны были запрограммированы настолько странным поведением части высшего генералитета в последний предвоенный период и особенно в последнюю предвоенную неделю, что это поведение в ряде случаев сложно квалифицировать иначе как прямо предательское...». (Кремлев С. Великий Сталин. Менеджер ХХ века. — М.: Яуза — пресс, 2011. С. 203).

22 июня командование вермахта в авангарде наступления одномоментно двинуло вперёд 103 полностью мобилизованные дивизии из сосредоточенных 190. На направлениях главного удара противник обеспечил 6—8-кратное превосходство над нашими силами. Удар был сильнейший. В сложнейшем положении оказались наши пограничные войска, в кровопролитных боях задержавшие молниеносное продвижение вражеских сил. Армейским частям и подразделениям был нанесён огромный урон, но, первоначально дрогнув, они не обратились в бегство. В условиях нарушенных связей и управления разрозненные части Красной Армии вступили в неравные бои с превосходящими силами противника, задержав его беспрепятственное продвижение в глубь страны.

Не располагая чётким оборонительным планом, части Красной Армии на отдельных участках фронта пытались остановить продвижение войск вермахта решительными контрнаступательными действиями.

Отрезвление от опьянения лёгкими победами на Западе постепенно, но неумолимо охватывало солдат и офицеров вермахта. Начальник штаба 4-й немецкой армии генерал Блюментрит отмечал: «Первые сражения в июне 1941 года показали нам, что такое Красная армия. Наши потери достигли 50 процентов. Пограничники защищали старую крепость в Брест-Литовске.., сражаясь до последнего человека, несмотря на обстрел наших самых тяжёлых орудий и бомбёжки с воздуха. Наши войска очень скоро узнали, что значит сражаться против русских». (Цит. по: Уткин А.Н. Вторая мировая война. – М.: Алгоритм, 2002. С. 203).

Между тем, до ощутимых успехов на полях сражений было ещё очень далеко. 23 июня 1941 года в стране была образована Ставка Главного Командования, которую возглавил нарком обороны маршал Советского Союза Тимошенко.

Поражения первых дней войны были крайне болезненны. Пиком жестокого разочарования деятельностью высшего военного руководства стал седьмой день войны — воскресенье 29 июня. Накануне, 28 июня, Сталин узнал о взятии Минска немцами из передач европейских радиостанций. Желая разобраться с положением дел в западных областях страны, Сталин вместе с несколькими членами Политбюро ЦК ВКП(б) приехал в Генеральный штаб. Там он застал растерянных Тимошенко и Жукова, который доложил, что связь с войсками в западных областях потеряна и её на протяжении всего дня не удалось восстановить. Между Сталиным и Жуковым состоялся бурный разговор, в конце которого Сталин жёстко заявил: «Что это за Генеральный штаб? Что за начальник штаба, который в первый же день войны растерялся, не имеет связи

с войсками, никого не представляет и никем не командует?». По свидетельству А.И.Микояна, присутствовавшего при этом разговоре, Жуков «не выдержал, разрыдался … и выбежал в другую комнату». Договорились о немедленном восстановлении связи с Белорусским военным округом, куда был направлен маршал Кулик. Сталин … возмущённый покинул помещение Генерального штаба. (См. об этом: Романенко К.К. Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего. — М.: Яуза, Эксмо, 2008. С. 269—271).

30 июня 1941 года был создан Государственный Комитет Обороны, председателем которого был назначен Сталин. Жуков был снят с поста начальника Генштаба как не справившийся со своими обязанностями. Для руководства боевыми действиями советских войск были созданы три направления, которыми командовали К.Е.Ворошилов (Северо-

запад), C.К.Тимошенко (Запад) и С.М.Буденный (Юго-запад).

3 июля 1941 года Сталин выступил с речью по радио. Его речь определила программу деятельности Коммунистической партии, правительства и народа на весь период Великой Отечественной войны. Более того, эта речь провидчески осветила дальнейший ход и исход Великой Отечественной войны советского народа и тем самым Второй мировой войны.

10 июля 1941 года Ставка Главного Командования была преобразована в Ставку Верховного Командования. 8 августа 1941 года Сталин был назначен Верховным Главнокомандующим. С этого времени Ставка стала именоваться Ставкой Верховного Главнокомандования. Одновременно шёл сложный процесс совершенствования структуры и органов руководства и управления войсками в соответствии с требованиями войны.

В обстановке развернувшихся ожесточённых боевых действий происходило совершенствование тактики, оперативного искусства и стратегии советских Вооружённых Сил. На всём протяжении первого периода Великой Отечественной войны вплоть до Московской битвы Красная Армия дорогой ценой боевых потерь расплачивалась за главную ошибку, допущенную советским командованием в самом её начале. Она состояла в том, что размещение частей Красной Армии было произведено так, что у выдвинутых к границе армейских соединений отсутствовала организация оборонительных порядков в глубине обороны. Как справедливо отмечал Маршал Советского Союза К.К.Рокоссовский, изучая характер действий немецких войск в операциях в Польше (1939 г.) и во Франции (1940 г.), он «не мог разобраться, каков план действий наших войск в данной обстановке на случай нападения немцев... если какой-то план и имелся, то он явно не соответствовал сложившейся к началу войны обстановке, что и повлекло за собой тяжёлое поражение наших войск в начальный период войны». (Рокоссовский К.К. Солдатский долг. Издание с восстановленными купюрами из авторской рукописи. — М.: Воениздат, 1997. С. 32). Поэтому войска Красной Армии оказались в сложнейшем положении и не смогли в полной мере реализовать свои боевые возможности в начальный период войны. Это произошло потому, что Наркомат обороны и Генеральный штаб недооценили «существа самого начального периода войны, условий развязывания войны и её ведения в первые часы и дни». (См.: Гареев М.А. От армии 1941-го к армии 1945 года // В кн.: Памятные страницы истории. 1941—1945. С. 16).

«Не хватало лишь правильного понимания современного „сценария” начального периода войны, — отмечает компетентный военный аналитик, генерал армии Н.В.Червов. — Между тем, если стратегия вступления государства и армии в войну изначальна ошибочна, то ничто —

ни искусство генерала на поле боя, ни доблесть солдат, ни отдельные одноразовые победы — не могло иметь того решающего эффекта, которого можно было ожидать в противном случае». (Червов Н.В. Провокации против России. — М.: ОЛМА — ПРЕСС, Образование, 2003. С. 106).

Обращаясь к опыту Великой Отечественной войны, такие видные советские полководцы, как маршал Советского Союза К.К.Рокоссовский и Главный маршал авиации А.Е Голованов, приходят к однозначному выводу: «Наркомат обороны и Генеральный штаб начало войны проморгали». (См.: Рокоссовский К.К. Там же; Чуев Ф. Несписочный маршал. — М., 1995. С. 22; Он же. Солдаты империи. — М., 1996. С. 232).

Боевые действия, которые вели войска Красной Армии с самого начала войны, выявили крупные просчёты и серьёзные промахи руководства. Их последующий анализ повлёк за собой возникновение вопросов, до сих пор не получивших обоснованных ответов, а именно:

Почему расположение советских войск в роковой день 22 июня

оказалось совершенно не соответствующим плану, утверждённому

18 сентября 1940 года?

Почему командующие округами не выполнили приказы о разработке детальных планов обороны и приведении войск в боеготовность?

Почему, наконец, в войска с запозданием поступила директива

от 21 июня 1941 года?

Беспристрастный и объективный анализ всех имеющихся документов позволил бы выявить всю совокупность причин катастрофических неудач советских войск в начале разразившейся войны.

Вместе с тем следует отметить, что «допущенные просчёты, имевшие тяжёлые последствия и создавшие ряд непредвиденных ситуаций для советского военно-политического руководства Вооружённых Сил

в начальном периоде войны, имели временный характер и не привели

к полной военной катастрофе. Несмотря на то, что оперативные и мобилизационные планы исполнялись с существенными изъянами, советская мобилизационная система позволила уже в начальный период войны создать значительное число новых армий, дивизий и других соединений. В конечном счёте именно эта система дала возможность Красной Армии и Советскому государству пережить катастрофически сложившийся начальный период войны и оказаться победителями

в 1945 г.». (Великая Отечественная война 1941—1945 годов. В 12 тт. Т. 2. Происхождение и начало войны. C. 627).

 


Версия для печати
Назад к оглавлению