В.И.Староверов. Социально-классовая структура и классовая борьба в современном российском обществе (междисциплинарные заметки).

____

СТАРОВЕРОВ ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ, доктор философских наук, профессор, Заслуженный деятель науки РФ, член Президиума Центрального Совета РУСО.

 

О сути вопроса. Говоря о насущных задачах современных российских коммунистов, IX октябрьский (2019 г.) Пленум ЦК КПРФ в постановлении «Об укреплении идейно-политических, организационных и нравственных основ партии» констатировал, что сегодня нам, коммунистам, предстоит воплотить в жизнь народный запрос на широкое наступление против олигархической власти. А потому жизнь делает всё актуальнее классовый подход к социальным фактам и явлениям. Данный подход есть научно обоснованная точка зрения рабочего класса. Естественно,

в свете объективной сущности этой точки зрения, но не её субъективного состояния. Ибо, как свидетельствует социальная реальность, сам современный российский рабочий класс, треть века всё глубже погружаемый в материальную и духовную нужду, под возрастающим давлением на него изощрённой антисоветской и антимарксистской пропаганды откровенных культуртрегеров буржуазии и оппортунистов в левых движениях, заметно утратил цельность сознания своих классовых интересов. В ещё большем разброде находится сознание других социальных отрядов российского пролетариата из людей как физического, так и умственного труда, что, к сожалению, понимают далеко не все наши товарищи. Некоторые из них впадают в пессимизм от того, что наша коммунистическая пропаганда идей борьбы за интересы трудящихся масс сталкивается нередко с равнодушием к ним самих этих масс.

Поэтому, как отмечалось в постановочном докладе на упомянутом Пленуме, многим нашим товарищам тоже ещё предстоит овладеть классовым подходом как методом познания прошлого и настоящего,

то есть понять нынешнюю подлинную расстановку классовых сил и суть их отношений друг с другом. Это требует от каждого из нас, прежде всего, научиться выявлять классовые интересы наших политических противников. Ведь они ловко прячут эти интересы в проповедях об общечеловеческих ценностях, в лживых словах о гуманизме, демократии и социальном государстве.

В.И.Ленин предельно точно и чётко формулировал: «Люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими, социальными фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех или иных классов». (Полн. собр. соч. Т. 23.

С. 47). И этот вопрос будет стоять до тех пор, пока трудящиеся не осознают ясно свои собственные, не только личные, но и классовые интересы. Ленин многократно возвращается к этой мысли в своих произведениях. В частности, именно такая задача была поставлена им ещё

в начале прошлого века, в период становления партии, перед рабочим классом и его партийным авангардом в работе «Что делать?».

Руководствуясь ленинским положением о циклической смене мирного и немирного периодов в развитии империализма, октябрьский (2019 г.) Пленум констатировал, что современное состояние российского общества характеризуется клубком острейших противоречий, вполне сопоставимых с противоречиями начала прошлого века. Эти противоречия разрешила Великая Октябрьская социалистическая революция, обеспечив коренную смену политического и социально-экономического строя. Что знаменовалось непреклонной борьбой большевиков, как с буржуазной властью, так и с прислуживавшей ей либеральной оппозицией самодержавию, а также с оппортунизмом в самом революционном движении.

Самую решительную борьбу с последним большевики вели потому, что оппортунизм, рядясь в революционную тогу, наиболее изощрённо затушёвывал подлинные классовые интересы различных социальных сил в тогдашнем российском обществе. А это мешало осознанию рабочим классом, крестьянством и трудовой интеллигенцией их объективных классовых интересов. Только обеспечив подвижку в этом деле, партия смогла успешно поднять эксплуатируемый народ на борьбу

с самодержавием и временно унаследовавшей его власть буржуазией.

К сожалению, в послесталинскую эпоху, во второй половине прошлого века, мы, коммунисты, утратили завоевания этой борьбы наших дедов. Именно потому, что коммунисты утратили умение определять и учитывать в своей деятельности классовый состав общества, и особенно характер классовых отношений в нём, стало возможным уничтожение их былых революционных завоеваний.

Ещё в 1970-е годы правоверный некогда большевик, ставший гуру научного коммунизма — заведующим Отделом теории этого ключевого марксистско-ленинского учения в Институте философии, членкор

АН СССР Ц.А.Степанян при поддержке партийных функционеров всерьёз убеждал народ в достигнутом-де в брежневские времена социально-классовом единстве и неделимости советского общества, во вступлении его в стадию зрелого социализма. Это снимало вопрос о сохранении в этом обществе диктатуры пролетариата как институционально-организационной формы обеспечения интересов трудящихся классов и о предохранении страны от возрождения в ней мелкобуржуазной идеологии духовного и материального потребительства. Между тем именно эта идеология превратилась в дальнейшем, вследствие замены в качестве ведущей силы советского общества диктатуры пролетариата, лишённой качеств классовости, подменённой общенародностью, в серьёзную опасность для дела социализма и стала, в конце концов, эффективным инструментом его могильщиков.

В 1980-е годы поэт-диссидент А.Межиров, лицедействовавший в советское время, а потому слывший певцом комсомола и коммунистов, опубликовал в майском номере «Нового мира» за 1988 год такие глумливые стихи о ветеранах Отечественной войны, спасших мир от фашизма:

 

Что ж ты плачешь, старая развалина,

Где ж она, священная твоя,

Вера в революцию и Сталина,

В классовую сущность бытия?

Отмеченная октябрьским (2019 г.) Пленумом сопоставимость сегодняшних общественных противоречий с противоречиями начала ХХ века требует осмысления того, как же и на каких этапах строительства социализма и эволюции пореформенного российского общества утратили мы умение анализа их классового характера? Что позволило антисоциалистическим силам трансформировать базировавшееся на народной демократии государство диктатуры пролетариата в опирающееся на полицейщину государство диктатуры олигархо-бюрократического капитализма?

Ключевую роль в этом сыграл оппортунизм, который, в конечном счёте, представляет собой мещанское опошление учения Маркса-Ленина о классовой борьбе как столбовой дороге освобождения труда

от эксплуатации. Он уже при жизни основоположников марксизма стал выступать в форме соглашательства вождей реформистской социал-демократии с капиталом, подаваемого массам революционеров и трудящихся в виде множества псевдонаучных «углублений» марксизма,

а в действительности являющегося разнообразными обывательскими имитациями социального партнёрства капитала и труда.

В.И.Ленин, отстояв классово-непримиримый характер учения К.Маркса эпохи становления и взросления капитализма, обосновал сохранение, специфику и качественный характер классовой борьбы

на стадии трансформации капитализма в монополистический империализм. И соответственно, разработал стратегию и тактику его свержения пролетариатом при ведущей роли рабочего класса, а затем и строительства социалистического пролетарского государства как воплощения диктатуры рабочего класса.

После смерти Ленина в СССР началась амбициозная борьба за лидерство в российском и мировом революционном движении. Используя сложности первопроходческого характера строительства социализма в СССР, измаранное на рубеже XIX — XX веков Э.Бернштейном и К.Каутским грязью мещанского опошления марксизма выцветшее знамя оппортунизма подхватили леворадикальные коммунисты во главе

с Л.Троцким и правые соглашатели мелкобуржуазного типа в лице

Г.Зиновьева, зятя Троцкого Л.Каменева и Н.Бухарина.

Они нашли в самой ВКП(б) довольно массовую социальную базу, поскольку уже в ходе революции к побеждавшей, а после неё к победившей партии стали примазываться в огромном числе её недавние противники: межрайонцы и бундовцы, эсеры и анархисты, меньшевики и националисты… и их лидеры, вошедшие в круг правившей советской номенклатуры. Одни из них искренне перешли на большевистские позиции, а другие до конца жизни несли в себе груз своего былого небольшевизма.

Начали оппортунисты и их соратники с борьбы за лидерство в партии и стране, причём с умаления роли творца ленинизма, а следовательно, и его теории строительства социализма. Так, М.Урицкий при перечислении вождей революции впереди Ленина поставил Троцкого. «Вот пришла великая революция, — говорил он, — и чувствуется, что как ни умён Ленин, а начинает тускнеть рядом с гением Троцого». (См.: Луначарский А.В. Великий переворот. — Пб., 1919. С. 78). Даже тот же Луначарский, обиженный на Ленина за критику его богоискательства в работе «Материализм и эмпириокритицизм», некоторое время склонен был именно в Троцком видеть подлинного вождя революции. Тот, дескать, проявлял «необыкновенную элегантность», «ораторский и писательский талант», «большую, чем у Ленина, ортодоксальность», тогда как Ленина отличали, по его словам, «грубость, монотонность ораторских жестов», «бесцветность», «неспособность становиться на точку зрения противника», стремление за дискуссиями коллег «видеть столкновение разных групп и классов». (Там же).

При этом революционными вождями, равнозначными по заслугам Ленину, он назвал Зиновьева, Каменева, Ю.Мартова и самого себя, хотя все они после первой революции эмигрировали из России и, по словам ведущего специалиста в области советской социологической мысли профессора В.И.Клушина, «почти не принимали непосредственного участия в работе российского революционного подполья». (Клушин В.И. Малоизвестное о Троцком. — Л-д, 1997. С. 9). Только поработав рядом с Лениным, Луначарский признал правоту характеристики Ильича М.Горьким, который видел главную черту Ленина в том, что «его мысль всегда как стрелка компаса повернута в сторону классовых интересов пролетариата».

Более десятилетия понадобилось подлинным ленинцам во главе

с верным учеником Владимира Ильича, талантливым теоретиком марксизма-ленинизма и гениальным практиком социалистического строительства И.В.Сталиным, чтобы избавить большевистскую партию и наш народ от тлетворного идеологического влияния оппортунистов. Под контролем гласности зарубежных левых сил и при участии советского партийного и непартийного актива лидеры оппозиции строительству социализма, перешедшие от идеологических диверсий к практической заговорщицкой борьбе с советским строем, были уничтожены или изолированы от возможностей пропагандировать чуждые взгляды.

Это позволило партии провести перед войной важные мероприятия

в подъёме экономики и социально-культурного уровня советских людей,

а затем мобилизовать их на защиту в войне с фашизмом, в которой на стороне А.Гитлера приняли участие не только немецкий вермахт, а коллаборационисты фактически всех стран Европы. По окончании же Великой Отечественной войны, мы смогли восстановить разрушенное и в первое послевоенное десятилетие превзойти довоенный экономический уровень страны в 1,7 раза. К тому же построили на базе новейших технологий 9 тысяч предприятий, что позволило стране создать атомный щит безопасности, сделав её неуязвимой перед угрозами ядерной войны, которой пытались устрашить СССР англо-американские агрессоры.

К сожалению, эти жизненно насущные хлопоты не позволили перед войной полностью искоренить в нашей стране социальную базу оппортунизма. Вследствие двурушнической репрессивной политики главы ГПУ троцкиста Г.Ягоды, а также головотяпства его преемника Н.Ежова, много оппортунистических функционеров среднего звена и их рядовых соратников, уйдя в тень, остались невредимыми. Зато по их доносам были репрессированы многие честные коммунисты и активисты социалистического строительства.

К тому же страна потеряла в войне многие миллионы человек, в основном наиболее активных сограждан. Да и ВКП(б) и Ленинский комсомол трижды обновились в боях, что обусловило убыль из их рядов наиболее грамотных в теории марксизма-ленинизма и социалистического строительства членов. А они составляли костяк руководителей с осознанным классовым чутьём. Их убыль заместили люди, доказавшие своим поведением, что они мужественные патриоты нашей Родины. Однако большинство их, обладая классовым чутьём, имели слабую подготовку в теории классовости или совсем не имели такой подготовки. А потому оказались доверчивыми к социалистическим фразам, заявлениям, обещаниям карьеристов. Чем и стали интенсивно пользоваться, начав выходить из тени, оппортунисты и распропагандированные ими и зарубежным радио диссиденты.

Произошло это после смерти Сталина, ставшего жертвой внешних и внутренних заговоров по его устранению. При попустительстве Н.С.Хрущёва.

Хрущёв как предтеча реставрации оппортунизма и капитализма. У нас в стране с советских времён сложился устойчивый взгляд на Хрущёва как на малообразованного и импульсивного, но в целом коммунистических убеждений руководителя, чьи волюнтаристические действия были порождены его благими намерениями. А это далеко не так. Помимо ловкой подмены института диктатуры пролетариата институтом классово аморфной общенародности, хитро обоснованной замены сталинских критериев социалистичности экономического развития страны буржуазным критерием прибыли, им столь же незаметно для окружающих, можно сказать конспиратологически грамотно, была изъята из практики

в 1955 году методология повышения эффективности советской экономики. Разработанная в СССР в 1930-е годы на фундаменте потенциала социалистической индустриализации и кооперации, она обеспечила бурный экономический рост за счёт, прежде всего, инновационных технологий. После ликвидации её начался спад темпов этого роста.

Столь же глубоко продуманным выглядит погромный доклад о культе личности Сталина на ХХ съезде ВКП(б), положивший начало кризису

не только советского, но и мирового коммунистического движения.

У всех этих и им подобных действий Хрущёва обнаруживается единство русофобских и антисоветских целей. Не зря уже в 1960-е годы многие подозревали в нем манипулируемого нациками, особенно украинскими, замаскировавшегося троцкиста. Каковым, как сегодня доказывает историк Е.Ю.Спицын, он и был в молодости, из-за чего ему пришлось бежать из Донбасса в Москву. (См.: Спицын Е.Ю. Хрущёвская слякоть. — М., 2019).

Вряд ли ему были свойственны антикоммунистические убеждения. Будучи в семейной жизни, по словам Спицына, банальным подкаблучником супруги — в молодости ответработника гнезда «самостийников», галицкого бюро КП(б)У, затем ЦК КПЗУ, он смолоду усвоил идеологию «щирого украинства» и «визвольного руху», легко поддавался внушениям, имея склонный к интригам и авантюрам характер. Хрущёв опирался в борьбе за власть на поддержку «украинских товарищей», плотнее чем кто-нибудь из регионалов обживших центральные руководящие аппараты, был податлив к оппортунизму, а следовательно, и к русофобскому троцкизму.

У меня нет сомнений в том, что именно правление Хрущёва заложило механизмы последующего системного разрушения СССР. Эта моя уверенность в данном обстоятельстве вытекает, прежде всего, из политэкономической стороны его правления. К этому выводу меня склоняет опыт былого журналиста и социолога аграрно-сельского профиля. Ещё со времен учёбы в Институте марксизма-ленинизма при Новгородском обкоме партии, а затем журналистской деятельности у меня сформировалась устойчивая привычка рассматривать все общественные процессы, в первую очередь, в свете политических закономерностей их развития. Поэтому и мои публикации о динамике социальной реальности в эпоху хрущёвского правления невольно носили отпечаток присущего мне тогда акцента на осмысление влияния политэкономических механизмов на бытие послесталинской деревни. В том числе

на осмысление инспирированных окружением Хрущёва процессов деидеологизации и деклассирования сельского населения и советского общества в целом.

Во многом это было связано с тем, что именно на ведущее значение для понимания классовой природы общественного развития, их политэкономических основ и обращали некогда своё преимущественное внимание Ленин и Сталин, изучение сочинений которых составляло в тот период креативный стержень моего обучения журналистскому мастерству.

А в пору академической исследовательской работы моё внимание, соответственно, привлекло понимание классиками коммунистического учения действенности влияния политэкономических рычагов на различные грани классовости советского общества. Ибо оно является ключом для глубокого, подлинно научного познания всех прочих детерминирующих его развитие факторов, выдвинувшихся своей значимостью в последние десятилетия глобальной эволюции планетарной социальной реальности в число особо действенных.

Политэкономический акцент анализа общественных перемен побудили меня осмыслить эту эволюцию в симбиозе их содержательности с тогдашним состоянием российской деревни, и следовательно, социально-политическую физиологию хрущёвской аграрно-сельской политики.

Из этого осмысления её, полагаю, начало складываться понимание того, какое трагическое обстоятельство послужило пусковым моментом разложения классовости социально-экономического и социокультурного содержания социализма не только в советской деревне, но и во всей нашей стране.

Думаю, что именно отказ Хрущёва от ленинско-сталинского понимания детерминирующей роли в общественном развитии теории марксистской политэкономии стал тем оселком, используя который ему удалось во многом извратить теорию и практику коммунистического строительства

в СССР. Действовал он при этом в симбиозе с антисоветской деятельностью порождённых его идеологической распутицей диссидентов-шестидесятников, лицемерно демонстрируя, будто он их преследует и громит.

Полагаю, Хрущёв и его подельники, захватив интригами власть

в партии, осознанно проигнорировали тревоги Сталина, порождённые пониманием им слабой разработанности тогда многих вопросов политэкономии социализма.

Тем самым они ощутимо сковали попытки советских обществоведов творчески совершенствовать ключевые аспекты марксизма-ленинизма как вечно живого своей связью с динамикой социальной реальности учения, и следовательно, верно определить классово-плодотворные направления практического строительства коммунизма.

Как известно, Хрущёв и его подельники были полными профанами

в философии, социальной психологии, эстетике и прочих гуманитарных областях. Поэтому их креативная мысль сосредоточивалась по преимуществу в наиболее близких к практической деятельности направлениях социальной теории. Ограниченной ими в основном чуждой стержню классовости субъективной интерпретацией экономики народного хозяйства и практики культурного бытия советского народа.

Костоломное и вместе с тем провокативное поведение хрущёвских идеологов-просветителей в литературе и изобразительном искусстве ныне хорошо известно из критических публикаций тех же шестидесятников о советском времени. А вот извращения хрущёвской команды

в классовости политэкономической теории социализма ещё, в сущности, не стали объектом систематического анализа. Между тем они сыграли едва ли не ключевую роль в разложения социализма. Достаточно упомянуть консервацию хрущёвскими идеологами и обществоведами политической экономии социализма на уровне догматизированных ими идей пролетарской политэкономии XIX столетия.

Марксистская политическая экономия базируется на результатах научных исследований её основоположниками общего кризиса частного капитализма и загнивания зарождавшегося в конце XIX века монополистического капитализма. Для теоретического осмысления его последующего развития, особенно нового современного этапа, требовался ставший доступным обществоведам лишь в ХХ веке классовый анализ форм и методов государственно-монополистического регулирования мировой экономики.

Частично это было сделано Лениным в его классической работе «Империализм как высшая стадия капитализма». Однако механизмы развития последнего были прослежены в ней только по состоянию его

на начало ХХ века. И хотя автор этого труда разработал в ней методологию исследования последующих стадий понижательного воспроизводства капитализма, но познание механизмов распада его на монополистической стадии функционирования требовало уже изучения

не только природы, но и проблем послеленинского мирового капиталистического хозяйства, валютного кризиса и прочих его общественных язв этой стадии данного строя. Причём, на фоне и во взаимодействии монополистического капитализма с развитием хозяйства социалистического лагеря и экономических проблем стран «третьего мира».

Но именно эти актуальные аспекты творческого развития марксистской политэкономии выпали из поля зрения оккупировавших хрущёвско-сусловский отдел пропаганды ЦК КПСС обществоведов, приближённых к этому отделу по признаку их антисталинских ориентаций.

А среди таковых было немало адептов раскритикованной Сталиным мелкобуржуазной концепции товарного обращения из школы харьковского профессора Е.Либермана, которому покровительствовал Хрущёв в свою бытность первым секретарем ЦК КПУ.

Однако «более глубокое понимание» политэкономических законов монополистического капитализма при навязанном хрущёвским агитпропом признании советскими политэкономами «общецивилизационной ценностью» товарного обращения мало приближало их к креативно-прикладному пониманию глубинных классовых тайн политэкономии социализма. Для этого требовалось диалектическое междисциплинарное проникновение в ткань социалистической хозяйственной практики с ясным пониманием отличия её социально-классовых отличий от практики капиталистической. В том числе по критерию товарного обращения, которое должно занимать, по аргументации Сталина, в практике социалистического хозяйствования отнюдь не главное, а вспомогательное место.

Того, почерпнутого из трудов основоположников марксизма понимания, что объектом изучения политической экономии являются производственные отношения, присущие различным, исторически сменяющим друг друга способам производства, для подлинно глубокого проникновения в таинства закономерностей развития социалистической экономики во второй половине ХХ века становилось уже недостаточно. Необходимо было ещё понять классовую природу и формы теоретического выражения специфики соответствующих разным историческим стадиям отношений и способов такого рода.

Теоретическим выражением объективно существующих производственных отношений являются экономические категории, т. е. понятия, представляющие собой теоретическое выражение классового фундамента производственных отношений присущих именно данной общественной формации. Для капитализма — это рынок, товар, деньги, капитал и другие. А для социализма?..

Действительно ли эти категории политэкономии капитализма имеют «общецивилизационную ценность» и характерны для политической экономии социализма?!

Хрущёвские протеже-товарники в своих многочисленных публикациях убеждали в социальной эффективности этих категорий и при социализме.

Сталин же в его последней крупной теоретической работе «Экономические проблемы социализма в СССР» в качестве родовых для советской экономики обосновал ряд иных категорий политэкономии социализма. Как чисто экономических по характеру, например, типа

не подвластного товарному обращению расчётного общественного рубля, так и междисциплинарных, с классово-социокультурной спецификой, отражающих особость советской евразийской цивилизации СССР.

Хрущёв, наложив политическое вето на издание и использование теоретического наследия своего великого предшественника, обрёк на исторический тупик поиск отечественными обществоведами действенных категорий, специфических для политической экономии социализма.

Из классических постулатов марксистской политической экономии вытекают аксиоматические универсалии, учитываемые в политэкономической теории, как капитализма, так и социализма. Они гласят, что наиболее повторяющиеся внутренние причинно-следственные связи экономических явлений и процессов выражаются в следующих экономических законах:

— всеобщих, то есть присущих всем формациям, как то: закон повышающейся производительности труда, закон возвышения потребностей, закон соответствия характера производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил и т. д.;

— общих для нескольких смежных формаций, например, закон спроса, закон стоимости, закон денежного обращения и т. п.;

— специфических для отдельных формаций, а именно — закон неравномерного экономического и политического развития капитализма, в том числе вступившего в стадию империализма, и наоборот, закон планомерного, пропорционального развития народного хозяйства при социализме и др.

Сталин, не посягал на ленинскую интерпретацию вытекающих из классической марксистской политэкономии специфических законов. Однако он углубил — и это убедительно показано в монографии политического обозревателя «Правды» профессора В.В.Трушкова «Сталин как теоретик» (М., 2019) — понимание незатронутых ленинским анализом общих и всеобщих законов, обнажив принципиальные различия в специфике

их природы в политической экономии капитализма и социализма.

В частности, Сталин показал разную детерминированность этой специфики, объяснив ее игнорированием капиталистической хозяйственной практикой детерминационной значимости для неё социокультурных факторов и, наоборот, системным интегрированием социалистической экономической практикой всего комплекса действенных для хозяйственного развития факторов, как формационных, так и социокультурных.

Далее он показал относительность признания общим для политических экономий разных общественных систем закона стоимости.

Хрущёв и его подельники проигнорировали эти гениальные для своего времени сталинские постулаты. Более того, Хрущёв, как уже отмечалось, подменил ключевой критерий социалистического развития — удовлетворения возрастающих потребностей народа — капиталистическим — прибылью.

А сталинские критерии социалистического характера общественного развития и признание относительной действенности при социализме закона стоимости вытекали из рассмотренной Сталиным в его упомянутом труде определённой классовой специфики как общих, так и всеобщих законов политэкономии. Осуществлённая хрущёвскими обществоведами подмена критериев одного классового строя критериями другого строя, который без антагонизма классов вообще невозможен, открыла будущим капитализаторам СССР шлюзы для размывания классово-мировоззренческих индикаторов социальной определённости коммунистического развития и развала социализма в стране.

Между тем первый названный выше сталинский постулат в конце прошлого века нашёл выражение в плодотворной ныне теории человеческого капитала и в разработанном на её основе индексе человеческого развития. Они дополнены в последние полтора десятилетия базирующейся на этом постулате теорией социального капитала, к противоречиям,

в развитии которых остались глухими послесталинские советские обществоведы. Причём, именно данный постулат, кстати, нашёл, было, максимальное воплощение в действовавшей в эпоху сталинского правления и преданной забвению в десятилетие хрущёвского волюнтаризма методике повышения эффективности социалистической экономики.

Без учёта этих теоретических, категориальных для политэкономии сталинских инноваций сегодня невозможен сколько-нибудь плодотворный анализ современного развития человечества, а также адекватное понимание того, почему капитализм перестал соответствовать потребностям планетарного прогресса. В чём уже публично признались создатель Давосского экономического форума К.Шааб, махровый антикоммунист З.Бжезинский, а сейчас даже Э.Макрон и многие другие капитаны стран развитого капиталистического мира.

Определённый мелкобуржуазный поворот в классовости теории политэкономии социализма произвели Хрущёв и его компаньоны и в области понимания самой природы производственных отношений.

По Марксу, в эпоху первоначального накопления капитала основные социально-экономические отношения в сфере материального производства проистекали из отношений собственности на средства производства. В условиях эпохи монополистического империализма социальные, в том числе классовые, отношения следует анализировать

в неразрывном единстве с новыми, обусловливающими их характер, производительными силами. То есть в органической взаимосвязи средств производства с человеческим и социальными капиталом —

с учётом классовой специфики ценностных ориентаций людей, обладающих трудовыми навыками и способностями.

Именно в сфере производственных отношений более всего напортачила оппортунистическая команда хрущёвских экономтрегеров.

В совокупности производственных отношений выделяют базисные и надстроечные отношения общества. Последние представляют собой систему политических, правовых, идеологических отношений, форм общественного сознания, средств управления.

Кроме того, они отражают имеющую классовую природу систему ментальной организации учреждений общества, аккумулирующих интеллектуальный потенциал большого ряда других факторов функционирования социально-экономических институтов — предыстории социальных институтов, географических и климатических особенностей производства, и что весьма важно, взаимоотношений классов и общественных групп внутри общества и в его внешнем окружении.

Все эти грани социалистических производственных отношений были попраны хрущёвскими партсовкомандос с использованием всей совокупности форм и институтов из арсенала волюнтаристского управления ими.

Между тем процессам совершенствования классовости производственных отношений, указывал Сталин, должны соответствовать все прочие надстроечные формы объективно обусловленного функционирования задействованных в них социально-экономических и идеологических институтов.

Когда же Хрущёв в противовес этому указанию внёс по рекомендациям О.Куусинена, В.Венжера и Е.Либермана в третью Программу КПСС тезис о прогрессивности в практике коммунистического строительства товарного обращения, а затем начал директивное волюнтаристическое огосударствление кооперации, подсобных промыслов и иных эксполярных форм хозяйствования, повсеместное, разрушавшее плановость внедрение в практику кукурузы и т. п., он обрёк социалистические производственные отношения на мелкобуржуазное перерождение с субъективистским неотроцкистским идеологическим акцентом.

Всё большую значимость для понимания классовости социально-политического характера совершенствования производственных отношений приобретают процессы углубления международного разделения труда, экономической и политической интеграции сходных по своему геополитическому положению стран, в том числе принадлежащих

к различным социально-экономическим системам.

Эти обстоятельства детерминируют императив разработки теоретических основ и практических механизмов классовой направленности

в решении экономических проблем мирового хозяйства. А именно: возможности влияния стран социализма на развитие несоциалистической части мира и, наоборот, последней на эволюцию социалистического лагеря. Вопрос о характере экономических отношений между странами различных систем и перспективах их развития; характеристика структуры и социальной природы действующих во всемирном хозяйстве экономических отношений и экономических законов.

«Коммунизм ни у кого не отнимает возможности присвоения общественных продуктов, он отнимает лишь возможность посредством этого присвоения порабощать чужой труд», — указывали К.Маркс и Ф.Энгельс в своём программном политическом заявлении «Манифест Коммунистической партии». (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 440).

Комментируя этот тезис основоположников научного коммунизма, Сталин прозорливо обращал внимание читателей своего труда на то, что достигнутая в СССР стадия социализма ещё не полностью предотвращает возможность присвоения чужого труда в процессе использования общественных фондов потребления. И потому это указание

основоположников в условиях социализма социально-политически

устаревает далеко не сразу.

Проигнорировав это предупреждение, Хрущёв, а точнее его полпреды в социально-экономическом блоке руководства, умалили классовую значимость оптимальной дифференциации оплаты по труду и, наоборот, чрезмерно раздули независимый от трудового вклада уравнительный характер потребления из общественных фондов потребления. Это инициировало рост контингента социальных иждивенцев, обуянных мелкобуржуазной жаждой потребительства.

Разрабатывая теорию политической экономии социализма, обществоведы используют общенаучные методы и приёмы познания: диалектику, анализ и синтез, индукцию и дедукцию, единство логического и исторического подходов. Использование диалектического метода предполагает соблюдение принципа единства качественного и количественного анализа экономического развития, которое опирается на обеспечение примата качественного социально-экономического анализа. Современное применение диалектического метода предполагает обогащение процесса исследования новейшими достижениями объективного системного, генетического анализа, экономико-математического моделирования и т. д. Но, при внесении в них субъективизма, возможно злоупотребление ими. Что и произошло в хрущёвский и послехрущёвский период.

К тому же, например, уже в тогдашней экономике поддержанные хрущёвскими властями шестидесятники настолько активно внедряли в практику управление сугубо количественные формулы анализа её явлений, что основательно потеснили в ней качественный, т. е. классовый анализ процессов. Это не могло не породить снижение эффективности управления материальным производством и зависимой от него надстройкой.

Оказалась в последние годы хрущёвской эпохи нарушенной и незыблемость взаимосвязи классового и партийного характера политической экономии социализма, что негативно сказалось на детерминации связи производственных отношений с мировоззренческой стороной охваченных ими трудовых коллективов.

Между тем, производственные отношения тесно связаны с экономическими интересами классов и потому являются идейным оружием

в руках трудящихся не только на этапе борьбы за свержение власти криминального, особенно олигархического капитализма, но и на протяжении всех периодов построения социально справедливого и экономически эффективного коммунистического общества. Недооценка классово-партийного характера изменений в них неизбежно оборачиваются существенными издержками. Именно они породили недовольство масс тогдашней советской социальной реальностью, наиболее примечательное выражение которого проявилось в масштабных волнениях рабочих Новочеркасска, Караганды, Челябинска.

В конечном счете, эти события были первыми сигналами того, что послевоенное советское общество, переживавшее в сталинскую эпоху ренессанс субъектности оформления его социально-классовых скреп, в десятилетие хрущёвского правления стало всё интенсивнее утрачивать системно-организационный характер цивилизационных, социально-экономических, и особенно, социально-политических качеств их социалистичности.

Последствия ставшего при Хрущёве повседневностью нарушения этого принципа ясно просматриваются в разрушительной практике реставраторов в России капитализма.

Особенности классовой структуры и классовой борьбы в период нахождения у власти В.В.Путина. Их можно понять только в контексте мировой социальности, главным содержанием которой стали процессы расчеловечивания трудящихся. В РФ, наряду с выше рассмотренными процессами, всё более используемыми средствами расчеловечивания народных масс становятся их социальная атомизация, пропаганда и внедрение в их сознание ценностей индивидуализма.

Собственно, эти ценности изначально составляли заметные инградиенты лозунга либеральной буржуазии «человек — мера всех вещей», поскольку соответствовали потребностям функционирования частного капитала. Однако, по мере созревания корпоративного и монополистического транснационального капитала, замены им частного — индивидуального или семейного — корпоративным, эти ценности приобрели самодовлеющее политическое значение в деле реализации стратегии расчеловечивания трудящихся, замены их автоматами, роботами, киборгами, осуществляющими присущие человеку производственные функции.

Эта замена позволяет сводить к минимуму расходы капиталистов

на удовлетворение социальных — материальных и культурных — потребностей народных масс. В ХХ веке, опасаясь революционных выступлений трудящихся против их эксплуатации, вероятность которых возросла под воздействием примера СССР, капиталисты всего мира вынуждены были, так или иначе, расходовать часть прибавочной стоимости, создаваемой этими трудящимися, на поддержание в определённой мере приемлемого народными массами их расширенного социального воспроизводства. В цитадели капиталистического мира, в США, в 1920—30-е годы прошлого столетия с целью вывода страны из охватившей её Великой экономической депрессии был разработан «новый курс» Ф.Д.Рузвельта. Он положил начало существованию «социального государства» с гарантированным минимумом зарплаты, комплексом пособий и иными благами «капитализма с человеческим лицом».

«Общество всеобщего благоденствия» существовало вплоть до разрушения СССР. А после гибели его началось интенсивное сворачивание благоденствия «мягкого капитализма», приобретающее в настоящее время обвальный характер. В своей недавно опубликованной книге «Цена неравенства» (2016) Нобелевский лауреат по экономике Д.Стиглиц пишет, что ныне в США господствует тенденция резкого обогащения состоятельной верхушки, в то время как доходы основной массы граждан сейчас ниже, чем 20 лет назад в эпоху Р.Рейгана. Почти 15% американцев не имеют достаточно средств на питание, а в среде наименее обеспеченных жителей отмечено устойчивое снижение продолжительности жизни — процесс, который в прошлом не фиксировался десятилетиями.

«Мы живём в разделённом обществе», — сетует Стиглиц.

По имущественному расслоению США откатились к началу ХХ века. Доходы 20% благополучных американцев превышают доходы аналогичной доли наименее обеспеченных сограждан в 15 раз, что вдвое больше, чем полвека назад. 1/5 часть трудоспособных граждан в стране не работают. Пособия стали основой для существования почти каждого второго американца. Вот на сокращении этих расходов и надеются увеличить свои доходы капиталисты, передавая функции производства автоматам.

Аналогичная ситуация охватывает все страны капиталистического мира.

В создаваемой ими ситуации, чтобы не оказаться уничтоженными революционными пожарищами, капиталисты сегодня всемерно торопятся с реализацией стратегии расчеловечивания народных масс.

В последние десятилетия они надеялись на управляемую глобализацию. Ведь она, разрушая своими механизмами все социальные структуры человечества — государство, гражданское общество, партии, движения, семью, трудовые ассоциации — хаотически атомизирует человечество на отчуждённых от социально-классовых связей, разобщённых, а потому бессильных к протестным выступлениям, индивидов. Сейчас капиталистам приходится, однако, убеждаться в тщетности этих своих надежд. Управляемая во имя благоденствия «золотого миллиарда» глобализация разваливается вследствие усиливающегося сопротивления ей народов мира. Поэтому для сохранения своего господства капиталистическая «элита» готова на любые авантюры, вплоть

до развязывания третьей мировой, в том числе ядерной, войны.

Процессы, которые загнали западные капиталистические общества в цивилизационный тупик, поскольку политический строй их не способен разрешить охватившие эти общества социально-классовые противоречия, выдвигают исторические вызовы и нынешнему существованию нашей страны. Российское общество сегодня социально разделено ещё в большей степени, чем американское.

Тот квантильный коэффициент, которым экономисты измеряют неравенство, в РФ, в действительности, вопреки фальсификациям отечественной статистики, в 2,4 раза выше американского. По данным швейцарского банка Credit Suisse, 10% самых состоятельных людей в Китае владеют 60% национального богатства, в США — 76%, а в России — 83 процентами. Девяти десятым россиян остаётся 17 процентов. В руках 1% богатого населения во Франции и Италии находится 20%, в Германии 30%,

в США 35%, а в РФ минимум 60% богатства. По данным того же банка,

в 2018 году в РФ было 74 долларовых миллиардеров, в 2019-м стало 110, а долларовых миллионеров 172 тыс. и 246 тыс., соответственно.

У нас так же хуже и показатели нищеты населения, продолжительности жизни, безработицы и прочие индикаторы благосостояния народа.

Уже одно то, что за столь короткое исторически время, в нашей стране появилось почти столько же долларовых миллиардеров, сколько

в США за несколько веков, и больше, чем в ведущих странах Европы вместе взятых, само по себе свидетельствует — это произошло исключительно за счёт невиданного никогда человечеством ограбления народа.

Зародышевые истоки случившегося имеют свои следы в тех социальных метастазах, которые поразили наше социалистическое послесталинское общество в результате оппортунистической политики обуянных антисоветскими интригами лжепреемников Сталина. В том числе в порожденных в атмосфере их идеологической слякоти бациллах индивидуализма. То есть в людях, которые, вопреки царившей в советском обществе атмосферы его неустанного совершенствования, отреклись от всех социальных обязательств перед ним.

Инстинктивно почуяв ниши воцарившейся в стране идеологической слабины, эти люди стали интенсивно, подобно тараканам, плодиться

в облике трудовых летунов, рвачей, балаболок и безответственных лентяев, постепенно превращаясь в сословие обывателей утративших меру социально-смысловых качеств своего жизненного мира.

Советское законодательство сталинского времени, его уголовные статьи о тунеядстве, попрошайничестве, мошенничестве препятствовали оформлению этих субъектов в социальную силу, основой существования которой стали принципы стимулированного тотальными волюнтаристско-либеральными социально-экономическими реформами товарного обращения и культа потребительства. Но, как только эти препоны были сняты горбачёвской «перестройкой» и буржуазной контрреволюцией Б.Ельцина, эти субъекты стали постепенно институализироваться в деклассированные, объединенные общим социопсихотипом массовые слои.

В современной российской социологии, по примеру западной буржуазной, наиболее массовый оверслой (верхний интегральный слой) этих антропогенных индивидов, ассоциированных на базе общего психотипа их поведения, поспешили обозвать новым социальным классом — прекариатом. Полагаю, вряд ли стоит засорять таким понятийным мусором и без того засоренный терминологический аппарат обществоведения. IX октябрьский (2019 г.) Пленум ЦК КПРФ не случайно обратил внимание коммунистов на то, что в нашей повседневной работе слабо звучат категории «пролетариат», «рабочий класс», «диктатура пролетариата», «эксплуатация труда», «пролетарская демократия». Гораздо чаще в ход идут усиливающие образность речи житейские понятия «богатые-бедные», «жирные коты», «нувориши», «толстосумы». Однако, указал Пленум, они не должны подменять основные категории марксистско-ленинской теории. Их подмена способна привести к забвению классовой борьбы и учения Маркса-Ленина. Отсюда — прямая дорога к оппортунизму, к мещанскому опошлению великого учения.

К числу ущербных понятий относится, на мой взгляд, и всё чаще подменяющий категорию «пролетариат» понятие «прекариат»

Этот весьма расхожий ныне у обществоведов термин (См: Стэндинг Г. Прекариат: новый опасный класс. — М., 2014; Мельник Е. Прекариат всех стран, соединяйся! // Еженедельник 2000 — Свобода слова, 30 ноября — 6 декабря 2007 г.; Шкаратан О.И., Карачаровский В.В., Гасюкова Е.Н. Прекариат: теория и эмпирический анализ. (На материалах опросов

в России, 1994—2013) // Социологические исследования. 2015. № 12.

С. 99—110) не имеет к классовой природе анализируемой ими оверстрате людей сущностного отношения. Он обозначал в раннее средневековье в Западной Европе право пользования землей, представляемой собственником её на более или менее длительный срок по обращённой к нему просьбе. Был формой вовлечения ещё свободных крестьян в феодальную зависимость. Особенно когда разорявшийся крестьянин сначала «дарил» землю, а затем получал её назад как прекарий и обязан был

за это нести повинность. То есть обозначал ограниченную историческими временными рамками цивильно-юридическую реальность. Иное происхождение у названных людей.

Следовательно, нецелесообразно именовать обозначенный понятием прекариата массовый слой людей социальным классом. Социальный класс исторически выделяется марксистами по связи с характером собственности на средства производства и, соответственно, распределения, созданной трудом на базе этих средств прибавочной стоимости.

Пытаясь обосновать свои выдумки об устарелости марксизма-ленинизма, который доказал классообразующую роль этих фундаментальных признаков, буржуазные социологи давно утверждают, будто в современном мире собственность исчезла. Следовательно, анализ нынешней социально-классовой структуры якобы требует использования иных критериев.

Авторы исследований прекариата как нового социального класса используют это понятие на почве «обновлённых» ими субъективных критериев, освобождаясь от марксистского теоретического наследия.

Однако все их критерии лишены социально-экономического качества классовой структуры, а без него все рассуждения об основном социальном неравенстве современных обществ можно отнести к досужим мудрствованиям. Пока в мире сохраняет свою значимость социально-экономическое неравенство людей, имеет свой жизнесущий смысл только классовая структура на основе критериев собственности

на средства производства и обусловленного ею характера распределения экономических благ. Во всех остальных случаях использование понятия класс применительно к людям лишено общественного смысла.

По иным, чем собственность, основаниям в биосферном мире могут быть классы только животных, растений, насекомых, пресмыкающихся, но отнюдь не субъектов социума. И не случайно, во всех социологических работах о прекариате как новом социальном классе, он характеризуется обычно социально-психологическими признаками. Постоянство временной трудовой занятости, неполный рабочий день, сезонность или случайность занятий или вообще отсутствие работы, неустойчивое состояние

в жизненном мире, аддитивность (неопределённость) смысловых ориентаций на него и т. д., и т. п. Все это — социопсихогенные критерии. Они в лучшем случае могут характеризовать сословный тип поведения этих людей

в их жизненном мире и лишь в некоторых смыслах — по элементам рудиментной связи с трудом — институализируют их в социальный оверслой.

А вообще-то совокупность этих страт давно уже получила обобщённое именование люмпена (от немецкого обозначения — лохмотья).

То есть речь идёт о слоях населения сословных по своей природе. И в координатах этих слоёв она вполне поддаётся анализу без обращения

к экзотическому, ничем не оправдываемому, кроме идеологического зуда, именованию её классом прекариата. Прежде всего, анализу процессов расчеловечивания современным капитализмом народных масс, трансформации их в хаотическую отчуждённую от социальности совокупность антропогенных индивидов. Начало этому в России положили пролиберальные реформы.

Более-менее точно понять, что же мы имеем сегодня на социально-классовой карте российского общества, можно лишь, если посмотреть на него не только в цивилизационно-геополитических и этно-антропологических национальных границах РФ, но и в ракурсе мировой социальной реальности.

В контексте мировой социальной реальности сама современная РФ относится ныне к категории периферийной полуколонии ядра мирового монополистического капитализма. Исторически обречённый на отмирание, монополистический капитализм пытается затормозить собственную гибель. Разрушив советский фундамент и структуру конкурентоспособной промышленности и АПК РФ, он превратил российские природные богатства в компонент системы своих сырьевых колониальных доноров. Удалось ему это сделать лишь благодаря помощи российской компрадорской олигархической буржуазии, наших космополитов-либералов и обслуживающего их интересы буржуазного государства, повернутого на то его политическими гарантами-президентами.

Однако РФ сегодня — это не типичный сырьевой колониальный донор, а вписавшийся в глобальную экономику и сырьевой хищник.

Её олигархическая буржуазия, не способная конкурировать на мировом уровне с ранее захватившими экономическое пространство транснациональными корпорациями, в основном западными, по лекалам их грабительской практики пытается эксплуатировать соседние государства, возникшие после разрушения СССР на постсоветском пространстве. А по возможности и дальние страны «третьего мира». Поэтому РФ можно вполне обосновано поименовать не традиционной сырьевой колонией или неоколонией, а полуколонией.

Да и внутри страны есть у неё сосредоточившее в Москве и Санкт-Петербурге 93% банковского капитала ядро олигархической буржуазии, эксплуатирующее российскую региональную периферию. В то же время это ядро и периферийная олигархическая российская буржуазия классово едины, ибо те и другие отряды её сформировались однотипно, путём грабежа некогда общенародных отечественных богатств,

а в данный момент эксплуатируют среднюю и мелкую буржуазию и все трудящиеся массы нашей страны и окрестной ей периферии. Причём эти два отряда буржуазии, в меру их возможностей, участвуют в эксплуатации трудовых масс.

Таким образом, вырисовывается первый ключевой для российской классовой структуры её многослоевой социум — базирующаяся на отторгнутой от народа собственности на производительные силы нашего общества, периферийная в мировой социальной реальности, воровская большей частью компрадорская отечественная буржуазия.

Почему воровская, полагаю, ясно без пояснений. А компрадорская потому, что, осознавая криминальный характер своей деятельности и опасаясь, что народ взбунтуется из-за этого, она почти всю наработанную российскими тружениками прибавочную стоимость и присвоенную ею национальную природную ренту, с попустительства нашего государства вывозит заграницу, стимулируя развитие экономики зарубежных стран и обескровливая российскую экономику. Совокупный объём вывезенных ею за кордон капиталов уже превысил 1,2 триллиона долларов или без малого около 4 годовых национальных бюджетов РФ.

В либеральных СМИ иногда отрицается классовый характер олигархической буржуазии под тем предлогом, что её собственность является, дескать, не частной, а корпоративной, чуть ли не коллективной, а то и вовсе функционирует в интегрированной с госкорпорациями форме. Однако всё это не более чем фикция. Многомиллионные суточные доходы, получаемые Г.Грефом, А.Миллером, А.Чубайсом, О.Дерипаской и и их прислугой в государственных и акционерных корпорациях и на иных службах буржуазного государства, узаконены навязанным этими субъектами обществу антинародным законодательством, но отнюдь не объективным вкладом их в прибавочный продукт нации. Зачастую их доходы выступают не просто прибылью на их капитал и трудовой вклад, а облачённым буржуазным государством в законные формы криминалом.

И кстати, российские госкорпорации и негосударственные акционерные корпорации уже весьма относительно принадлежат россиянам, в том числе российскому государству, поскольку владеют ими отечественные олигархи в основном на паях с зарубежными капиталистическими акулами, которым сами эти олигархи добровольно

уступают контрольные пакеты их акций. Уступают потому, что надеются на защиту их империалистическими странами в случае созревания в РФ революционной ситуации.

По сути, современная российская экономика принадлежит не России, а названным акулам, которые уже контролируют 95% энергетического и 75% железнодорожного машиностроения, от половины до 2/3 прочей промышленности и торговли, 49% акционерного капитала Сбербанка. Около половины акций «национального достояния» Газпрома находится в руках американцев и прочих неизвестных лиц. И прав был антикоммунист и русофоб Бжезинский, который ещё десять лет назад, называя тогда более скромные цифры, иронически спрашивал: «Ну и кому же принадлежит Россия и чьими же являются ваши олигархи?».

Нынешняя олигархическая российская корпоративно-капиталистическая и жирующая на государственной службе буржуазия, семьи которой проживают за рубежом, да и сама она большей частью удовлетворяет свои потребности там же, — это кентаврический классовый отряд коллаборационистов-грабителей с двумя и более паспортами в кармане, всё более обретающий сословный облик. Будучи космополитами, олигархи при поддержке обслуживающего их интересы путинско-медведевского государства промышляют свой капитал в российском пространстве, но рассматривают нашу страну всего лишь как поле чудес, удобное для эксплуатации россиян, олицетворяемых ими со стадом глупеньких Буратино. Доля их в российском населении невелика, менее 0,5%, но именно они наиболее ущербно для российского общества формируют эксплуататорское антинародное лицо его общественно-политического и экономического строя.

Больше классовых черт сохраняют отряды средней и мелкой российской буржуазии. Они сами эксплуатируются российскими олигархами и хозяйничающими в РФ зарубежными глобалистами. Вместе

с тем они активно эксплуатируют не только трудящиеся массы, особенно наёмных работников, но и всех прочих россиян — пенсионеров, детей и даже инвалидов, навязывая им усиленно рекламируемые товары и услуги, задирая на них цены. Капитал значительной их части умыкнут в процессе тотального разграбления советского общенародного достояния и лишь у немногих из них сформировался из результатов

их трудовых деяний. Большинство этой буржуазии сочетает собственный труд с эксплуатацией наёмных работников или с утилизацией крох небрежно хранимой государственной собственности.

Доля их в населении невелика: 1,6—1.7% средних и 4,5—4,6% мелких буржуа, причём среди вторых значительную часть составляют самозанятые труженики, хозяйствующие без наёмных работников. Они соучаствуют в коллективной эксплуатации прочего населения тем, что используют для этого «законные» и ситуационные возможности для этого. Назвать их трудящейся периферией рабочего класса или слоя интеллегенции язык не поворачивается. Например, печника, который, пользуясь безвыходной ситуацией живущей на пенсии и пособия многодетной семьи сельских новосёлов, запрашивает с неё за свою работу по возведению русской печи 350—400 тыс. рублей. Или калымщики-ремонтники, которые, подрядясь отремонтировать жильё, разворотив в нём всё, что можно разворотить, начинают вымогать у хозяев-пенсионеров за дальнейшую работу двойную оплату. Таких вариантов множество и все они свидетельствуют, что и среди средней и мелкой буржуазии честность, скорее,

исключение, а господствует культ эксплуататорской наживы.

Официально в сегодняшней РФ насчитывается ориентировочно

146,5 млн. жителей, свыше 76 млн. способных к труду, из них 72 млн. занятых. Именно способные к труду и занятые им и составляют социально-классовый состав российского общества. Остальное население — это, так сказать, его социальная определёнными гранями — политическими, демографическими, культурными, ментальными и т. д. — периферия. Кто-то — дети, которые ещё только социализируются, другие — пенсионеры, инвалиды, выпадая из системы производственно-экономических отношений, десоциализируются, постепенно деклассируются.

Описываемый официальными цифрами социально-классовый состав российского общества весьма неточен. Официально безработных в стране 4—4,5 млн. человек, а в действительности никому из руководителей неизвестно, чем заняты 20 млн., по словам других чиновников, 30 млн. человек.

Очевидно, что значительная часть их относится к оверстрате нелегально самозанятых, которая включает в себя слой мелкой буржуазии и слой пресловутого прекариата. И это обстоятельство по иному ставит вопрос о численности российской буржуазии. В свете официальной статистики, общая доля её в социально-классовой структуре составляет 8—9%, а с учётом нелегальных самозанятых поднимается до 12—15%, из них 1,2—1,3% представители крупного и среднего капитала, а остальные — мелкая буржуазия, которая на определённом этапе революционно-освободительного движения пролетариата может быть его союзником в борьбе с компрадорской крупной буржуазией. И политическое просвещение которой составляет одну из граней нашей работы.

Работники наёмного труда в РФ составляют, по данным Росстата, более 90%, занятого населения. Из них примерно 40% составляет рабочий класс. Ядро его, процентов 15—17, трудится в основных отраслях материального производства, причём крупными коллективами, что облегчает задачу осознания своего классового интереса, классовой солидарности. Более насущной задачей является внести в это сознание понимание, что именно они объективно должны нести знамя авангарда революционно-освободительного социалистического движения.

Вообще-то оверклассовый социум работников наёмного труда в РФ уже сложно назвать российским пролетариатом. В стране сегодня

16 млн. мигрантов и большая часть их включена в трудовую деятельность. Крупная отечественная буржуазия и обслуживающие её интересы чиновники прилагают много усилий, чтобы социально и психологически разобщить российский пролетариат и мигрантов, даже столкнуть

их на почве противопоставления их материальных и социально-культурных интересов. Коммунистам предстоит в свою очередь приложить много усилий, чтобы доказать общность классовых интересов этих двух отрядов работников наёмного труда и включить их в русло революционной борьбы за освобождение тех и других от классовой эксплуатации.

Другое важное направление в пропаганде классовых интересов обусловлено тем, что этот оверклассовый социум включает в себя в соотношении примерно 3:2 социально-классовые отряды людей физического и умственного труда, а поскольку традиционно первый отряд

их составляли обладатели в лучшем случае среднего образования, а второй по преимуществу работники с высшим образованием, то сложился психологический стереотип отнесения первых в разряд рабочего класса, а вторых в классовоподобную страту интеллигенции.

Однако нам ещё в 1970-80-е годы доводилось в упомянутой полемике с певцом социально однородного зрелого социализма Ц.А.Степаняном на основе анализа конкретно-социологических обследований писать

о том, что под влиянием культурной революции и научно-технического прогресса в СССР активно формируются социально-классовые слои рабочих-интеллигентов и крестьян-интеллигентов. (См.: Галюта А.М., В.И.Староверов. Социальный облик рабочего-интеллигента. — М.: Мысль,1977; Агро-промышленная интеграция и социальная структура сельского населения СССР / Отв. ред. В.И.Староверов. — М.: Наука, 1988), а с другой стороны, под влиянием технизации умственного труда компьютерами, роботами с искусственным интеллектом, киборгами и т. д. начинал формироваться межклассовый слой интеллигентов-рабочих. Сейчас эти процессы интенсифицировались и к межклассовому слою рабочих-интеллигентов относится большая часть работников крупных предприятий, особенно оборонных и машиностроительных, а к слою интеллигентов-рабочих по меньшей мере 70% работников информационных технологий с высшим образованием и даже с учёными степенями.

Пока что большая часть тех и других не осознает качество общности их интересов, и одни из них обособляются в прослойку рабочей аристократии, другие акцентируют в себе принадлежность к интеллектуальной, что родственно неолиберальной, интеллигенции. Предстоит большая работа по осознанию ими своего объективного классового интереса и включению в революционно-освободительное движение. Здесь свою мобилизующую роль может сыграть показ того, что породивший их научно-технический прогресс всё активнее используется буржуазией для того, чтобы убрать их из сферы производительного труда. Уже обнародованы намерения в ближайшие десять лет избавиться

от 60—70% высококвалифицированных рабочих и служащих, заменив их носителями искусственного интеллекта. Спасти представителей этих слоев рабочего класса может только их собственное включение

в революционно-освободительное движение народного фронта.

Сложная задача стоит перед нами, коммунистами, в деле привнесении классового сознания в массы рабочих, занятых в мелких предприятиях, учреждениях сферы обслуживания, самодеятельных. Они составляют примерно 60% совокупного рабочего класса РФ. Социально-классовая атомизация, точнее деклассирование, зашли в их сознание подчас уже весьма глубоко. Особенно у подверженных частой и длительной безработице. Однако, не преодолев пессимизм и пассивность этих людей, порожденных их длительной борьбой за физическое выживание, невозможно рассчитывать на созревание в стране революционной ситуации. Подвижки в этом направлении идут, в течение только

10 месяцев текущего 2019 года в РФ зафиксировано без малого 2 000 заметных протестных выступлений трудящихся. Но большая их часть ещё и не помышляет о протесте против угнетения.

Рассмотренная ситуация на социально-классовом поле российского общества определяет наши актуальные задачи по пробуждению его созидательных сил, прежде всего рабочего класса, к условиям назревающего обострения социальной борьбы за своё выживание. Это обусловлено нарастанием общего мирового кризиса, намерениями мировой буржуазии избавиться от трудящихся и человечества как биологического вида,

усилением угрозы новой мировой бойни за передел нашей планеты.

 

Версия для печати