Е.Д.Аргин. Первый посол Советской России, революционер-ленинец, публицист и литературный критик.

Е.Д.Аргин. Первый посол Советской России, революционер-ленинец, публицист и  литературный критик.

____

АРГИН ЕВГЕНИЙ ДАВИДОВИЧ, бывший инженер-электромеханик, ныне пенсионер.

 

10 мая 1923 года, вечер, ресторан отеля «Сесиль» в Лозанне (Швейцария).

В центре зала за столиком сидит сухопарый мужчина с испитым лицом, попивая коньяк и листая журнал.

В зал входят двое, они занимают столик у окна, но не торопятся с ужином, видимо, кого-то ждут. Появляется третий с пачкой газет, они заказывают ужин и вскоре начинают еду.

Покуривая, мужчина в центре зала, разговаривает с метрдотелем, одновременно поглядывая на сидящих у окна. Зал между тем пустеет. В нём остаются трое у окна, мужчина и ещё какой-то турок. Мужчина вновь заказывает и пьёт коньяк. Из бильярдной слышатся удары шаров, музыканты негромко играют.

В 21.15 мужчина резко поднимается, делает несколько шагов в направлении сидящих у окна, выхватывает револьвер, направляет его одному из троих в голову, чуть повыше правого уха и стреляет. Тот падает — убит на месте. Другой пытается прикрыться столом. Убийца дважды стреляет в него, ранив в плечо и бедро. Тем временем третий, совсем молодой, хочет разоружить нападавшего, схватив его за руку, но убийца сильным ударом сбивает парня на пол и тоже несколько раз стреляет в него.

К убийце подбегает метрдотель и требует отдать оружие. Тот бросает револьвер на пол и приказывает музыкантам играть траурный марш по русским большевикам, при этом орёт: «Я — новый Вильгельм Телль, призванный спасти человечество!».

Спустя почти полчаса в ресторан прибыла городская полиция, врачи, затем всё же явились представители секретариата Лозаннской конференции…

Вель погиб представитель СССР на Лозаннской международной конференции Вацлав Вацлавович Воровский, были ранены члены советской делегации Иван Аренс, журналист Российского телеграфного агентства, и 18-летний Максим Дивильковский, личный секретарь убитого.

 

2

Видный деятель Коммунистической партии, выдающийся советский дипломат, публицист и литературный критик Вацлав Вацлавович Воровский родился в Москве 15 октября 1871 года в семье обрусевших поляков. Его отец, инженер-архитектор на железной дороге, скончался, когда сыну не было и двух лет. Мать воспитывала мальчика одна. Восьмилетним она отдала сына в гимназию при лютеранской церкви св. Петра и Павла в Старосадском переулке. В гимназии Вацлав много читал, проявил большие способности к иностранным языкам, любовь к поэзии. Сам начал писать стихи. Дедушка, очевидец польского восстания 1863 года, рассказывал ему о повстанцах, сосланных царскими властями на каторгу в Сибирь. Появилось неприятие существующего строя, его заинтересовали книжки, запрещённые царской цензурой.

Ещё гимназист, он выступал на нелегальных собраниях. После гимназии

в 1890 году поступил на физико-математический факультет Московского университета, но потом перешёл в Московское высшее техническое училище.

У него появились сочинения Маркса, Энгельса, Плеханова, Герцена. Вместе

с друзьями начал распространять нелегальную литературу. На заметку охранки Вацлав попал уже в 1891 году.

В 1894 году Воровский вступает в московский «Рабочий союз», созданный по инициативе В.И.Ленина, затем в РСДРП. Под видом свадебного путешествия он в 1895 году съездил в Западную Европу, где познакомился с местными социал-демократами и привёз оттуда новинки политической литературы.

В связи с предстоящей коронацией царя полиция в 1896 году занималась очищением Москвы от «неблагонадёжных и опасных для общественного спокойствия лиц». В результате власти выслали «неблагонадёжного» Воровского в Вологду.

После возвращения из ссылки Вацлав восстановился в училище, но в апреле 1897 года полиция произвела у него обыск, изъяла рукописи его статей

на русском и польском языках, книги и брошюры на трёх европейских языках, выписки из различных книг, прокламацию, а также письма и фотографии. Он сразу же был арестован как активныйчлен «Московского рабочего союза» за революционную пропаганду, распространение нелегальной литературы, налаживание связей с заграничными социал-демократическими организациями и помещён

в одиночку в Таганской тюрьме. Техническое образование было прервано.

В те годы выдвинулся якобы либеральный реформатор полицейской службы, жандармский офицер Зубатов. Он пригласил Воровского на беседу. Но напрасно Зубатов пытался найти «общий язык» с 27-летним Воровским, после чего по указанию Зубатова Воровский был посажен в карцер.

В январе 1899 года Воровский был выслан в город Орлов Вятской губернии под гласный надзор полиции. Там он подружился с членом петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», ветеринарным врачом Николаем Бауманом. Вскоре тот бежал из ссылки. А Вацлав составлял по поручению земской управы сметы, проекты строительства дорог и мостов, здания гимназии, что позволяло ему сводить концы с концами. Но одновременно он занимался иностранными языками, философией, историей литературы и критики, теорией и историей искусства. В ссылке Воровский впервые выступил в печати против легального марксиста П.Струве.

В конце 1901 года, после окончания срока ссылки Воровский, сообщив полиции, что намерен поселиться в Перми, скрытно приехал в Москву, где в начале

1902 года смог получить загранпаспорт и вскоре очутился в Женеве.

 

3

C 1902 года Воровский сотрудничал в ленинской «Искре» и был её разъездным агентом. Познакомился с В.И.Лениным и стал его верным сторонником. В следующем году он вернулся в Москву, но его сразу же обнаружила полиция, и он уехал в Одессу, где налаживал работу подпольной типографии, восстанавливал связи,

а когда получил новый паспорт, то уехал в Германию. Там он, желая завершить инженерное образование, посещал лекции в политехникуме в Мюнхене.

Ленин, прочитав первые статьи Воровского в «Искре», посоветовал ему изучать международные отношения и политические события. Появились едкие фельетоны и статьи, раскрывавшие тайны дипломатии империалистов. Писал Воровский и оположении в РСДРП, раскрывая действия раскольников-меньшевиков. Принадлежность ему ряда критических статей была установлена позднее, некоторые из них были впервые опубликованы после его смерти. Это — статьи «О Горьком» (1902 г.), «Раскол в тёмном царстве» (1902—1903 гг.) и другие.

В 1904 году Воровский приехал в Россию и по поручению Ленина стал одним из организаторов Южного бюро ЦК в Одессе. Перед III съездом РСДРП Воровский немало усилий потратил, чтобы объединить Одесский, Николаевский и Екатеринославский комитеты партии.

Вернувшись в сентябре 1904 года в Швейцарию Воровский написал брошюру «Совет против партии», в которой резко критиковал меньшевиков,отстаивая ленинское положение о необходимости единства партии.

Будучи в России, Воровский сотрудничал в качестве соредактора в газете «Вперёд» и в сменившем её «Пролетарии», которые выходили в Женеве.

В 1905 году сначала в газете «Вперёд» было напечатано десять его статей («Революционные дни», «Враги и друзья», «Борьба за право стачек» и др.) и потом почти столько же в «Пролетарии» («Буржуазия и стачки», «Профессиональное движение и соц. демократия», «Буржуазия и монархия», «Ответ Плеханову» и др.). В ноябре 1905 года он начал работать в редакции газеты «Новая жизнь», однако власти закрыли газету на её 27-м номере. В том же году в журнале «Правда» появилась большая статья Воровского «Лишние люди», где он рассматривал

на примере пьес Чехова как вырождается традиционный герой русской литературы и утверждал, что новому «времени нужны новые люди. Не жалкий, забитый, лишённый веры в себя и жизнь, ноющий раб-человек, а сильное, гордое могучее своей верой поколение совершит великую задачу обновления жизни…».

Воровский участвовал в работе III съезда РСДРП в Лондоне, позже встречался в Германии с Бебелем, Каутским и Розой Люксембург. В том же году, по рекомендации Ленина, он был назначен вместо Плеханова представителем ЦК российских социал-демократов в бюро II Интернационала.

Весной 1906 года Воровский был делегатом IV съезда партии в Стокгольме, а летом представителем большевиков на V съезде Социал-демократии Королевства Польского и Литвы. Сотрудничал он в социал-демократическом журнале «Вестник жизни» и в легальной ежедневной газете «Новый луч», в первом номере журнала «Наша Мысль» появилась его статья «Государственная Дума». Воровский постоянно выступал на митингах, на собраниях, в кружках. Принимал он участие в работе издательства товарищества «Знание» Горького. В 1906 года там был издан «Манифест Коммунистической партии» в переводе Воровского, очищенном от искажений и ошибок, допущенных в переводе Плеханова.

Но надвигалась угроза ареста, и Ленин посоветовал Воровскому снова

уехать в Одессу.

Очень плодотворными для него как большевика-публициста и литературного критика были годы, когда Воровский находился в Одессе. Во всех работах Воровский затрагивал вопросы русской и мировой литературы, истории, международных отношений, социальные, политические и философские проблемы. Он переводил на русский язык с польского, итальянского, немецкого, английского художественную и политическую литературу. Будучи материалистом-марксистом, он продолжал традиции русской прогрессивной литературной критики, рассматривая каждое художественное произведение с точки зрения отражения жизни общества и классов. Его работы высоко оценивались Лениным, который в статье «О большевизме» назвал Воровского в числе главных писателей-большевиков.

Он часто выступал под псевдонимами П.Орловский, Фавн, Профан, Мухомор, Черномор и другими. Так, когда в 1910 году в Петербурге проходил съезд писателей и одновременно там же съезд по борьбе с проституцией, Профан писал в газете «Наше слово» в статье «Зачем понадобился туман?»: «…Из нашей литературы почти бесследно ушло искреннее творчество, вдохновляемое не рыночным спросом, а внутренней потребностью художника. Газета превратилась в лавочку, бойко торгующую рекламой. Театр стал базаром мещанской глупости… Душа писателя превратилась в мелочную лавку, где всё можно достать за деньги… Как же бороться с этим развратом, с этой духовной проституцией? И есть ли средство для борьбы с ней? Об этом мне хотелось поговорить с заинтересованными лицами, но, повторяю, положительно не знаю, куда обратиться: к съезду писателей или к съезду по борьбе с проституцией?».

Завершая статью «О „буржуазности” модернистов» (1908 г.) в «Одесском обозрении», П.Орловский писал: «…Если будущему историку литературы придётся характеризовать нашу теперешнюю модную беллетристику и критику, ему придётся указать, что этот больной цветок родился на почве общественной реакции среди части интеллигенции, разочаровавшейся в общественных вопросах, бросившейся очертя голову в личные, вернее, физические наслаждения, но не могущей простить не разочарованным своего прежнего очарования».

В Одессе Воровский написал такие статьи, как «Отцы и дети», «В ночь после битвы», «И.С.Тургенев как общественный деятель», «Из истории новейшего романа», «Две матери», «Литературные наброски», статьи о творчестве Гоголя, Горького, Плещеева, Писарева, Кольцова, Чехова, Льва Толстого, Белинского, Добролюбова, Куприна, Бунина, Л.Андреева, Пруса…

В 1908 году в Петербурге с участием Ленина вышел марксистский сборник «О веяниях времени». В нём П.Орловский разместил статью «В ночь после битвы», которая начиналась так:

«Когда ночь опускает свой покров на поле битвы и разделяет борющихся, — наступает момент учёта итогов дня, определения потерь и завоеваний… На поле битвы остаются только трупы и раненые, — и вот среди них начинают появляться тёмные фигуры мародёров… Вчера ещё они прятались от опасности боя по рвам и оврагам, многие ещё вчера состояли — а больше числились — в рядах побеждённой теперь армии, но темнота ночи сделала их храбрыми, и они спешат обобрать… тех, кому вчера до хрипоты кричали „ура”. Ибо мародёры суть мародёры — их дело воодушевляться больше всех в случае победы и — обшаривать карманы павших товарищей в случае поражения.

Роль таких мародёров сыграла в русской революции так называемая интеллигенция, то есть средняя и мелкая буржуазия свободных профессий, либеральная и радикальная, кадетская и беспартийная, политическая и беллетристическая (что, впрочем, у неё мало различается)».

На страницах газеты «Одесское обозрение» стали появляться статьи и фельетоны под псевдонимом Фавн. Однако и в Одессе Воровский находился под наблюдением полиции. Было невозможно выступать открыто с критикой политики царской власти, поэтому он часто делал это в фельетонах о событиях, якобы происходивших где-то в других странах.

Вполне подходят России XXI века едкая статья Воровского «У работоспособных. (Популярное изложение прений в Государственной думе)», напечатанная

в «Одесском обозрении», там же размещённый фельетон «В кривом зеркале. (Из завещания Хапун-паши)», публикации которого предшествовали газетные сообщения об арестах высокопоставленных лиц из окружения султана Абдул-Гамида. Современно звучат сатира Фавна «Думская переписка» на председателя Совета министров, организатора и вдохновителя реакции П.А.Столыпина (назван Стопылиным) и председателя Государственной думы Ф.А.Головина (назван Оловиным) в газете «Наше эхо», фельетон «Жизнь замечательных людей» в той же газете, написанный в связи с выступлением одного земского начальника на дворянском съезде, который кончается такими словами «И вы, молодые поколения, глядя на доблестного дворянина-патриота, пропитайтесь теми же великими чувствами, ибо на них зиждется сила и величие отечества, и благо вам будет на земле, и не посягнет мужицкая рука на ваши кровью и потом (чужим) приобретённые поместья, и не исчезнет благородное сословие, и

не истощатся доходные должности, субсидии, пособия, аренда, и будет народный карман вашим карманом, а ваши долги народными долгами».

Как Вацлав Вацлавович вспоминал позже, он «писал в Одессе, кажется,

во всех газетах, газету „Черноморский портовый вестник” большевики к рукам прибрали, а редактору оставили сбор объявлений и доходы от них, газета организовала забастовку в Одесском порту, после чего нас из неё выставили. Другая газета „Черноморец” вышла всего один раз. Хороший номер получился,

но её закрыли».

Три, четыре, а то и пяток фельетонов в неделю писал Воровский для «Одесского обозрения». Читатели газеты отлично понимали, о каких министрах, депутатах, градоначальниках и губернаторах писал Фавн. Одесские власти высказали своё недовольство издателю газеты по поводу фельетонов Фавна. В декабре 1908 года в квартире, где жил Воровский, был обыск. Но ничего не нашли, так как Воровский, почувствовал за собой слежку, почистил всё, а переписку переадресовал на «Одесское обозрение».

Издатель дал властям слово уволить Фавна, и Воровский опубликовал в газете прощальное письмо: «Увы, прощайте, дорогой читатель, мы с вами больше не будем беседовать! Не будем смеяться над человеческой глупостью и пошлостью, не будем валить в сорную кучу все поддельные добродетели, не будем разбивать насмешкой жалкое бутылочное стекло, выдающее себя по нашим временам за бриллиант». Дальше он рассказал историю, как Фавн бродил

по улицам. Радовались прохожие, ибо светило солнце, плескалось море, но почему-то и официальные лица и даже их здания хмурились и дулись. Знакомый городовой на вопрос, почему они хмурятся, ответил: «а не озорничай, не надсмехайся над старшими, уважай чин и звания, благоговей, восторгайся и молчи». Фавн изумился: «разве я не благоговею, не ворчу, не плачу, не жалуюсь,

а смеюсь, значит — радуюсь, значит доволен». Но вскоре вместо покинувшего газету Фавна появился юморист-обличитель Кентавр.

1 октября 1909 года одесский градоначальник сообщил о предстоящем приезде в город Николая II. Новый издатель газеты провёл совещание по подготовке специального номера газеты с портретом царя и подробной информацией

о встрече. 8-го такой номер вышел, а спустя неделю Воровский и ещё двое сотрудников в другой одесской газете опубликовали письмо, в котором сообщали, что почти все основные сотрудники «Одесского обозрения» вышли из состава редакции.

В июне 1910 года Воровский был арестован и помещён в одиночку. На допросе он отверг все обвинения, а в показаниях написал: «работая в течение почти 10 лет на литературном поприще, я придерживаюсь взглядов марксизма, которые я и развивал в ряде статей и до, и после 1905 г. В статьях этих меня интересовала, главным образом, теоретическая сторона марксизма, основные положения этого учения…». Власти вынуждены были его освободить.

Когда в Петербурге появились легальные большевистские газеты, сначала «Звезда», а потом «Правда», он время от времени присылал в них статьи и корреспонденции.

 

4

Изучив изъятые у Воровского при обыске рукописи, прокурор в конце

1910 года всё же возбудил уголовное преследование против него. Полиция арестовала Воровского, и в сентябре 1912 года он был выслан в Вологодскую губернию на два года. Жил в Вологде в тёмной, сырой комнате, с протекающим потолком, некрашеным полом, грязными обоями.

В феврале 1913 года срок ссылки закончился, и Воровский приехал в Москву. Жена Дора с дочерью Ниной оставались в Одессе. Они ждали крещения, ведь для евреев существовал целый свод ограничений на право проживания. Дожидались, когда будут завершены все формальности по обращению её в лютеранку, и она сможет приехать в Москву.

Статьи Воровского начали печатать в газете «Наш путь» — органе думской фракции РСДРП. Но газета выходила недолго и 12 сентября 1913 года была закрыта. В январе 1914 года охранное отделение доложило в департамент полиции, что Воровский до октября 1913 года проживал в Москве, а затем уехал

в Вятку. На самом деле Воровский ушёл в подполье и объявился в 1915 году

в Петрограде на заводе «Сименс-Шуккерт», куда устроиться ему помог Л.Б.Красин. «Сименс-Шуккерт» часто направлял в скандинавские страны своих представителей для закупки товаров, так осенью 1915 года в Швецию был направлен инженер Воровский.

 

5

Отдельные детали жизни Воровского мы до сих пор знаем недостаточно. Значительная часть деятельности большевиков проходила нелегально.

Но известно, что он принял участие в организации проезда Ленина через Швецию в Петроград.

13 апреля 1917 года, находясь в Стокгольме, Воровский, по предложению Ленина, возглавил Заграничное бюро РСДРП(б), много сделавшее для распространения среди зарубежной общественности правды о событиях в России и

по сплочению интернационалистских групп социал-демократов в странах Запада в борьбе за создание III Интернационала.

А.В.Луначарский писал о деятельности Воровского чуть более позднего времени: «…Когда призыв революции грянул в Октябре, Воровский отложил в сторону перо и целиком отдался активной борьбе. Он продолжал служить литературе, но в качестве заведующего Госиздатом. Он продолжал необыкновенно умело служить революции и тогда, когда был блестящим советским дипломатом».

После Октября Воровский являлся полпредом Советской России в Скадинавских странах (Швеция. Дания, Норвегия). В 1918 году в течение всего периода переговоров в Брест-Литовске при посредстве Воровского в Стокгольме велись параллельные переговоры с Германией. В августе 1918-го он вёл переговоры в Берлине с Финляндией. Результат — чёткий отказ отдать финнам весь Кольский полуостров и часть Олонецкой губернии.

В 1919 году вернулся в Москву и в 1919—20 годах возглавлял Госиздат.

С марта 1921 года он был полномочным и торговым представителем Советской России в Италии. Благодаря своему уму, блестящему образованию

(он свободно владел английским, французским, немецким, польским, итальянским и шведским языками), личному обаянию и такту дипломата Воровский завоевал большой авторитет в Риме.

В 1922 году он участвует в Генуэзской конференции, являясь генеральным секретарём советской делегации, а также позже руководителем делегации на конференции в Лозанне. У него немалые заслуги в заключении Рапалльского договора с Германией. Воровский вместе с народным комиссаром по иностранным делам Г.В.Чичериным вёл на конференциях сложные переговоры

за признание Европой Советской России, её интересов.

Со стороны западных держав всё пускалось в ход в отместку за покушение на интересы иностранного капитала, которое позволили себе большевики. И Воровскому, находившемуся «на переднем крае», пришлось больше, чем кому-либо, вести борьбу в защиту чести, достоинства, интересов, а то и самой жизни молодого Советского государства и его посланцев, в том числе себя, своей жены-революционерки и сотрудников.

Получив швейцарскую визу, Воровский в сопровождении И.Аренса и М.Дивильковского после возобновления работы конференции направился в конце апреля в Лозанну, на этот раз в качестве официального руководителя советской делегации на переговорах по черноморским проливам. Его отказались принять на конференции, если он не даст предварительного согласия с текстом конвенции о проливах, выработанным союзниками без участия советской стороны. Воровский протестовал, но ему выставляли в ответ прежнее ультимативное требование.

За два дня до смерти Воровский писал: «Союзники, как известно, с самого начала пытались отстранить нас от дальнейшего участия в конференции под предлогом, будто вопрос о проливах закончен, а подписать конвенцию Чичерин отказался, — в сущности боясь нашего влияния на турок и на общественное мнение. Мои возражения, представленные в ноте... старались сначала не замечать на том основании, что они, якобы, им неизвестны... Наконец, когда вся эта глупая комедия стала более невозможной, они просто решили отвергнуть мои доводы и

не допустить нас на конференцию, что, по сведениям газет, довели до сведения швейцарского правительства... Таким образом, мы сидим здесь в качестве наблюдателей. Однако, нас хотят выжить, если не мытьём, так катаньем».

Власти Швейцарии, узнав, что секретариат конференции «считает нежелательным пребывание на ней русских», не приняли самых элементарных мер

по обеспечению личной безопасности Воровского и его сотрудников. 5 мая

в швейцарских газетах, со ссылкой на секретариат конференции, было размещено сообщение, что Воровский не может рассматриваться как её участник.

6 мая в гостиницу, где разместились Воровский и его сотрудники, явились молодчики полувоенного швейцарского формирования фашистского типа — «Национальной лиги». Они потребовали от советской делегации «убираться из города», а покидая гостиницу, пригрозили вернуться, «когда Воровский будет один». В последующие дни, открыто поощряемые местной прессой, они маршировали по улицам города, выкрикивая оскорбления и угрозы в адрес советских дипломатов.

Начали распространяться слухи о готовящемся покушении на советского полпреда, о чём, по мнению газетчиков, швейцарской полиции было известно. Поступили несколько писем с угрозами расправы. В окна номера гостиницы, где жили члены делегации, неизвестные бросали камни.

Международная обстановка усложнялась. 8 мая 1923 года министр иностранных дел Великобритании лорд Керзон предъявил правительству СССР ультиматум. В нём СССР обвинялся в ведении враждебной пропаганды против Великобритании в Иране, Афганистане, Индии и одновременно требовал уплатить компенсацию британцам за национализацию их собственности в России, угрожая разрывом отношений. Наглый и вызывающий тон этого ультиматума и требования, предъявленные Советскому правительству, явились сигналом и развязали руки белогвардейским организациям, уже давно намеревавшимся физически устранить Воровского, как одного из самых талантливых представителей советской дипломатии. Учитывая создавшуюся ситуацию, Советское правительство 9 мая отдало распоряжение Воровскому покинуть Швейцарию. Но власти Швейцарии не пустили в страну курьера с этим распоряжением.

А 10 мая Вацлав Вацлавович был убит.

 

6

Убийцу арестовали и вместе с ним ещё одного белогвардейца, соучастие которого в убийстве было явным.

Убийца — бывший офицер врангелевской армии швейцарский гражданин Морис Конради, итальянец русского происхождения. Когда-то его отец владел большой шоколадной фабрикой в России. В годы Гражданской войны Морис постиг науку убивать, работать он не умел. И всё явственнее давали о себе знать признаки нервного заболевания на почве давней контузии, всё сильнее тянуло к выпивке и кокаину. У него были личные причины ненавидеть большевиков, так как имущество семьи Конради было конфисковано, его родители, старший брат и сестра мобилизованы на трудовой фронт. После убийства М.С.Урицкого и ранения В.И.Ленина отец Конради и старший брат были арестованы ВЧК, однако через несколько дней отец был отпущен на свободу,

но вскоре умер от воспаления лёгких, а брат пропал (возможно, был казнён).

Конради постоянно был озабочен вопросом, где взять деньги, пока не познакомился с Аркадием Полуниным. Это был «надёжный человек» барона Врангеля в Швейцарии, в молодости агент сыскной полиции в Санкт-Петербурге,

а позже офицер контрразведки при штабах белых генералов Алексеева и Деникина. Теперь он состоял в должности личного секретаря главы ещё не закрытой в ту пору властями Швейцарии миссии царского Красного Креста в Женеве, фактически же бывшего представителем крупнейшей белоэмигрантской организации «Российский национальный комитет» с центром в Париже.

Полунин разъяснил Конради, что даст деньги, но надо совершить убийство кого-либо из советских дипломатов. Тот согласился и выехал в Польшу, где,

не выполнив поручение, прокутил все данные ему деньги. Потом Конради съездил в Берлин, но германская полиция надёжно охраняла находившегося там Чичерина. Полунин знал, что должна продолжаться международная конференция в Лозанне, и избрал в качестве жертвы Воровского, так как считал, что тот «очень даровитый человек, который бы сумел отстоять советские интересы

на конференции». Полунин едет 7 мая на разведку в Лозанну, узнаёт, где проживает намеченная жертва. Он убеждается, что у того нет охраны, и, вернувшись в Женеву, сообщает Конради о возможности совершить теракт.

В ноте Народного комиссариата по иностранным делам СССР (НКИД)

от 16 мая правительству Швейцарии говорилось, что правительство СССР возлагает ответственность за преступление на правительство Швейцарии: «поведение швейцарских властей в этом деле безусловно должно быть квалифицировано как попустительство в одном из тягчайших преступлений — убийстве полномочного представителя другого государства». Нота требовала строжайшего расследования преступления, суда над преступниками, увольнения и предания суду всех должностных лиц, виновных в попустительстве.

Не получив удовлетворительного ответа на свой протест, 8 июня НКИД направил вторую ноту, в которой говорилось, что поведение правительства Швейцарии лишь ещё больше подтверждает справедливость выдвинутых против него обвинений, ведь убийца разгуливает на свободе.

20 июня советские власти приняли постановление о бойкоте Швейцарии: невыдача виз гражданам Швейцарии, прекращение коммерческих переговоров, запрет на торговые отношения. Бойкот сказался на промышленности Швейцарии. Из-за бойкота и неприезда в Швейцарию советских представителей ряд международных конференций переносился в другие страны. Только

в 1927 году был подписан протокол, в котором было заявление правительства Швейцарии с осуждением убийства Воровского и выражением сожаления,

а также с готовностью предоставить дочери Воровского материальную помощь.

Однако и в течение многих последующих лет правительство Швейцарии проводило враждебную политику по отношению к СССР, и только в 1946 году дипотношения с ней были восстановлены…

В ноябре 1923 года начался суд над Конради и Полуниным. Прокурор обвинял русскую революцию, а так как в судебных заседаниях не участвовали советские обвинители, то никто не мог рассказам о красном терроре противопоставить бесчисленные свидетельства террора белых и интервентов во время Гражданской войны и после неё. Известные швейцарские адвокаты восхваляли убийцу. На основании решения присяжных заседателей (за оправдание проголосовало девять из 14 присяжных) убийца и его сообщник были оправданы судом швейцарского кантона Во.

Тело Воровского с помощью швейцарских коммунистов было отправлено

в Москву. Его сопровождали несколько работников НКИД и жена, которая позже скончалась от нервного потрясения, связанного с убийством мужа, и была похоронена рядом с ним.

Вацлава Вацлавовича хоронили на Красной площади в присутствии 80 тыс. человек. Позже в его могилу была опущена урна с прахом жены Воровского, революционерки и ближайшей помощницы.

В связи с убийством Воровского по всему СССР прошли мощные демонстрации протеста. Полмиллиона москвичей на демонстрации пронесли плакаты: «Павшему — слава!», «Убийцам — месть!», «Нас не запугать!».

Расстрел советской делегации с убийством полпреда СССР, а также оправдание убийцы и его сообщника вызвали протесты и негодование во всем мире. Возмущение высказали коммунистические партии, профессиональные союзы, государственные и политические деятели многих стран. Правительства Болгарии, Германии, Греции, Италии, Латвии, Литвы, Монголии, Персии, Турции, Швеции, Эстонии, и других государств выразили правительству СССР свои соболезнования. К ним присоединился и Ватикан.

Известие о трагической гибели В.В.Воровского, о котором Ленин говорил, что, спокойный и мягкий среди друзей, он был «твёрд в стане врагов», вызвало глубокую скорбь у всех, знавших его. М.Горький писал Р.Роллану: «Конради убил человека огромной культуры и высокого ума, человека исключительной честности...».

Л.Б.Красин вспоминал о нём: «Мы все, работавшие с т. Воровским, привыкли его ценить не только как великолепного партработника, не только как одного из наиболее образованных среди нас марксиста, европейца в лучшем значении этого слова, владевшего всеми языками Европы, знакомого с социалистической и общественной литературой всех стран, но мы привыкли в нём ценить и великолепного, чистейшей души человека и лучшего товарища».

Швейцарская исследовательница А.Гаттикер, собравшая большой материал для своей книги «Дело Конради», свидетельствует: «Его обширные познания и манера держаться с большим достоинством открывали перед ним все двери, он был желанным гостем во многих салонах Рима… Его очень ценили за то, что он глубоко разбирался в вопросах истории религии и истории искусства и обладал высокой культурой одновременно в философской, литературной, художественной и технической областях. Он был очень добр по отношению к своей тяжело болевшей жене — то был абсолютно счастливый союз, — и являлся также примерным отцом семейства».

Год спустя в первую годовщину со дня злодейского убийства на небольшой московской площади, расположенной на пересечении улицы Кузнецкий мост

с улицей Большая Лубянка (позже ул. Дзержинского), перед зданием бывшего НКИД был установлен памятник В.В.Воровскому. Постамент памятника соорудили из мраморного блока, присланного в Россию итальянскими рабочими-революционерами. Тогда же эта площадь была названа именем Воровского.

В 1923 году именем выдающегося дипломата была названа улица в Москве, на которой находится ряд иностранных посольств. Стараниями сегодняшних антисоветчиков и предателей Советской Родины ей после ельцинского переворота в 1993 году было возвращено дореволюционное наименование Поварской.

В вестибюле высотного здания на Смоленской площади, где расположено Министерство иностранных дел Российской Федерации, находится мемориальная доска с фамилиями 38 советских дипломатов, погибших при исполнении служебных обязанностей с 1918 по 1989 год. Среди них — фамилия первого советского посла Вацлава Вацлавовича Воровского, выдающегося дипломата, стойкого ленинца, революционера, публициста и литературного критика, инженера.


Версия для печати
Назад к оглавлению