Л.М.Вяткин. 206 страниц неизвестного Пушкина.
ВЯТКИН ЛЕВ МИХАЙЛОВИЧ, лётчик, историк, писатель и художник.
Статья написана несколько лет назад, но очень интересная и не утратила своей позновательности.
«Диссертация» молодого поэта
Известно, что первым напечатанным стихотворением молодого Александра Пушкина было послание «К другу стихотворцу», помещённое в журнале «Вестник Европы» в тринадцатом номере за 1814 год, издававшемся в Петербурге В.В.Измайловым.
А когда была напечатана его первая проза? Вопрос не праздный и довольно интересный не только для специалистов-литераторов, но и для всех, кто чтит нашего великого национального поэта.
Пытаясь ответить на этот вопрос, я сознавал, что следует попытаться поискать там, куда менее всего заглядывали пушкинисты. Таким местом была Коллегия иностранных дел, где после окончания лицея
в 1817 году «справлял службу» молодой коллежский секретарь Александр Пушкин. Там он писал прозой, жалованье получал 700 рублей,
а проживал у родных на Фонтанке, у Калинкина моста, в доме Клокачева.
Исследователи творчества поэта считали, что молодой Пушкин был был плохим чиновником, посещал своё «казённое ведомство крайне неохотно и не регулярно» и вообще всегда отлынивал от работы. Многие из них, видимо, полагали, что будущий великий поэт получил талант стихотворца вместе с жизнью, а это много важнее, чем работа в коллегии, и, следовательно, нерадивость его по делам службы извинительна. Но есть серьёзные основания считать, что работой Александра Пушкина начальство было довольно! Наряду со стихами, которыми восхищались Жуковский, Батюшков, Баратынский и даже Хвостов, он вдруг всерьёз занялся своим образованием.
Более того, он по первым своим произведениям был занесён в список «арзамасцев», стал членом и другого литературного общества, имевшего название «Беседы любителей российского слова», а также действительным членом высочайше утверждённого Санкт-Петербургского вольного общества любителей Российской словесности.
Почему-то никто из исследователей творчества Пушкина не проявил интереса к характеру поручений и дел, которые ему пришлось вести по делам службы в коллегии. А между тем это оказалось ключом для обнаружения 200 страниц неизвестного Пушкина!
Последние находки, которые мне удалось сделать в Москве, говорят
о том, молодой Пушкин, по собственному его признанию, с увлечением проводил важные испытания артиллерийских орудий, на Волковом поле близ Охты, исследовал различные способы литья артиллерийских стволов и подробно изложил рекомендации по части всевозможных тонкостей и секретов литейного дела и написал интереснейшую статью в 1821 году, которую с полным основанием можно назвать диссертацией!
Затем он написал «Краткие исторические известия (историю) об артиллерии», изданную в том же году, которая, переработанная и дополненная автором, вышла отдельной книгой в Петербурге в 1824 году, когда Пушкин уже был в Одессе в ведомстве новороссийского генерал-губернатора графа М.С.Воронцова!
Выскажу предположение, несколько шутливое, быть может, что
на основании этой первой напечатанной его прозы, Пушкин как бы желал оправдать свою фамилию, доставшуюся от его исторических предков, и желал знать всё о пушках!
Каждое новое сведение о жизни и творчестве гения русской литературы бесценно для нас, и с каждым годом всё труднее открыть даже просто новый автограф поэта, не говоря о каких-то крупных открытиях или неизвестных страницах. Биография Пушкина также описана весьма подробно и основательно, и, как говорит доктор философских наук А.Гулыга, «биографические кости Пушкина промыты до нестерпимого блеска».
И всё же каждый год приносит что-нибудь новое и интересное о Пушкине. Десять лет назад в Чехословакии* в Теплицком архиве обнаружили новые ценные материалы в бумагах А.Н.Фризенгоф, урождённой Гончаровой — сестры жены поэта Натальи Гончаровой, а также в семейном архиве князей Клари-и-Альдринген, потомков М.И.Кутузова.
Эксплуатируя великий интерес к поэту, не дремлют и фальсификаторы: только за последние несколько лет в различных журналах опубликованы три или четыре варианта «сожжённой» 10 главы «Евгения Онегина», якобы чудом сохранившейся в копиях...
___
* До разделения Чехословакии. — Ред.
Я давно взял за правило при исторических или литературоведческих «розысках» работать только с первоисточниками, по возможности
не прибегая к компиляциям. Поэтому в надежде ухватить «нить Арианды» или ценную подсказку в поисках неизвестного Пушкина, я начал
с того, что в отделе рукописей и редкой книги Государственной российской библиотеки в Москве стал внимательно просматривать журналы
за 1820—1826 годы, где печатался молодой Пушкин: «Вестник Европы», «Невский зритель», «Сын Отечества», «Северный наблюдатель» и др.
Мне повезло, хоть и не сразу. Меня особенно увлекли страницы «Невского зрителя» за 1820—1821 годы. В майском номере оказались стихи лицейских друзей Пушкина (известные, конечно): «Элегия» барона Дельвига, начинавшиеся несколько меланхолично:
Не мило мне на новоселье,
Здесь всё увяло, там цвело!
Одно и есть моё веселье:
Увидеть Царское Село!..
Здесь же первые стихи 20-летнего Баратынского «Брату при отъезде в армию», графа Хвостова «Уединённому певцу» и довольно остроумная полемика вокруг его перевода «Андромахи». Дядя поэта Василий Львович Пушкин поместил свою басню «Прохожий и река», ныне совершенно забытую.
А вот и стихи Пушкина с пометкой: Лицей, 9 июня 1817 года, скромно подписанные монограммой «А.П.» (одно из 130 известных стихотворений, написанных ещё в лицее) «Кюхельбекеру»:
В последний раз, в тиши уединенья,
Моим стихам внимает наш Пенат!
Лицейской жизни милый брат...
Затем следует его же «К прелестнице»:
К чему нескромным сим убором,
Умильным голосом и взором
Младое сердце распалять!..
Потом ещё и ещё, тоже хорошо известные. В мартовской книжке журнала привлекло моё внимание стихотворение без подписи, явно обращённое к молодому Пушкину и не отмеченное комментаторами его творчества, но весьма любопытное «Юному хвалителю хвалимых»:
Тому ль, кто мира за пределы,
Полётом юных орлих крыл,
Сквозь зависти и злобы стрел,
К потоку света воспарил!..
Кто же автор? Жуковский, Рылеев, Сомов? Сейчас трудно угадать, тогда печатались многие и не дурно ведь писали!
И вдруг в разделе «Смесь» вижу странный для сугубо литературного журнала заголовок большой статьи: «Примечание на литьё артиллерийских орудий». Принимаюсь за чтение. Статья преинтересная, научного характера, написана ясно, сочно, со знанием дела с цитатами
из Ломоносова, Карамзина и даже Вольтера.
Обращают на себя внимание во вступительной части скромные слова автора о том, что он далеко не корифей артиллерийского дела, однако открытия относил к великим деяниям людей и заранее благодарил тех, кто укажет ему недостатки и заблуждения его труда, который с полным основанием я мысленно назвал диссертацией по искусству литья артиллерийских стволов. Автор писал: «Беспристрастие, справедливость и строгость в суждениях определяют истинную цену всем открытиям; и искуснейшие артиллеристы, вероятно, для общей пользы
не оставят улучшить и дополнить предположения мои, кои основаны только на слабых познаниях в теории артиллерийской науки, или откроют мне все те недостатки и заблуждения, в коие я неопытностью своею вовлечён. „Нельзя сделаться гением ни в какие лета, — говорил Вольтер, — но всегда могут исправить свои ошибки”».
Далее автор сообщал читателям, что труд его написан после посещения пороховых и литейных заводов под Петербургом в 1819 году,
а также проведения стрельб на Волковом поле.
«Были произведены опыты, — пишет он, — над несколькими пушками, в разное время и различным образом отлитыми, и после 2000 выстрелов, сделанных из каждого орудия, при 27 опытах, стреляя при различных состояниях погоды по 150 раз из каждого в два приёма, и
с такой скоростью так обыкновенно сие случается в решительных сражениях то есть чрез 1, 2 и 3 минуты...».
Кроме того автор обследовал военные артиллерийские арсеналы Петербурга и Московского Кремля, сделав сравнительные описания артиллерийских орудий разных систем зарубежных европейских и отечественных образцов за последние 200 лет, а также пушек, отлитых при Минихе, Шувалове, Орловых, князе Зубове, бароне Миллере, генерале Закомельском и графе Аракчееве с использованием парового молота (совершенно неизвестный факт истории!).
Он также подтвердил, что ему продемонстрировали максимальную скорострельность из трёхфутовых орудий, доведя её до 40 выстрелов
в минуту (!). Автор приводит данные по численности русской армии в различные периоды истории и количество артиллерийских стволов (которые зачастую решали исход сражений). Например, при Екатерине Великой численность войск составляла 312 тысяч, «способных вывести в поле
512 орудий, не считая орудий, в великом числе хранящихся в арсеналах и по мере надобности отправляемых в армию», которая уже тогда по количеству и качеству орудий превосходила все европейские армии.
В 1807 году, незадолго до нашествия Наполеона, русская армия насчитывала 300 тысяч человек, имея 396 медных полевых орудий,
726 полковых, 204 конных и имея пороху 103 тысячи 476 пудов...
«Сверх того, — пишет автор этой интересной „диссертации”, —
с 1807 по 1812 год Россия вела кровопролитные войны с горскими народами на Кавказе, Турцией, Швецией и Францией, нередко в противуположных краях государства в то же время увенчавших её оружие неувядаемой славой, при изобильном вооружении арсеналов и парков,
в крепостях и морских портах...».
«Диссертация» заканчивается подведением общих итогов по части вооружения русской армии и ссылкой на высказывание знаменитого начальника штаба генерала Блюхера, победителя Наполеона при Ватерлоо: «Пределы сей статьи, — пишет автор, — не дозволяют подробно исчислить все превосходства и успехи артиллерии нашей... и беспристрастные слова генерала Гнейзензу послужат заключением всему сказанному:
„Я видел в 1814 году, как маневрировала и сражалась русская армия в действиях против неприятеля; и я исполнен удивления высокими достоинствами сего рода службы, превосходству механического её вооружения, лёгкости, скорости и точности движений, храбрости офицеров и солдат, редкой дисциплины и правильности во внутренней службе. Творец столь превосходных заведений (русский народ. — Л.В.) заслуживает памятник и признательность отечества”».
Этой оценки «качества» русской армии в 1812 году мне не приходилось читать ни у одного советского историка*, и, крайне заинтригованный, я наконец на последней странице «диссертации» прочёл скромную фамилию автора — А.Пушкин.
Большое научное достоинство «диссертации» Пушкина подкреплялось выводами и рекомендациями самого Пушкина как автора и исследователя. Он объясняет, какое влияние на крепость орудийных стволов оказывает значение таких параметров, как тягучесть (вязкость) металла, хрупкость, удельный вес, ссылаясь при этом на сочинения французского математика и инженера Монжа, реорганизатора прусской армии участника разгрома Наполеона Шарнхорста и французского инженера Ламартильера.
___
* Тут Л.М.Вяткин явно упрощает и искажает оценки русской армии в 1812 г., которые содержатся в трудах советских историков. Читатель сам может обратиться хотя бы к работам трижды награждённого Орденом Леина и трижды лауреата Сталинской премии академика Е.В.Тарле. — Ред.
Любопытно, что Пушкин, отлично понимая сам физический процесс литья, рекомендует делать опоки* с большим количеством мелких дырочек для отвода газов при отливании стволов, что применяется и ныне на оружейных заводах. Рекомендует он также предварительно нагревать форму (и это сейчас делается!), что повышает качество литья. Наконец, Пушкин советует для равномерного остывания стволов после отливки, особенно зимой, засыпать песком. «На сие обстоятельство, — заключает Пушкин, — кажется, и в самой Франции не обращали довольно внимания, но при всей своей маловажности, я думаю, что оно имеет влияние на отливание орудий, от чего вылитый металл в опоку, особенно во время сильной зимы при скором остывании... лишается главных своих свойств: тягучести и твёрдости».
Закрывая журнал «Невский зритель», я невольно обратил внимание на перечень лиц, подписавшихся на журнал в различных городах Российской империи, начиная с Петербурга и Москвы. Список начинается с брата императора великого князя Михаила Павловича, который, как известно из истории, в 1820 году начал реорганизацию артиллерийского образования в России совместно с Аракчеевым, и по его предложению в С.-Петербурге были созданы офицерское артиллерийское училище и Артиллерийская техническая школа в 1821 году, существующие и поныне. Артиллерийское училище помещалось в здании Артиллерийского департамента на Выборгской стороне, а Техническая школа, рассчитанная на 25 человек, размещалась при Петербургском арсенале, где по делам службы Пушкин бывал не один раз.
Подписной лист «Невского зрителя» сообщает и других подписчиков: Вторую артиллерийскую бригаду лейб-гвардии, Адмиралтейский департамент, Гвардейский штаб. Затем перечислены граф М.С.Воронцов (в его канцелярии продолжил службу Пушкин в Одессе), князь генерал П.Г.Гагарин, а также П.П.Щербатов, М.М.Олсуфьев, А.А.Закревский, Н.М.Карамзин, Н.И.Греч и другие, хорошо известные фамилии.
В Москве молодого Пушкина читали Н.Н.Сандунов, Л.А.Цветаев... Затем перечислены города: Воронеж, Астрахань, Вязьма, Вятка — всего тридцать пять наименований!
___
* Оп`ока — в литейном производстве, приспособление, служащее для удержания формовочной смеси при её уплотнении, т. е. для получения литейной формы и при заливке формы расплавленным металлом. Простейшая О. для разовой литейной формы представляет собой жёсткую раму, состоящую обычно из двух половин — верхней и нижней, которые фиксируются и скрепляются между собой при сборке формы перед заливкой. При литье в оболочковые формы и литье по выплавляемым моделям О. имеет вид ящика с дном. (См.: https://dic.academic.ru/dic.nsf/bse/167480/%D0%9E%D0%BF%D0%BE%D0%BA%D0%B0). — Ред.
Интересны не только эта факты. «Диссертация» Пушкина доказывает и другое, нечто важное: он по окончании лицея был прекрасно подготовлен к трудной и ответственной государственной службе, как, впрочем, и многие другие лицеисты; Горчаков — ставший канцлером, Матюшкин — адмиралом, Дельвиг, Кюхельбекер, Пущин, Корф, Данзас и др. Это ли не свидетельство о прекрасной постановке образования
в России уже в то время!* Вместе с тем известно, что наш поэт закончил лицей далеко не в числе первых, имея хорошие оценки только
по словесности и французскому языку.
Между тем я продолжил исследование, как и полагал, давно изученных вдоль и поперёк старых журналов, ибо наивно думать, что до меня никто из пушкинистов не прочёл «диссертацию» поэта, но почему-то
не придал ей особого значения. И опять удача!
В V и VI книжке «Невского зрителя» вновь оказалась проза Пушкина — целых 30 страниц: «Краткие исторические известия об артиллерии».
Статье предшествует эпиграф на французском языке: La perfection des sciences est reserve a la succession des temps («Совершенство наук есть достояние будущих поколений»), после чего Пушкин, я бы сказал, просто и элегантно приступает к изложению краткой истории артиллерии, которая почему-то не вошла в полное собрание его сочинений.
«Изобретение пороха почесться одним из важнейших происшествий в Истории государств; ибо никакое открытие не заслуживает столь великого внимания, сколь артиллерия: послужив преградою варварам
в опустошении земель, она имела влияние на самый дух народов, преобразовала военное искусство, сделала войны не столь продолжительными — следственно и гибельными, и в скором времени решая битвы и судьбу престолов, предоставляет европейцам всё преимущество перед прочими народами. Сие важное открытие приписывают различно: индейцам и китайцам в XII веке. Вероятно, аравитяне ещё гораздо ранее употребляли порох; ибо восточные историки XII столетия описывают его действие и упоминают, что Гренадский Владетель
в 1312 году имел снаряд огнестрельный. В Европе во времена крестовых походов при Людовике IX, в 1294 году англичанин Роджер Бакон,
в книге своей Nullitatae magia говорит в оправдание себя в мнимом волшебстве, о подобном пороху составе для увеселительных огней. И полагают, что Бертольд Шварц, около ста лет после него живший, не есть изобретатель оного, но что он только ввёл его в употребление у Венециан, и первый посредством пороха выстрелил пулею из железного ствола...».
____
* У Л.М.Вяткина отсутствует чёткий классовый подход при рассмотрении вопросов образования в царской России. — Ред.
Как читатель может сам убедиться уже с первых страниц, недавний лицеист Пушкин поражает начитанностью и эрудицией, подкрепляя свои соображения ссылками на первоисточник или на исторические документы, откуда почерпнуты те или иные сведения и факты.
Далее он последовательно излагает, какими путями шло совершенствование оружия после изобретения пороха. После того как пуля, загнанная в ствол, была послана в цель силою пороховых газов, появился пистолет, — как считает Пушкин, — в 1364 году, в Италии, в городе Перуджи, а в Германии ввели в употребление фитиль. После чего эта «малая артиллерия» подала мысль к изобретению бомбард, «кои в 1420 году были сделаны для осаждения и защищения городов». Пистолетный замок был изобретён в Нюрнберге в 1517 году, а пальбу из «органных батарей» (связки стволов) открыли в 1500 году...
Пушкин шаг за шагом прослеживает, как шло дальнейшее совершенствование артиллерии в разных странах: при Людовике XI в 1470 году стали отливать орудия из меди. При герцоге Альбе появилась впервые артиллерия на конной тяге, мушкеты в пехоте и короткоствольные карабины в коннице. Каменобросцы-мортиры были изобретены только через 200 лет после изобретения пушек...
Исследует Пушкин и развитие артиллерии в России.
Он считает, что у русских огнестрельное оружие появилось с 1382 года, и при осаде Москвы татарами из Кремля в осаждающих бросали камни чугунные «махины», и попутно отмечает факт, найденный им в архивных документах, что при сыне Дмитрия Донского — Василии в Москве
от пороха сгорело несколько домов-мастерских, где он изготовлялся.
Уже тогда в России огнестрельное оружие разделялось на «пищали», «тюфяки» и «пушки». В 1428 году при осаде города Порхова Витовтом Литовским под его стенами на 40 лошадях было привезено огромное орудие, отлитое мастером Николаем, которое первым же выстрелом обрушило стену церкви Св. Николая, а при втором взорвалось при страшном грохоте, убив и мастера и прислугу...
Оказывается, «единороги» (гаубицы) впервые были применены графом Шуваловым и назывались «шуваловками» или «секретными». Это новоизобретённое оружие приказано было хранить в строжайшей тайне, и для прислуги подбирать особо надёжных людей, «которые под присягой обязаны были ничего не объявлять о них»... Не ограничиваясь только историческими сведениями, Пушкин приводит результаты собственных исследований арсеналов, указав длину стволов, калибр, вес и снабдив описания своими примечаниями и комментариями. «В С.-Петербургском Арсенале, — пишет он, — хранятся два достопамятные орудия для всех любителей отечественных древностей: отлитые в царствование царя Иоанна Васильевича: дробовик, род мортиры весом 10 пуд 23 1/2 фунта, имеющий котёл наподобие параллелепипеда, а камору наподобие четырёхсторонней усечённой пирамиды; и гаубица весом 6 пуд 30 фунтов. Достойно замечания, что в 1545 году царь Иоанн Васильевич Грозный учредил Стрелецкое воинство и при праотце его был вызван из Болоньи знаменитый литейщик Аристотель, который лил пушки, колокола и был также известный архитектор, , а после сего в 1607 году царь Иоанн Васильевич Шуйский старался усовершенствовать воинские постановления в России, и по его повелению начали переводить с немецкого и латинского языка на русский: Устав ратных пушечных и других дел, касающихся до воинской науки. Труд сей окончен при царе Михаиле Фёдоровиче в 1621 году и книга сия напечатана с рукописи, найденной в оружейной палате в Москве 1777 года».
Данные, приведённые Пушкиным не только интересны, но и, будучи опубликованы впервые, предвосхищают монографии академиков и докторов военных и технических наук последующих поколений, статья Пушкина может служить образцом и развёрнутым планом для них.
Это первое историческое исследование 22-летнего Пушкина, напечатанное в «Невском зрителе», удивляет богатым содержанием и обилием исторических источников, которыми он умело оперирует, при этом подчиняя свой труд формуле: в краткости поэта — сила поэта, одновременно подтверждая верную характеристику, данную ему Дельвигом: «Великий Пушкин — малое дитя. Доверчивость сочеталась в нём с ясностью и живостью критического ума». Действительно, многие, познакомившись с Пушкиным в начале 20-х годов, поражались двойственному впечатлению, которое он подчас производил: с одной стороны, уже признанный поэт, а с другой — ребячливый, любитель подшутить, заразительно смеющийся над удачным анекдотом, остроумной шуткой молодой человек.
Завершает своё первое историческое исследование он следующими словами:
«В России конная артиллерия была устроена прежде нежели у пруссаков, что служит доказательством письмо принца Генриха, который
о сём упоминает. Вообще блистательные успехи в артиллерии после Людовика XVI принадлежат царствованию Фридриха Великого и последующим от времён Французской революции важным открытиям
в физике, химии и вообще в математических науках, а также чрезвычайным военным происшествиям в Европе, кои с переворотами в политическом состоянии государств преобразовали ратное искусство, соединили скорость движения войск с действием огнестрельных орудий и отделили прежнюю систему войны от новейшей. Обстоятельства сии заслуживают особенное внимание и описаны во многих новейших
сочинениях».
А.Пушкин.
Таково второе прозаическое произведение молодого Пушкина, напечатанное в «Невском зрителе», и сразу возникает масса вопросов, касающихся не только границ его творчества, но целого ряда других не менее важных проблем.
Пушкин хотел быть офицером
У многих читателей может возникнуть недоумённый вопрос: «Что заставило нашего поэта взяться писать труд по литью пушек, а затем ещё и по истории артиллерии». Ответ довольно прост. Хорошо известно
из признаний самого Пушкина, а также из подробных его биографий (тот же Анненков, Тыркова-Вильямс др.), что после окончания лицея
он намеревался стать офицером русской армии, недавней победительницы Наполеона. Благодаря «диссертации» мы даже можем уточнить — артиллерийским офицером!
Это было бы продолжением традиции Пушкиных, ибо дед поэта Лев Александрович Пушкин был артиллерийским подполковником, который был предан Петру III и во время дворцового переворота 1762 года отказался присягать Екатерине II, за что провёл в крепости целых два года.
Дядя поэта Василий Львович («парнасский отец») знал об этом намерении и поначалу даже одобрял. Не случайно в первой редакции «Послания В.Л.Пушкину» он испрашивает разрешение стать военным:
Скажи, парнасский мой отец,
Неужто верных муз любовник
Не может нежный быть певец
И вместе гвардии полковник?
Не мог не знать о намерении молодого поэта надеть офицерские эполеты и герой войны 1812 года Ф.Н.Глинка, и прославленный генерал-гусар Д.В.Давыдов, которому посвящены стихи:
Ты мне велишь открыться пред тобою,
Не знаемый дерзал я обожать...
Или хорошо известное, написанное в 1821 году:
Певец-гусар, ты пел биваки,
Раздолье ухарских пиров
И грозную потеху драки,
И завитки своих усов...
Внимательное чтение журналов «Невского зрителя» и др. и последовательный анализ показывает, что публикация «диссертации» и «Истории артиллерии» выдаёт намерение друзей поэта обеспечить ему производство в офицеры, и в этом случае его блестящая проза служила прекрасной рекомендацией для этого!
Похоже, что и Денис Давыдов, и Фёдор Глинка, и Яков Толстой, также участник Отечественной войны, служивший в Главном штабе, приложили для этого немало усилий, уговорив издателя-карамзиниста В.В.Измайлова поместить прозу Пушкина у себя в журнале.
Тогда становится ясен смысл стихов, посланных Ф.Н.Глинке в 1822 году:
Когда средь оргий жизни шумной
Меня постигнул остракизм,
Увидел я толпы безумной
Презренный, робкий эгоизм,
Без слёз оставил я с досадой
Венки пиров и блеск Афин,
Но голос твой мне был отрадой,
Великодушный гражданин!..
Посылая эти стихи брату Льву, он писал: «Покажи их Глинке, обними его за меня и скажи ему, что он всё-таки почтеннейший человек здешнего мира». В середине апреля 1820 года, будучи дружен с генерал-губернатором Петербурга графом М.А.Милорадовичем, он отговорил его от ссылки поэта в Сибирь.
Но, пожалуй, самое главное во всей этой истории с прозой было то, что находит новое объяснение факт удаления (май 1820 г.) юного поэта из столицы, куда он сможет вернуться лишь через много лет, а также и то, почему Александр Пушкин не стал офицером.
Следует сказать, что ещё до написания «диссертации» Пушкин ухитрился изрядно себя скомпрометировать в глазах высшего света крамольными стихами и эпиграммами на сильных мира сего, которые ходили по городу в списках.
Достаточно назвать эпиграммы на Аракчеева (1819 г.):
Всей России притеснитель,
Губернаторов мучитель
И Совета он учитель,
А царю он — друг и брат...
И эпиграмму на архимандрита Фотия:
Полу-фанатик, полу-плут;
Ему орудием духовным
Проклятье, меч, и крест, и кнут...
К этому в 1821 году добавилась написанная в подражание антирелигиозным поэмам Вольтера («Орлеанская девственница») поэма Пушкина «Гаврилиада», из-за которой ему в 1828 году пришлось оправдываться перед царём.
Вот, пожалуй, главные причины, помешавшие Пушкину стать офицером, несмотря на ту исследовательскую работу, которую он проделал
в архивах коллегии, арсеналах и на полигоне Волкова поля.
События, крайне неблагоприятные для поэта, развивались стремительно и неумолимо. Как отмечает М.А.Цявловский, разозлённый эпиграммами граф Ф.И.Толстой-американец, после разговора Пушкина
с Милорадовичем, пустил по городу слух, что «мальчишка-Пушкин»
в полиции был высечен, а 5 мая император Александр утвердил письмо графа И.А.Каподистрия, уже подписанное графом К.В.Нессельроде,
о прикомандировании к канцелярии генерала Инзова Пушкина «сверх штата», как чиновника, с предписанием покинуть столицу незамедлительно, что Александр Пушкин и исполнил уже на второй день!
Друзья поэта, начиная с Жуковского, зная, в каком ужасном состоянии духа пребывает Пушкин (его терзала мысль о самоубийстве), незамедлительно решили оказать ему помощь в печатании его стихов и прозы в столичных журналах.
В вышедшей в Томском издательстве книге известного литературоведа В.А.Кошелева под названием «Первая книга Пушкина» на основе документов прослеживаются события в Петербурге в 1820 году вокруг произведений Пушкина и о хлопотах его друзей по части издания отдельной книгой «Руслана и Людмилы», но, увы, автор совершенно
не касается произведений поэта, увидевших свет с 1821 по 1824 годы.
Кратко о самоотверженных усилиях Жуковского, Гнедича, Глинки и других друзьях можно сказать следующее.
5 мая 1820 года А.И.Тургенев, узнав от людей, близких ко двору,
о предстоящем отъезде Пушкина из столицы, сообщает о том письменно Вяземскому: «Мы постараемся отобрать от него поэму («Руслан и Людмила». — Л.В.), прочитаем и предадим бессмертию, то есть тиснению». Хлопоты разгорелись «широким фронтом». Жуковский занялся цензором и гонораром. А.Н.Оленин, желая на деле показать свою любовь к таланту Пушкина, сам сочинял оформление гравюрами и сюжетами иллюстраций. Н.И.Гнедич вёл деловые переговоры с издателем, во всём информируя Жуковского. Через 40 дней после отъезда Пушкина Оленин писал Гнедичу: «Пушкина поэма — Finis! (Эre, а ты и не подозревал?) и уже гравируется!».
А через 80 дней в книжных лавках Оленина, Заикина и Глазунова стала продаваться изданная отдельной книгой «Руслан и Людмила» и очень быстро раскупалась читателями.
Пушкин не ожидал столь быстрого издания, прохождения через цензуру и типографский набор и опоздал выслать эпилог поэмы, который потом вышел отдельно в журналах.
Почти обо всех стихах, поэмах и сказках Пушкина, издававшихся
в последующие годы, написано много и дан подробный комментарий специалистами. Но почему никто из литературоведов не заметил в журналах прозы поэта и выход отдельной книгой целого труда? Это остаётся прелюбопытнейшей загадкой!
Книга об истории европейских армий
Прошло довольно много времени, прежде чем в военном отделе Российской государственной библиотеки в Москве удалось обнаружить не упоминавшуюся в солидных трудах о Пушкине и никогда не переиздававшуюся книгу в 136 страниц под названием «Краткие известия об образовании в Европе войск и об успехах огнестрельного искусства», изданную в 1824 году, в типографии Императорского воспитательного дома в С.-Петербурге.
Судя по всему, книга была издана небольшим тиражом (на прекрасной бумаге!) при поддержке военных друзей поэта. Книга сохранилась таже благодаря военным, ибо судя по экслибрису оказалась в библиотеке Генерального штаба, где служил приятель Пушкина Яков Толстой (1791—1867), член «Зелёной лампы».
Это весьма интересный и значительный труд молодого Пушкина, который предшествует «Истории Пугачёвского бунта» и «Материалам
по истории Петра», написанным много позже.
При чтении книги сразу заметен превосходный пушкинский русский язык, которым он отличался ещё в лицейские годы, с вкраплениями несколько устаревших слов (например, «оные», «наипаче»), отточенностью фраз и ёмкими абзацами.
Наконец, довольно скоро при чтении обнаруживаются те или иные положения, встречавшиеся в «Истории артиллерии», и фрагменты, дополненные и тщательно доработанные автором, в чём также виден характерный «пушкинский стиль», знакомый нам по его рукописям!
Это бесценная особенность и при текстологическом исследовании специалистами, в будущем несомненно, послужит дополнительным веским доказательством принадлежности сего труда Пушкину.
Мною была подмечена и другая особенность всей книги. В те времена наборщики в типографиях не были сильны в грамматике и допускали при наборе довольно много опечаток, которые в меру сил исправлял сам автор после чтения гранок. На страницах книги таких опечаток более 70. Более того — в книге нарушена пагинация (порядок нумерации страниц), что красноречиво говорит о том, что текст в отсутствие автора считывался второпях и друзья поэта спешили выпустить в свет его вторую книгу!
А теперь позвольте процитировать некоторые фрагменты книги и дать им посильный комментарий, начиная с первой весьма характерной страницы:
«Военное искусство, подобное другим отраслям наук и художеств, постепенно переходило из младенческого состояния в более совершенное и с успехами общества возрастало и упадало. Почему оно
не везде и не всегда было в одинаковом совершенстве; и непостоянная слава оружия по очереди принадлежала различным народам? После удара, нанесённого римлянам вторжением варваров, вместо величественных Кесаревых легионов, предписывавших (другим народам. — Л.В.) законы Вселенной, явились на военном поприще толпы полунагих, отважных воинов, в беспорядке сражавшихся, с мечом и пламенником в руках низвергнувших обширную Римскую империю оружием,
в течение нескольких столетий сряду воздвигнутую.
Свирепость и неустрашимость (варваров) заменяла правила битв,
а всеобщее опустошение, попиравшее права общества и человечества, простиралось по следам их побед. Все отрасли просвещения на долгое время погружены были во мраке неизвестности; и хотя во времена Крестовых походов, наипаче при утвердившемся феодализме и защищении свободных людей против власти сильных, были возобновлены прежние способы обороны: древний строй и искусство действовать метательными и стеноломными орудиями; но сии усилия и подвиги средних веков тем начали отличаться, чем (они) кончились в Греции и Риме: и военное искусство времён Юлия Кесаря почти до XVI столетия было в упадке,
до тех пор, пока огнестрельное оружие не изменило всего образа войны...». Прервём на время пушкинский текст и попробуем сделать небольшой комментарий по ходу нашего исследования-розыска.
Читатели, которые внимательно и с интересом читали «Историю Пугачёвского бунта» и «Историю Петра» (эта рукопись Пушкина была найдена лишь в 1917 году и затем опубликована), увидят много общего
с этой новонайденной книгой об истории европейских армий и огнестрельного оружия. Я имею в виду и характерный «пушкинский стиль», и лексику его языка, и кажущуюся простоту при обрисовке контура различных эпох при изобретении самого различного оружия.
Шаг за шагом описав особенности в устройстве различных европейских армий, Пушкин приступает к описанию Московского войска, его строению, вооружению («махины», «самострелы», «пищали», «тюфяки», «пушки», «дробовики», «фузеи», «самопалы» и прочее). Даёт описание полков «кормового войска», запасных и караульных полков.
«Россия, имея частые битвы с поляками, заимствовались от них
от них огнестрельным оружием, ибо по словам г. Маркевича (современник Пушкина, автор «Руководства к артиллерийскому искусству». — Л.В.), шведы после русских завели у себя артиллерию. Но успехи
в оном были долгое весьма медленны, потому что в XV и XVI столетиях ратное искусство в России вообще далеко от того состояния, до которого оно достигло в других государствах.
Российское войско в сие время сходствовало с образованием земского ополчения. Иоанн Первый начал давать земли и поместья боярским детям, обязанным служить на войне и выставлять несколько холопов, или наёмников конных и пеших с оружием. Он принимал в службу литовских и немецких пленников волею и неволею и сии иноземцы жили за Москвою-рекою. По первому призванию дворяне с войском выступали в поле; воины получали жалованье из казны и назывались кормовым войском...
Из разрядных книг мы узнаём внутреннее состояние (строение) войска, которое разделялось на отделения и дружины, тысячи, сотни и десятки. Большой полк составлял главную силу, или центр армии; передовой полк соответствовал авангарду; сторожевый, или запасный полк — резерфу; правой и левой руки служили крылами или флангами; а караульный полк состоял из летучих отдельных отрядов или партизанов.
По окончании войны войска распускались: только стрельцы и земские войска оставались постоянно для содержания караулов и получали за то жалованье».
В этом месте книги Пушкин делает сноску и указывает, что эти материалы из «Истории Российского Государства» Карамзина (том VII,
стр. 197), недавно вышедшей в свет, и затем переходит к истории происхождения казачества: Сибирских, Яицких, Терских, Волжских, Черноморских, Оренбургских, Чугуевских и Бугских. Описывает казачьи станицы-республики, способ их управления, вече, суд и казнь на кругах, сообщает данные последней переписи и численности коренных казаков, поражая обилием всевозможных сведений о них.
Рассказывает Пушкин и об известном оружейном мастере Андрее Чохове.
Но Пушкин не был бы Пушкиным, если бы не вписал в свою «Историю» несколько литературных страниц! Он пишет:
«Для важного ратного предприятия выезжают на службу все поместные дети боярские со своими холопами и людьми даточными, более крестьянами, нежели воинами, хотя и красиво одетыми в чистые узкие кафтаны с длинными отложными воротниками.
Невозможно определить их числа, умножаемого в случае нужды людьми купеческими, а также наёмниками и слугами государя московского, ногаями, черкесами, древними подданными казанского царства. ...Ожидая хана, воеводы высылают казаков в степи, где изредка растут высокие дубы: там под каждым деревом видите двух оседланных лошадей; один из всадников держит их за узду, а товарищ его сидит на вершине дуба и смотрит во все стороны; увидев пыль, слезает немедленно, садится на лошадь, скачет к другому дубу, крича издали, и показывает рукой, где видел пыль; страж сего дерева велит своему товарищу также скакать к третьему дереву с вестью, которая в несколько часов доходит до ближайшего города или до передового воеводы».
После этой красочной картины Пушкин приводит оценку тактики русских в XV—XVI веках, данную иноземными наблюдателями:
«Россияне лучше бьются в крепостях, нежели в поле, и эти наблюдатели спрашивают: „Чего со временем нельзя ожидать от войска бессметного, которое, не боясь ни холода, ни голода, и ничего кроме гнева царского, с толокном и сухарями, без обоза и крова, с неодолимым терпением скитается в пустынях севера, в коем за славнейшее дело даётся только маленькая золотая деньга с изображением Св. Георгия, носимая счастливым витязем на рукаве или шапке?”». Далее Пушкин даёт оценку артиллерии, в том числе и Царь-пушке огромной величины и веса, а также тех орудий, которые находятся в наших арсеналах, и затем анализирует вклад учёных Европы в развитие артиллерии.
Книга Пушкина заканчивается выводами, которые он сделал ещё
в своей публикации 1821 года в «Невском зрителе», но добавляет к ним, что в его XIX век войска передвигаются «огромными массами, превосходно вооружёнными и устроенными, при многочисленной и быстро движущейся артиллерии, не раздробленной на части, но с сильными батареями, метко поражающими неприятеля»...
Эпилог
«Человек рождается всю жизнь», — сказал Сент-Экзюпери. Александр Пушкин также неукоснительно следовал этой аксиоме. Свою находку — 206 страниц неизвестного Пушкина я показал библиографам Российской государственной библиотеки в Москве и попросил их дать оценку. Оказалось, эта первая проза нашего поэта совершенно забыта и никогда не исследовалась. Выпала она и из поля зрения академика С.М.Бонди, готовившего академическое полное издание сочинений Пушкина в 1937 году. Неизвестна эта проза и последующим пушкинистам и литературоведам. Кроме того, мне сообщили, что специалистами в бумагах Пушкина найдены планы сочинений, которые он собирался написать после «Истории Петра», но так и не успел: «Историю цивилизаций», «Историю русской литературы» и большую статью «О русских песнях»... Великому национальному поэту был отпущен сликом короткий век.
Но, пожалуй, самое поразительное в этой истории с первой прозой молодого Пушкина то, что она странным, каким-то мистическим образом целиком посвящена огнестрельному оружию — тому, которым он и был убит на дуэли через 13 лет, на Чёрной речке у Каменного Моста
27 января 1837 года.
Печатается по тексту из сборника: Памятник Пушкину — русский народ / Сост. Л.Г.Баранова. — Псков, 2019. С. 117—140
Версия для печати
