И НА ТИХОМ ОКЕАНЕ СВОЙ ЗАКОНЧИЛИ ПОХОД В.Л.Кургузов. (Улан-Удэ). Победная точка в Гражданской войне и отпоре иностранной интервенции.
КУРГУЗОВ ВЛАДИМИР ЛУКИЧ, кандидат исторических наук, доктор культурологии, профессор, член Правления Бурятского отделения Общероссийского общественного движения по возрождению традиций народов России «Всероссийское созидательное движение „Русский лад”», действительный член Петровской академии наук и искусств, член Международной комиссии исследований культуры ЮНЕСКО, Заслуженный работник высшей школы Российской Федерации, Заслуженный деятель науки Республики Бурятии (Улан-Удэ).
После успешного завершения вооружённого восстания в Петрограде в октябре 1917 года, началось, хоть и непродолжительное, но все же триумфальное шествие Советской власти по регионам России. Однако до окончательного триумфа на огромных просторах Сибири и особенно Дальнего Востока было ещё далеко.
Примечательный факт: несмотря на то, что был разбит Колчак, разгромлены семёновы и калмыковы, пришли к своему краху унгерны и другие бело-бандиты, несмотря на реальное существование «буферного государства» — Дальневосточной Республики (ДВР), которая провозгласила свою власть от берегов Байкала до Тихого океана и образование которой приветствовал В.И.Ленин, японцы до конца интервенции, в противовес ДВР, постоянно шли на различные авантюры,
как опытные кукловоды создавали марионеточные «правительства», подотчётные только им.
Вспомнить об этих правительствах стоит хотя бы потому, что о них, как правило, не упоминается ни в одном учебнике по истории России.
О Временном правительстве Керенского в Петрограде написаны тома, а о последних марионеточных правительствах в Приморье — редкие строки. Правда как раз и состоит в том, что эти правительства были! Были, несмотря на то, что в Центральной России уже два года ранее был разгромлен последний оплот белогвардейцев — войска барона Врангеля в Крыму. Ниже и пойдёт речь об этих «белых пятнах» истории.
Прежде всего, стоит вспомнить так называемое «Временное приамурское правительство» во Владивостоке, возглавляемое братьями Спиридоном и Николаем Меркуловыми. Один из них был владельцем спичечной фабрики и купцом, другой журналистом с монархическими взглядами.
До мая 1921 года Приморье входило в состав Дальневосточной республики (ДВР) — «буферного» государственного образования, созданного в апреле 1920 года по инициативе руководства РСФСР. 26 мая 1921 года белогвардейцы свергли Приморское областное управление ДВР во главе с большевиком В.Г.Антоновым, признававшее власть ДВР, и установили власть представителей так называемого «бюро несоциалистических организаций». В этот день воцарения Меркуловых фактически не произошло никакого переворота. Коронацию «правительства» совершил японский штаб. Но процесс представления членов «правительства» был обставлен весьма помпезно. Помолились богу, приняли благословление епископа, спели «Боже, царя храни», «Коли славен», и «правительство» приступило к своим обязанностям.
Вскоре С.Меркулов посетил старшину консульского корпуса во Владивостоке и поднял вопрос о вводе в Приморье войск США, Англии и Франции «для охраны мирного населения от красных до укрепления приморской государственности». (ЦГАДВ. Ф. р-109. Д. 15. Л. 286).
О политических симпатиях и «патриотизме» меркуловского «правительства» можно судить по одной из его декларации: «Временное приморское правительство находит, что пребывание японских войск в Приморье принесло краю только пользу, сохранив его от окончательного разорения. Дальнейшее пребывание японских войск во Владивостоке и Приморье не встречает ни малейших возражений со стороны приамурского правительства».
В этом признании нет даже «фиговых листочков». Всё сказано с предельной откровенностью. Лидеры контрреволюции, понимая неизбежность своего поражения в случае эвакуации японских войск, развили энергичную деятельность, направленную на мобилизацию всех сил чёрной реакции. Белогвардейцы готовили новые провокации на границах ДВР и мятежи внутри её, которые должны были показать зарубежным империалистам, что их дело ещё не окончательно проиграно и борьба против ДВР и Советской России будет продолжена.
Кто же они эти «спасители приморской государственности» под руководством братьев Меркуловых? Даже беглого взгляда достаточно, чтобы ужаснуться. Каких только типов не собрали Меркуловы в своё правительство в качестве подручных. Это было какое-то жуткое сборище.
Некий Андрушевич — в прошлом земский начальник Витебской губернии, высланный в Сибирь по приговору судебной палаты за «неудачную» порку крестьян и вымогательство с них взяток. Во Владивостоке он редактировал бульварный погромный юмористический листок «Блохи» и был близок к Николаю Меркулову.
Под кличкой «черепослова» в Меркулии был известен некий Широкогоров, который был представителем поразительного тупоумия. Широкогоров — недоучившийся гимназист из Петрограда, который в своё время служил письмоводителем в канцелярии Петроградского археологического института. В Приморье он вдруг стал именоваться «профессором» археологии и антропологии. Этот «профессор», по воспоминаниям очевидцев, имел чудовищной величины череп и неимоверно глупую физиономию с каким-то тупым и безразличным выражением.
С Широкогоровым Меркуловы носились как с писаной торбой. В газетах пестрело имя «профессора Широкогорова», как одного из наиболее активных деятелей «национального движения».
Роль «оппозиции» в меркуловском «государстве» играл «единственный из Рюриковичей в живых», небезызвестный в «белой» Сибири и на белогвардейском Дальнем Востоке князь А.Крапоткин. После революции этот неудачник-князь объявился со своими монархическими идеями сначала
у белочехов в Самаре. Оттуда попал в колчаковский Омск, затем добрался постепенно до семёновской Читы, после чего оказался под крылом белогвардейского генерала Хорвата в Харбине, наконец, во Владивостоке. Но и здесь он пришёлся не ко двору. Сначала в полном одиночестве блуждал по Владивостоку, а потом сбежал опять в Харбин.
Нежданно-негаданно в меркуловском «народном собрании» появился неизвестный до сего времени на Дальнем Востоке некий Донченко, который выдавал себя за енисейского казака. В колчаковский период
в Омске он также под вывеской енисейского казака фигурировал на казачьей конференции, где отличался своими громогласными речами, требуя, ни более, ни менее, как приглашения японского принца на сибирский престол. Где-то под Верхнеудинском Донченко попался красным, но ему удалось от них бежать. В Омске Донченко был ярым противником атамана Семёнова и настолько в этом преуспел, что атаман велел передать ему, что если когда-нибудь Донченко вздумает показаться в Чите, то там его, прежде всего, выпорют. Этот Донченко отличался необыкновенным фиглярством на трибуне «собрания». Впрочем, и в жизни тоже. Так, когда он был высмеян в одной из владивостокских газет, то в отместку ей прилепил номер газеты на невыразимую часть своего тела и в таком виде бегал по сцене Приморского пушкинского театра. Донченко был с большими претензиями, поскольку считал себя умнее Меркуловых и высмеивал их, за это и был, в конце концов, изгнан из меркуловского правительства.
Надо особо отметить, что в министры меркуловского правительства пролезло обыкновенное жульё. Например, «министром иностранных дел» был некто Колесников. Как отмечали приморские журналисты, «маленького роста человек с большой кретинообразной головой и огромным носом», пьяница и дебошир, Колесников главное своё внимание уделял собственному обогащению. То устраивал вывоз запрещённых грузов, вроде опиума, то присваивал крупные суммы из казначейства. Наконец, Колесников нашёл сам для себя способ «почётной отставки». Он устроил себе дипломатическую командировку не куда-нибудь, а на… Вашингтонскую международную конференцию, выманил
на это дело у Меркуловых 50 тыс. долл. и спокойно уехал… Ни на какую конференцию Колесников, конечно, не стремился. По приезду в Америку вступил компаньоном в кинематографическую компанию и купил себе дом. Вот и вся «дипломатия».
На пост министра внутренних дел был определён некий Разумов. Этот имел свои отличительные «достоинства». Во-первых, был глупый человек, во-вторых — крайне мстительный. Уже в начале своего министерского «творчества» Разумов обнаружил признаки ненормальности. Он пропускал буквы в письме, забывал свою фамилию и дико смеялся тогда, когда этого делать не следовало. Разумов был отправлен в лечебницу, и ему была произведена трепанация черепа, причём выяснилось, что стенки черепа давили на мозг и на посту меркуловского министра внутренних дел был самый обыкновенный идиот. Для Меркуловых всё это было неважно. Трепанированный Разумов был впоследствии ещё и министром юстиции и даже председателем меркуловского совета министров.
Министром финансов был назначен лидер хабаровских черносотенцев Лихойдов, который сделал попытку получить взятку с меркуловского зятя и на этом попался. За это его Меркуловы «вычистили» и завершающий период меркуловского «царствования» Лихойдов провёл
в полном забвении.
Серьёзным конкурентом Лихойдову на пост министра финансов был международный мошенник и аферист корнет Савин или, как он сам себя именовал — «граф Тулуз де-Лотрек», ставший почётным гражданином Меркулии, приехавший сюда лишь с одной целью — «подзаработать».
На должность министра народного просвещения, вернее, удушения просвещения и насаждения тьмы был назначен председатель Союза русского народа в Чите, впоследствии семёновский «публицист» Лука Кожеуров. Этот Лука был помешан на пророчествах «Бесов» Достоевского и
в довершении всего был запойным пьяницей. Пил так, что про его существование в Меркулии мало кто знал. Пьяного, падающего в грязь, засыпающего в притонах, его видели, в других ситуациях — крайне редко…
Благословляло меркуловцев на ратные подвиги духовенство, архиереи и попы — православные и старообрядческие — одобряли «святое дело» — поход японцев на... «большевистскую Москву». Вообще, в меркуловском собрании заседала достаточно наглая группа попов, добивавшаяся, например, церковного собора во Владивостоке и установления ни много ни мало — «священного Синода» для всей России.
Духовный сброд, съехавшийся сюда со всей Сибири, с берегов Волги и Камы, пользовался благоволением «юродивых братцев» Меркуловых, которые предпочитали не платить грошовой заработной платы портовым грузчикам и металлистам, но не жалели средств на церковные молебны.
Вся меркуловская общественность состояла из всевозможного белогвардейского рванья — от прапорщиков до полковников и генералов. В собрании заседали эти же прихвостни, в зависимости от воли Меркуловых, именовавшиеся то «крестьянской» фракцией, то «национал-демократической». Особенно примечательно показала себя «крестьянская фракция», во главе которой стоял бывший царский полковник Генерального штаба Попов. Бывшие стражники, вахмистры и урядники, набранные в эту фракцию, разыгрывали под диктовку Меркуловых «настоящий демократизм». Один из депутатов этой фракции в своём демократизме дошёл до того, что на одном из заседаний собрания, при всей почтеннейшей публике снял валенки и развесил портянки, создав вокруг себя обстановку, в которой только и можно было слушать черносотенные речи меркуловского предсовмина.
Меркуловщина стоила сотни миллионов рублей. Грабёж народного добра проводился организованной ордой грабителей, работающих
в полном контакте с интервентами и спекулянтами, За один только июнь месяц 1921 года Меркуловыми было разворовано свыше 6 млн. золотых рублей. Николай Меркулов вывез на своё имя за границу целые склады казённых грузов, а его братцем Спиридоном было украдено 2 млн. иен. Авансы чиновникам давались безотчётно. В самый последний момент перед своим бегством из Приморья Меркуловы продали китайскому генералу Чжан Цзолину два миноносца владивостокского порта «Точный» и «Твёрдый». Правда, китайцам они не достались, помешали советские войска, занявшие город.
Атмосфера откровенного грабежа, поголовного воровства — вот всё, чем были отмечены меркуловские будни.
В феврале 1922 года появились первые сообщения о начале эвакуации японских войск. Это вынудило Спиридона Меркулова выступить
с «обращением к русскому народу», в котором он излагал свои взгляды на коммунистов и интервентов: «Нужно отдать справедливость, — писал Спиридон, — ловкости и искусству коммунистов-большевиков и социалистов-интернационалистов. Они с изумительной лёгкостью используют в своих интересах дряблость, паникёрство и неустойчивость некоторых деятелей несоциалистического движения... Наша судьба, успех нашего дела — эвакуируются ли японские войска или они ещё останутся на некоторое время — зависит исключительно от Господа Бога, но никак не от нас самих... У нас есть помощник, которого нет у коммунистов-сатанистов, этот помощник Господь Бог, которого наши враги не признают, предпочитая служить дьяволу». (Цит. по: В огне революции / Сб-к статей и воспоминаний о революционных событиях на Дальнем Востоке (1918—1922 гг.). — Хабаровск, 1927. С.145).
Непрерывные поражения интервентов и белогвардейцев привели
к перегруппировке в лагере контрреволюции. Правое её крыло, возглавляемое монархистами, настаивало на введении в Приморье, где пока ещё хозяйничали японские войска, режима монархической диктатуры.
Долго решали, какой диктатор возглавит «поход на Москву». Послали телеграммы в Копенгаген «царствующему дому Романовых», вдовствующей императрице Марии Федоровне, великим князьям Николаю и Кириллу. Ждали ответ четыре дня. Затем, отслужив молебен, разрешились избранием на царство Николая Николаевича, а временно до его приезда диктатором и блюстителем престола была предложена кандидатура колчаковского генерала Дитерихса, который и прибыл 10 июня 1922 года из Харбина во Владивосток.
Приморский «воевода» Дитерихс, по признанию даже колчаковских генералов, был совершенно бездарным во всех отношениях. Ещё в последние дни колчаковщины Дитерихс с транспортом омских шантанных девиц в собственном железнодорожном экспрессе приехал в Читу,
но Семёнов быстренько сплавил его в Харбин, где Дитерихс занялся «религиозным мистицизмом» и, казалось, навсегда ушёл от политической деятельности.
Но, тем не менее, его вспомнили, и он по прибытию во Владивосток тут же заявил, что не может принять власть из рук меркуловского «народного собрания», и объявил о созыве «земского собора», который состоял из монархического офицерства, буржуазии, крупных чиновников и контрреволюционного духовенства.
В обстановке непрекращающейся грызни между меркуловскими группировками во Владивостоке собрался так называемый «земский собор», который проходил… (гримасы истории. — В.К.) — в цирке!
Делегаты расположились на местах, где обычно кувыркались клоуны.
В президиуме сидели два архиерея, один поп, профессор Миролюбов и Спиридон Меркулов. В ложах сидели меркуловские дамы и представители японской жандармерии. Собор единодушно стал на монархическую платформу, решительно осудив даже малейший либерализм и демократизм.
Это был уже конец псевдодемократической меркуловщины! Спириодон быстро смотался под видом дипломатической командировки
в Японию. Николай остался помогать Дитерихсу заканчивать «национальное дело».
Дитерихс после избрания его «воеводой» сразу же, что называется, захромал на обе ноги. Прежде всего, он повёл необдуманную политику с японцами. Каждому белогвардейскому щенку было ясно, что без помощи японцев и помощи активной, никакое «национальное дело» невозможно, но вот такой старый пёс, как Дитерихс, этой мысли не уяснил и позволил себе в одном из приказов неодобрительно отозваться о японцах. Он тут же получил нотацию от японского штаба, японцы охладели к «воеводе» и к тому же сами уже укладывали чемоданы.
Во время своего короткого правления он переименовал Приморский край в Земский, а каппелевцев назвал «земской ратью». Меркуловские «министерства» отменил и вместо них «воевода» придумал «боярский совет», а вместо собрания — «боярскую думу».
Чиновников решено было переименовать в «дьячков» и «подъячих», контрразведчиков в «гнусов». Занимаясь такой абракадаброй, Дитерихс, конечно, вызвал большие сомнения в состоянии своих умственных способностей. И далеко не случайно японская газета «Владиво-Ниппо» предсказала, что «земский край», возглавляемый генералом Дитерихсом, не имеет никаких перспектив».
В стратегическом плане Дитерихс сразу хватил через край. Начал ни много ни мало прямо с похода на Москву, но достаточно было пяти верст «победоносного шествия», как выяснилось, что «национальная армия» без японской поддержки идти на Москву не может. После первого же столкновения с красными, банда Дитерихся так стремительно побежала, что японцы должны были снова встать на охрану «национального» Приморья и привезти Дитерихса во Владивосток, так как пребывание его в Никольске-Уссурийске грозило пленом у красных. Привезённый во Владивосток, Дитерихс даже не вышел из своего вагона, а пересел под покровом ночи
на японский пароход, покинув Приморье с остатками своего штаба.
Был «воевода», да сплыл...
Между тем остаётся очевидным, что все эти затеи с собором и приморским воеводой Детерихсом имели только одну единственную цель — укрепление белогвардейской власти в Приморье «для продолжения борьбы с большевиками» и усиление влияния здесь Японии. Характерная деталь: первое, что сделал этот собор «истинных патриотов России», направил делегацию к императору Японии с просьбой не выводить японские войска из Приморья.
Свою дальновидность воевода Детерихс проявил лишь один раз, когда его представители при поддержке японского командования предусмотрительно вели переговоры с китайским генералом Чжан Цзолином
об отводе белогвардейских войск в полосу отчуждений КВЖД, в случае если они будут вынуждены отступать из Приморья. А группа японских милитаристов, возглавляемая начальником генерального штаба Уэхара, выдвинула даже план объединения сил Чжан Цзолина и Детерихса с целью создания русско-маньчжурского буферного государства под протекторатом Японии. (Japan Advertisser, 29 декабря 1922 г.).
По сообщению газеты «Кукумин», Уэхара в сентябре 1922 года заявил, что создание русско-маньчжурского буфера — «необходимая гарантия для будущего развития Японии. Без буфера, — утверждал он, — нельзя осуществить японские планы в Сибири и Маньчжурии». (ЦГАДВ. Ф. р-1609. Оп. 1. Д. 1546. Л. 399).
Летом 1922 года была раскрыта и ликвидирована белогвардейская организация, ставящая своей задачей свержение правительства ДВР. Её руководителем стал некий Захар Гордеев, который был связан
с бывшими офицерами, состоявшими на службе в штабе и частях Народно-революционной армии. Эта организация действовала по директивам генерала Шильникова, находившегося в Маньчжурии. Шильников в письмах Гордееву сообщал: «Отношение правительства и Детерихса к нашему делу благоприятное, помощь будет оказана, одновременно ведутся усиленные переговоры с Чжан Цзолином». (ЦГАДВ.
Ф. р.-1609. Оп. 1. Д. 1546. Л. 399).
Белогвардейцы готовили к началу июля 1922 года контрреволюционные восстания в Забайкальской, Прибайкальской и Амурских областях, рассчитывая при этом на поддержку кулачества. Одновременно из пограничных районов Маньчжурии были переброшены белые банды.
Однако заговор белогвардейцев был своевременно разоблачён органами государственной охраны, а бандитские отряды, заброшенные на территорию ДВР, были быстро ликвидированы.
К сентябрю 1922 года белогвардейские генералы составили новый план наступательных операций против ДВР и Советской России.
По этому плану войска должны были повести наступление из района Спасска на Хабаровск. Атаман Семёнов должен был наступать из Маньчжурии на Читу. Китайский генерал Чжан Цзолин должен был двинуть свои войска на Монголию, генерал Пепеляев — начать наступление
на Якутск. (ЦГДАВ. Ф. р-1009. Оп. 1. Д. 15. Л. 507).
На сей раз белогвардейские генералы не особенно рассчитывали
на успех. Концентрируя свои силы в районе Спасска, белогвардейское командование приняло меры к тому, чтобы обеспечить отступление
на случай поражения в Маньчжурию через станцию Пограничная.
В сентябре 1922 года был издан указ о призыве в армию лиц мужского пола в возрасте от 18 до 43 лет. Население уклонялось от мобилизации, люди массово уходили в партизаны. Призыв добровольцев из имущих классов также не дал сколько-нибудь значительного пополнения белогвардейских войск.
Между тем, японское правительство всячески затягивало эвакуацию своих войск с территории Дальнего Востока и оказывало активную поддержку белогвардейцам в их борьбе против ДВР. При этом следует иметь в виду, что довольно влиятельная группа японских милитаристов настаивала на продолжении оккупации Приморья. Милитаристы ждали любого предлога, чтобы поставить перед правительством вопрос
об отмене решения об эвакуации.
В таких условиях правительству ДВР надо было всемерно избегать того, что могло бы дать японцам повод для провокаций. В этой ситуации японцы сделали ставку на Дитерихса.
6 сентября 1922 года белогвардейская «земская рать» при содействии японцев начала наступление из района Спасска на север по линии Уссурийской железной дороги и заняла станцию Шмаковка. Однако успехи «земской рати», начавшей «поход на Москву», очень быстро закончились. Части НРА перешли в контрнаступление.
Решающие бои прошли в районе города Спасска. Спасские укрепления, созданные японцами ещё в 1921 году, состояли из семи бетонированных фортов, расположенных на сопках и в районе города. Окопами и проволочными заграждениями форты связывались в мощную оборонительную полосу протяженностью до 40 км.
Спасские укрепления закрывали для НРА путь на равнинную часть Южного Приморья, к Никольск-Уссурийску и Владивостоку. Японское командование передало эти укрепления, считавшиеся непреступными, армии генерала Дитерихса. В районе Спасска были сосредоточены значительные силы белогвардейцев, насчитывающие около 7 тыс. пехоты и 2 тыс. конницы с артиллерией и пулемётами. (Антохин П. Из истории борьбы за власть Советов в Приморье. — Владивосток, 1942. С. 59).
Части НРА, наступающие на Спасск, насчитывали 8 тыс. человек пехоты и 3 тыс. конницы, что было явно недостаточно для штурма столь мощных укреплений противника. Однако умелое использование артиллерии и ночные атаки дали возможность НРА избежать значительных потерь.
Бои под Спасском длились с 7 по 9 октября. Бойцы и командиры НРА и поддерживающие их партизаны проявили исключительный героизм. Были случаи, когда части НРА до четырёх раз в течение одной ночи ходили в штыковые атаки.
Значительную помощь НРА оказали партизаны Приморья, выступившие из района Анучино на линию Уссурийской железной дороги и ударившие по тылам белых. Последним ничего не оставалось делать, как бросить часть своих войск против партизан.
9 октября 1922 года Спасск был занят революционными войсками. В боях под Спасском было нанесено решающее поражение белогвардейской армии. Нет, недаром, совсем недаром поётся в любимой нашим народом песне:
И останутся, как в сказке,
Как манящие огни,
Штурмовые ночи Спасска,
Волочаевские дни.
15 октября Народная Революционная Армия заняла город Никольск-Уссурийск. Разбитые войска Дитерихса отступили в Маньчжурию и во Владивосток под защиту японцев. А их командование всё медлило и медлило с эвакуацией своих войск из Владивостока, главным образом потому, чтобы дать возможность бежать белогвардейцам. Оно стремилось сохранить кадры белогвардейцев для будущих авантюр. Насильники и палачи тоже кое для кого представляют ценность.
Оставшись без «воеводы», «национальное Приморье» редело с каждым днём. «Бояре» и «гнусы» складывали манатки и утекали за границу. Японцы поторапливали белых с эвакуацией. Погрузился на корабль и Николай Меркулов со своими чадами и домочадцами. По городу бродили «одиночки», всякая белогвардейская шпана, не имевшая ни копейки денег на дальнюю дорогу, заходили в опустевшие «министерства» и канцелярии, тащили казённые столы и стулья на толкучку, продавали возами за полтинник. День и ночь шла погрузка.
Пришли два английских парохода и забрали пассажиров, имевших возможность купить билеты. Японцы же брали всех желавших выехать.
Пролетариат Владивостока на бегство белых отозвался на редкость дружной всеобщей забастовкой. Город погрузился во тьму, бастовали трамвайщики и железнодорожники. В тёмную жуткую ночь по городу ходили последние банды белых, занимавшиеся грабежом…
Утром 25 октября 1922 года во Владивостоке не было уже ни японцев, ни белогвардейцев, а вечером в город вошла 5-я Красная Армия.
Однако «гримасы» отживающего мира на этом не кончались. Было и ещё одно «правительство», о котором сегодня мало кто знает. На сей раз, действительно, последнее. Когда уже не было Дитерихса, а во Владивостоке практически была полная анархия, за несколько часов
до ухода последнего японского интервента, над гостиницей «Золотой Рог» вдруг появился бело-зеленый флаг. Этот флаг выкинули из своего номера так называемые «сибирские областники-автономисты» Сазонов и «профессор» Головачёв.
Из написанного на листе бумаги плаката, вывешенного у входа в гостиницу, можно было узнать, что «правительство автономной Сибири»... «приняло на себя всю полноту государственной власти на территории Сибири». Далее объявлялось, что «новая власть» восстанавливает все «свободы» и намерена «защищать край от большевиков и воевать за автономную Сибирь». Немногие могли прочесть манифест «сибирского правительства», кто-то очень скоро сорвал его со стен гостиницы.
Откуда появилось это «правительство». Оно возникло по хитроумному замыслу японского полковника Гоми. Этому японскому дипломату посчастливилось вывезти из Хабаровска золотой запас, «конфискованный японским командованием» у Советской власти. Гоми, как «опытный дипломат», решил это золото прикарманить.
Сам он сделать это не решался, а провернул авантюру достойную «великого комбинатора» Остапа Бендера: образовал «сибирское правительство», которое за 10% вознаграждения как бы официально передало ему золото в полную собственность. Сазонов и Головачёв, «на законных основаниях» провернув эту авантюру и получив вознаграждение за свой труд, уехали вместе с изобретательным полковником в Японию, а затем, по имеющимся сведениям, до конца своих дней недурно проживали в Калифорнии.
Версия для печати
