Л.Е.Криштапович. Белорусский путь — вместе с Россией
КРИШТАПОВИЧ ЛЕВ ЕВСТАФЬЕВИЧ, доктор философских наук, профессор Белорусского государственного университета (Минск).
В настоящее время вопрос о важности белорусского национального развития ни у кого не вызывает сомнений. В формальном смысле это бесспорно. Спорное начинается тогда, когда речь заходит о содержании белорусского национального развития.
В течение всего постсоветского времени белорусскому обществу навязывается польско-шляхетский взгляд на белорусскую историю, в соответствии с которым исторический путь Беларуси никак не вписывается в логику развития Русской цивилизации, русского мира. Официальная историческая наука в Республике Беларусь в своей трактовке белорусской истории исходит из политического перенесения нынешней Конституции страны на историю белорусского народа. Логика здесь школьническая: поскольку Белоруссия является независимым государством, постольку у неё должна быть независимая история. Независимая история от кого? Разумеется, от общерусской истории, от общерусского мира. Подход ребяческий, но если ему следовать, то фальсификация белорусской истории становится неизбежной. Отсюда возникла ныне действующая концепция истории Белоруссии, по которой Великое Княжество Литовское представляет собой первую, а Речь Посполитая вторую форму белорусской государственности.
Но если официальная историография в своих писаниях пытается сохранить видимость научного приличия и объективности, то так называемые «европеизированные» историки на страницах своей «неизвестной истории» упражняются в откровенной русофобии. Эта категория псевдоисториков преподносят Великое Княжество Литовское и Речь Посполитую в качестве белорусских феноменов и белорусской демократии. Вся эта ничего общего не имеющая с исторической наукой графомания преследует одну единственную цель — навязать белорусскому обществу мнение о том, что исторически Белоруссия развивалась вне общерусской истории. И здесь цели официальной историографии и «европеизированных» фальсификаторов полностью смыкаются.
О формировании белорусского характера
Ещё одно важное обстоятельство, на которое необходимо обратить внимание. Для правильного понимания исторического процесса на белорусских землях необходимо отказаться от ряда антиисторических химер при трактовке явлений средних веков. По какому-то недоразумению принято считать, что в отличие от монголо-татарского нашествия, которое принесло русским землям неисчислимые беды и замедлило развитие Северо-Восточной Руси, Литва и Польша якобы принесли Западной Руси демократию и процветание. Однако подобный взгляд абсолютно антиисторичен и представляет собой заурядную фальсификацию белорусской истории.
Дело в том, что в отличие от монголо-татарского ига, которое представляло собой военно-материальный гнёт и не затрагивало национальной и духовно-культурной жизни Северо-Восточно Руси, польско-литовское господство в силу своей тотальности было более жестоким и тяжёлым для западнорусских (белорусских) земель. Об этом красноречиво писал в 1908 году выдающийся белорусский этнограф Евдоким Романович Романов, отмечая, что белорусский народ вынес на своих плечах многовековой католическо-польский гнет, значительно более тяжёлый, чем татарское иго, отстоял свою веру и народность от напора польщизны, остановив тем самым колонизацию русских земель с запада. (См.: Беларусы: У 8 т. — Т. 3. Гiсторыя этналагiчнага вывучэння / В.К.Бандарчык. — Мiнск, 1999. С. 206, 218).
Очевиден тот бесспорный факт, что вся деятельность знаменитых западнорусских (белорусских) книгопечатников, писателей, учёных (братья Мамоничи, Лаврентий Зизаний, Cтефан Зизаний, Мелетий Смотрицкий, Андрей Мужиловский, Христофор Филалет, Афанасий Филиппович, Симеон Полоцкий, Георгий Конисский) проходила в борьбе против польско-иезуитской агрессии, против унии, против западной экспансии.
И очевиден тот бесспорный факт, что только воссоединение Белоруссии с Россией в конце XVIII века вывело белорусский народ на прогрессивный путь исторического развития. Видный белорусский историк П.Т.Петриков констатировал: «В конце XVIII в. белорусский народ воссоединился с русским народом в едином Российском государстве. Присоединение земель Беларуси к Российской империи, включение белорусского этноса в родственный великорусский историко-культурный организм открыли новую страницу нашей истории. Закончилась борьба белорусов за выживание в условиях ВКЛ и Речи Посполитой. Начался трудный процесс возрождения исторической памяти и самосознания белорусского народа, развития его духовности и культуры, национально-государственного самоопределения». (Гiсторыя Беларусi: палемiчныя матэрыялы / М.А.Багушэвiч [i iнш.]; пад рэд. Я.К.Новiка. — Мiнск: Вышэйшая школа, 2015. С. 20).
Фундаментальное влияние общерусской цивилизации на формирование белорусского национального характера — документально-источниковедческий факт и философско-историческая истина. Поэтому когда всевозможные квазиисторики из факта большего времени нахождения территории современной Белоруссии в составе Великого Княжества Литовского (ВКЛ) и Речи Посполитой пытаются вывести некую европейскость белорусов и тем самым противопоставить нас великорусскому народу, то они, как несмышлённые школьники, просто не понимают принципиального отличия политико-государственного признака от цивилизационно-ментального. А ведь в вопросе этнической самоидентификации решающий критерий как раз принадлежит цивилизационно-ментальному признаку. Ещё в середине XIX века белорусский этнограф Павел Шпилевский писал: «Есть на всей Руси большой край, который называется Белоруссией. Живут там люди белорусские, родные братья людей великорусских». (Шпилевский П. Белоруссия в характеристических описаниях и фантастических её сказках // Пантеон. 1853. Т. X. Кн. 7. С. 71). В связи с этим важное значение имеет выяснение характерных признаков национального самосознания белорусского народа.
Историческим этапом, зафиксировавшим основные признаки белорусского национального самосознания, является рубеж XVI—XVII веков, когда нашим предкам была насильственно навязана церковная уния. Церковная уния 1596 года имела определённую установку — упразднить православную веру и лишить древний русский народ (так именовали себя в то время нынешние белорусы) своего этнического самосознания. В своей речи в Сенате западнорусский князь Константин Острожский прямо обвинил польского короля Сигизмунда III в насильственном насаждении унии:
«На веру православную наступаешь, на права наше, ломаешь вольности наше, и наконец на сумненье наше налегаешь: чим присягу свою ломаешь, и то што — кольвек еси для меня учинил, в нивошто остатнею ласкою своею оборочаешь…». (Акты Западной России. — СПб., 1851. Т. 4. С. 219).
Именно от этого времени история Белоруссии получает «по преимуществу народное направление». (Коялович М. Чтения по истории Западной России. — СПб., 1884. С. 207). Почему народное направление? Потому что защита своего образа жизни, своей веры и культуры, своего языка исходила именно из среды самого народа, то есть крестьянства и мещанства. Дело в том, что к этому времени западнорусская шляхта уже денационализировалась, то есть ополячилась и окатоличилась. Мелетий Смотрицкий в своём известном «Фриносе», или «Плаче восточной церкви» (1610), констатировал смерть знаменитых древних русских родов (Острожских, Соколинских, Вишневецких, Чарторыйских, Заславских), погибших в полонизме, латинстве и иезуитизме. Крупнейший специалист по истории Западной Руси, профессор Иван Андреевич Линниченко в статье «Малорусская культура» писал: «Лидеры народа (нынешние украинцы. — Л.К.), его высшие классы, переходят повально из-за материальных выгод и удовлетворения своему честолюбию в лагерь польский, даже такие, как князья Острожские, чуть не владетельные князья, воспринимают целиком чужой язык, чужой быт, входят в ряды шляхты польской». (Украина — это Россия. — М.: РИСИ, 2014. С. 358). Такое же положение было и в Белоруссии. Историк и этнограф XIX века Адам Киркор свидетельствовал:
«В Белоруссии дворянское сословие состоит большею частью из туземцев, но с течением веков и политических событий усвоивших польский язык и польскую национальность». (Живописная Россия. Репринтное воспроизведение издания 1882 года. — Минск, 1993. С. 284).
Именно в этот период и выкристаллизовались те социально-философские принципы, которые сегодня лежат в фундаменте белорусского характера. Какие это принципы? Это принципы народности, трудового образа жизни, добродушия, братскости, союза с русским народом, миролюбия, отсутствия гонора. И это понятно, так как только такие принципы отвечали сущности такого общества, которое состояло из трудовых элементов — крестьянства и мещанства и в котором не было этнически своего высшего сословия. Такое общество по своему определению уже было обществом трудовым, народным, миролюбивым. Поэтому вполне закономерно, что история Белоруссии с этого времени приобретает характер народного направления как в своей сущности, так и в дальнейшем историческом развитии.
О фальсификации белорусской истории
Современные фальсификаторы, реанимируя комплекс антирусских взглядов польско-шляхетских идеологов на протяжении ХVIII—ХХ веков, тем самым идут вразрез с белорусской ментальностью и белорусской историей.
Наглядный пример такой фальсификации белорусской истории являет собой спектакль Национального академического театра им. М.Горького «Пане Коханку». Режиссёр (Сергей Ковальчик) и драматург (Андрей Курейчик) этого спектакля пытаются представить известного польского магната ХVIII века Карла Радзивилла примером истинного белоруса, независимого и свободолюбивого, весёлого и доброго, творческого и поэтичного. Кроме, как глупостью, подобные утверждения назвать нельзя.
Ибо Карл Радзивилл (Пане Коханку), известный как один из самых сумасбродных магнатов Речи Посполитой, не только не имел никакого отношения к белорусской ментальности и белорусской государственности, но был самым настоящим душителем всего белорусского. Всё великолепие и богатство его Несвижского замка было основано на многовековом национальном и духовном порабощении белорусского народа. Этот исторический факт не вызывал сомнений у современников Карла Радзивилла. Вот как описывают очевидцы реальную ситуацию в Белоруссии во время господства польских магнатов. «Проезжая Белоруссию (в том числе и Несвижскую землю. — Л.К.), надрывается сердце от боли и жалости. Богатая земля населена людьми, которые изнемогают от работы, а дурные паны управляют с безудержной властью крестьянами, доведёнными до окончательной нищеты. Грабёж всюду бессовестный и бесстрашный». (Абецадарскi Л. У святле неабвержаных фактау. — Мiнск, 1969. С. 77). Грабёж всюду бессовестный и бесстрашный — вот что такое Карл Радзивилл (Пане Коханку) для белорусского народа.
Но ещё большей глупостью являются утверждения авторов этого спектакля, что Карл Радзивилл может служить примером государственного деятеля, отстаивавшего независимость своей страны. И это тем более актуально, заявляют эти театралы, что сегодня Белоруссия тоже ищет свой путь в мировом сообществе, стремится занять в нём достойное место в качестве независимой суверенной державы. Этим поклонникам Карла Радзивилла полезно было бы знать, что этот польский магнат отстаивал не независимость своей страны, а боролся за сохранение всевластия и произвола магнатов в Речи Посполитой. Что, кстати, не составляло секрета ни для кого. Ещё в ХVI веке видный польский мыслитель и гуманист Анджей Моджевский писал: «Не нужно предсказаний астрологов, чтобы увидеть, что спесь и крайний произвол приведут это королевство ни к чему иному, как только к гибели». (Польские мыслители эпохи Возрождения. — М., 1960. С. 123). Именно спесь и сумасбродство таких деятелей, как Карл Радзивилл, и привели к краху само польское государство.
И предлагать в пример людей, разрушавших собственное государство, для сохранения белорусской независимости в сегодняшнем мире могут только такие работники культуры, горизонт которых ограничен парадными залами Несвижского замка.
В этом отношении показательна вся антибелорусскость организаторов и участников международного «круглого стола» «Проблемы генеалогического рода Радзивиллов XVI—XXI веков», проведённого 17 сентября 2015 года в Национальном историко-культурном музее-заповеднике «Несвиж». Вдумайтесь: день 17 сентября избран белорусскими историками, архивистами, геральдистами не для того, чтобы рассказать о великом дне воссоединении белорусского народа в рамках единого этноса и единого государства в сентябре 1939 года, а о генеалогии Радзивиллов — этих жесточайших угнетателей и поработителей белорусов. Большего бескультурья и отсутствия всяких исторических приличий и такта придумать было нельзя.
Или взять польских магнатов Огинских, которых недалекие журналисты и культурологи причисляют к белорусским знатным родам. Вот что отметил об этом «белорусе» Г.Р.Державин, который по поручению императора Павла I инспектировал белорусские земли в голодном 1798 году. «Проезжая деревни г. Огинского, под Витебском находящиеся, зашёл в избы крестьянские, и увидев, что они едят пареную траву и так тощи и бледны, как мёртвые, призвал приказчика и спросил, для чего крестьяне доведены до такого жалостного состояния, что им не ссужают хлеба. Он, вместо ответа, показал мне повеление господина (Огинского. — Л.К.), в котором повелевалось непременно с них собрать, вместо подвод в Ригу, всякий год посылаемых, по два рубля серебром». (Державин Г.Р. Сочинения. — М., 1985. С. 451). Таков был бесчеловечный принцип польской шляхты: «умри белорус, но деньги на мотовство польских панов вноси без промедления». Пришлось великороссу Державину спасать белорусских крестьян. Как он пишет, «приказал сию деревню графа Огинского взять в опеку по силе данного ему именного повеления».
В польских имениях нередко стояли виселицы для наказания белорусских и украинских крестьян. 28 января 1787 года князь Г.А.Потёмкин вынужден был дать управителю своих имений Брожзовскому такое распоряжение: «Все находящиеся в купленном мною у князя Любомирского польском имении виселицы предписываю тотчас же сломать, не оставляя и знаку оных; жителям же объявить, чтобы они исполняли приказания господские из должного повиновения, а не из страха казни». (Абецадарскi Л. У святле неабвержаных фактау. — Мiнск, 1969. С. 79). Несколько слов для пояснения этого приказания Григория Потёмкина. Польский князь Ксаверий Любомирский был одним из богатейших магнатов на Украине. Он владел 9 городами, 179 деревнями и более 100 тысячами душ мужского пола. Ксаверий Любомирский не хотел никому и ничему подчиняться, даже самому польскому королю и до такой степени опротивел самим магнатам и королю, что предан был суду и ему угрожала банниция, то есть изгнание из страны. Тогда Ксаверий Любомирский прибегнул к покровительству Григория Потёмкина, который после первого раздела Польши в 1772 году получил в своё владение белорусское Дубровно со всеми окрестными землями. В 1783 году они обменялись своими имениями. Так Потёмкин стал владельцем украинской Смелы со всеми любомирскими владениями, а Любомирский господином белорусского Дубровно со всеми потёмкинскими имениями. Здесь рельефно выступает всё нравственное и политическое уродство польской шляхты, которая думала не о личной и государственной чести, а лишь о беспрепятственности для своего тиранства и сумасбродного поведения.
Возьмём, к примеру, жизнь польского аристократа Льва Ошторпа, который был предводителем дворянства Минской губернии. В своём имении в Дукоре он завёл театр, картинную галерею, шляхта, по свидетельству очевидцев, пировала неделями, так сказать, у гостеприимного хозяина. Но за счёт чего и кого просвещалась и веселилась польская шляхта? За счёт нещадной эксплуатации белорусских крестьян. Когда Ошторп умер, то польский поэт-юморист Игнатий Легатович в своей язвительной эпиграмме метко подметил:
«Smierc Osztorpa w Dukorze zrobi zmiane znaczna:
Panowie pic przestana, chlopi jesc zaczna!».
(Живописная Россия. Репринтное воспроизведение
издания 1882 года. — Минск, 1993. С. 362].
То есть, смерть Ошторпа в Дукоре произведёт большую перемену: господа перестанут пить, а мужики начнут есть.
Или вот ещё характерная подмена белорусской культуры польско-шляхетскими артефактами. Раньше главным спектаклем Купаловского театра была бессмертная «Павлинка». Это действительно выдающееся произведение белорусской культуры, в котором народный поэт Белоруссии Янка Купала в лице шляхтича Адольфа Быковского высмеял ни на что не способную, но очень гонорливую польскую шляхту. Сейчас же новым художественным руководителем Николаем Пинигиным главным спектаклем сделано произведение польского поэта Адама Мицкевича «Пан Тадеуш», где всячески восхваляется польская шляхта и польско-шляхетская история. Разве это не показательное неуважение к великому Купале и белорусской культуре, когда на сцене главного театра страны ставится произведение польского поэта Адама Мицкевича, который пренебрежительно относился к белорусам, считая их не-историческим народом. Видимо, Николай Пинигин спутал Минск с Варшавой. И может ли таким спектаклем гордиться белорусская нация?
Даже польский этнограф Вандалин Шукевич в 1910 году признавал, что когда Белоруссия находилась в составе Польского государства, «общественный строй бывшей Речи Посполитой основывался на привилегиях одного класса», белорусский народ был низведён «до положения невольников» (рабов. — Л.К.). (Беларусы: У 8 т. — Т. 3. Гiсторыя этналагiчнага вывучэння / В.К.Бандарчык. — Мiнск, 1999. С. 253).
Польско-шляхетское иго на Белоруссии
Следует отметить, что ни в одной из стран Европы, в том числе и в России, закон не разрешал феодалу приговаривать своих крепостных крестьян к смертной казни. И только в Речи Посполитой постановлением сейма 1573 года польско-литовским помещикам позволялось наказывать своих крепостных «водлуг поразумення свайго», то есть в соответствии со своим разумом и желанием. Это право было юридически закреплено и в Статуте Великого Княжества Литовского 1588 года. («Будет вольно и теперь каждому пану подданного своего подлуг поразумения своего скарать»). Уже упоминавшийся польский гуманист XVI века Анджей Моджевский писал: «Ни один тиран не имеет большей силы над жизнью и смертью простых людей, чем та сила, какую дают шляхтичам законы. Шляхтичи бесчинствуют, убивают горожан и крестьян, относятся до них, как до собак». (Абецадарскi Л. У святле неабвержаных фактау. — Мiнск, 1969. С. 50).
И когда в газете «Советская Белоруссия» в статье «Критик из золотого века» претендующая на белорусскость Людмила Рублевская резонерствует о демократическом характере Литовского Статута 1588 года, заявляя, что «за убийство простолюдина шляхтича отдавали под суд». (Рублевская Л. Критик из золотого века // Советская Белоруссия, 18 июня 2015 г. С. 12), то это показательный пример как нынешние так называемые «национально-сознательные» историки, философы и журналисты фальсифицируют исторические документы с целью антиисторического отождествления польско-литовской истории с белорусской историей. Действительно, в Статуте 1588 года есть статья, которая говорит о том, что за убийство крестьянина шляхтич должен быть предан суду. Но речь здесь идёт не об убийстве своего крепостного крестьянина, а об убийстве крестьянина другого шляхтича. В таком случае шляхтич должен был компенсировать нанесённый ущерб другому феодалу, то есть заплатить так называемую «головщизну». Выдающийся белорусский историк XIX века Михаил Коялович отмечал, что в Речи Посполитой «жизнь хлопа оценилась в 3 р. 25 коп. Можно было убить хлопа и заплатить 3 р. 25 к., больше ничего, т. е. жизнь хлопа ценилась так низко, как нигде не ценится жизнь негра, обращённого в рабочий скот, — так низко, что собака часто стоила дороже». (Коялович М. Шаги к обретению России. — Минск, 2011. С. 37).
Известный исследователь истории Великого Княжества Литовского В.Т.Пашуто справедливо заключал: «Белоруссия была страной, подвластной и эксплуатируемой литовской феодальной знатью». (Пашуто В.Т. Образование Литовского государства. — М., 1959. С. 322).
Фактически польско-литовская шляхта создала на территории Белоруссии систему кастового строя, где белорусские крестьяне занимали положение аналогичное индийским шудрам. Уже само расселение шляхты выстраивало стену между польским обществом и белорусскими крестьянами. Не случайно околицей или застенком называли поселение шляхты, чтобы отличить его от белорусских деревень, где жили крестьяне. «По образованию и состоянию околичная шляхта почти не отличается от крестьян, но вся она сознаёт себя выше крестьянина, выше хлопа. Это остаток польского мелкого шляхетства или, лучше сказать, это остаток древнего литовского (западнорусского. — Л.К.) боярства,.. испорченного теорией польского шляхетства». (Коялович М. Шаги к обретению России. — Минск, 2011. С. 36).
Для сравнения: При всём социокультурном расколе между «верхами» и «низами» такой кастовости, которая существовала между польской шляхтой и белорусскими крестьянами, в России все-таки не было. Разве не показательно, что великий русский писатель А.С.Пушкин был духовно вскормлен простой русской крестьянкой Ариной Родионовной? Или, например, шедевр сказочного искусства, как в художественном, так и в гуманистическом плане, русского писателя С.Т.Аксакова «Аленький цветочек» был вложен в его душу обыкновенной ключницей Пелагеей? И разве не удивительно, что выдающийся государственный деятель и поэт Г.Р.Державин в своём новгородском имении учил грамоте и молитвам крестьянских ребятишек? Или, скажем, дочь крепостного крестьянина, получившего вольную от графа Шереметева, Надежда Прокофьевна Суслова стала первой русской женщиной-врачом, доктором медицины.
Можно ли себе представить, чтобы, скажем, в воспитании отпрысков Радзивиллов или Огинских принимали участие белорусские крестьянки, а сами Радзивиллы или Огинские учили белорусских детей белорусскому языку и православной вере? Даже в самом фантастическом сне такое присниться не может. Показательно, что ещё после первого раздела Речи Посполитой та часть нашего народа, которая осталась под властью польских панов, в своём прошении на имя Екатерины II высказывала следующую замечательную мысль: «Когда же и для нас взойдёт солнце, когда и мы будем присоединены к единоверной России, избавимся от ига Польского!». (Коялович М. Лекции по истории Западной России. — М., 1864. С. 364).
Роль православия в белорусской истории
Современное белорусское общество в конечном итоге есть воплощение национального характера и национальных традиций народа. Так, например, сложно представить себе в Белорусcии ту или иную модификацию западной политической системы, ибо она не соответствует представлениям белоруса, не вписывается в парадигму национального самосознания. Западный человек, обустраивавший своё благополучие за счёт эксплуатации колониальных народов, объективно рассматривал незападного человека как материал для удовлетворения своих жизненных потребностей. Отсюда и западная ментальность с её принципами индивидуализма и расового превосходства над другими народами. Для белоруса такие представления абсолютно невозможны в силу принципиально другого образа жизни. Мир в представлении белоруса был его реальный «мир» (общины, братства), где все должны трудиться и жить по справедливости. Такой мир априори не знает и не принимает разделения людей на высших и низших, ибо все люди божьи создания. Подобного рода представления и были закреплены на ментальном уровне нашего народа.
Представляется необходимым адекватно оценить роль религиозного фактора как в процессе формирования национального самосознания белорусов, так и в ходе государственного строительства. Данный тезис может быть сформулирован следующим образом: выбор православия был обусловлен, среди прочих факторов, ментальностью народа, однако, в свою очередь, православие закрепило и сохранило тот исторический тип самосознания белорусов, который сегодня можно охарактеризовать как современный. Без всякой мистики и фантастических легенд: православие пришло именно на ту землю, где существовали ментальные предпосылки его сохранения. И именно оно, православие, скрепило и сцементировало теоретически существующее положение вещей.
Рассматривая данный вопрос, нельзя не коснуться и униатства, которое некоторые белорусские писатели, философы, историки и политики по недоразумению зачисляют в разряд национальной религии белорусов. Здесь важно отметить, что в то время, когда на Белой Руси вводилось униатство (XVI—XVII вв.), меняли вероисповедание не простые верующие (крестьяне), а их патроны (паны, шляхта, церковные иерархи).
В тот период считалось: чья власть, того и вера. Поскольку привилегированное сословие (шляхта) окатоличилось, то есть денационализировалось, то оно заставляло и своих подданных (крестьян) денационализироваться, а поэтому административно переводило православные приходы в приходы униатские путём навязывания православным мирянам униатских священнослужителей. «Загоняемый подобными насилиями в унию русский (белорусский. — Л.К.) народ не мог, конечно, искренно держаться унии. В глубине своей души он продолжал хранить старые свои верования, старые православные убеждения и искал только случая избавиться от насильно навязанной ему унии. Сами защитники латинства сознавались, что все униаты или открытые схизматики (православные. — Л.К.), или подозреваются в схизме». (Киприанович Г.Я. Исторический очерк православия, католичества и унии в Белоруссии и Литве. — Минск: Издательство Белорусского Экзархата, 2006. С. 161). Поэтому, когда говорят, что в XVIII веке 80% белорусов были униатами, то это относится не столько к белорусским крестьянам, сколько к формальному количеству униатских приходов в Белоруссии. Крестьяне, как и раньше, так и в XVIII веке, оставались верными вере своих предков, то есть православию. Cами ватиканские деятели вынуждены были признать, что «нет никакой надежды, чтобы эти гордые и упрямые люди когда-нибудь массово перейдут в унию». (Белоруссия в эпоху феодализма. — Минск, 1959. — Т. 1. С. 389). Не случайно переход из унии в православие для белорусов был осуществлён без больших затруднений, поскольку всё дело свелось к формальному переводу священников из унии в православие. И об унии в народном самосознании не осталось никакого воспоминания.
О русской природе белоруса
Мысль о русской природе белоруса постоянно присутствует на страницах исторических источников. В известном смысле она даже приобретает императивную окраску, когда требуется подчеркнуть национальную особенность коренного жителя на территории современной Белоруссии. Например, в послании киевского воеводы князя Константина Острожского епископу владимирскому Ипатию Потею 21 июня 1593 года по поводу замышляемой унии с римской церковью говорится: «...донести князю великому Московскому и московскому духовенству, какое гонение, преследование, поругание и уничижение народ тутошний Русский в порядках, канонах и церемониях церковных терпит и поносит». (Акты Западной России. — СПб., 1851. Т. 4. С. 64—65).
И этот «народ тутошний Русский» (нынешние белорусы и украинцы) как раз противопоставляется полякам (ляхам) и литовцам как народам другой цивилизации, народам римским и латинским. Что же касается восточного соседа белорусов и украинцев, то он называется не столько русским народом, сколько московитами или народом московским. Имея общую веру (культуру), общий славянский язык, принадлежа к единой общерусской цивилизации, белорус и украинец видели в московите не своего духовного и национального оппонента, а один и тот же тип, объединяемый понятием Русь. Если же и возникали конфликты между русским (белорусом) и русским (московитом), то причина этой конфликтности носила не национально-психологический, а сугубо меркантильно-классовый характер. В этом плане любопытно признание папского посла в Польше Коммендоне, доносившего в 1564 году в Рим, что «все жители Киева и православное народонаселение в Литве симпатизируют московскому государю по причине веры». (Соловьев С.М. История России с древнейших времен. — М., 1960. Кн. III. С. 618—619). Появление самих терминов Белая Русь, Чёрная Русь, Красная Русь, Украина свидетельствовало в то время не о национальной и политической характеристике, а о географической или территориальной.
Употребление различных терминов для характеристики одного и того же явления было следствием территориальной, политической и национально-религиозной специфики Великого княжества Литовского. Так, в территориальном плане нынешняя Белоруссия называлась Белой Русью; с точки зрения национально-религиозной — это уже была Русь, общерусская цивилизация, в которую входили все русские земли, невзирая на их территориальные особенности и политические границы, а в политическом отношении — Литва. Вот почему коренной житель Белоруссии мог одновременно выступать как бы в трех ипостасях: белоруса, то есть человека, проживающего на территории Белой Руси; того же белоруса в национально-религиозном, цивилизационном аспекте называли русским человеком, представителем русского народа; а того же белоруса в смысле политического определения именовали литвином как подданного Великого княжества Литовского. Любопытно отметить, что после образования Речи Посполитой, начиная со второй половины XVII века, белоруса в России часто называли поляком на основании того, что он был подданным Польского государства.
Аналогично обстояло дело с характеристикой коренного жителя Московского государства. В территориальном плане он был жителем Великой России, то есть великороссом. Как подданный великого князя Московского он именовался московитом, представителем народа московского; а с точки зрения национально-религиозной — это был русский человек, ничем не отличающийся от белоруса и украинца. В договорных статьях польского короля Сигизмунда III с московскими боярами 14 февраля 1610 года есть примечательный пункт, где говорится, что «Русским Московским (курсив мой. — Л.К.) в Польше и в Литве торги мають быти вольные». (Акты Западной России. — СПб., 1851. Т. 4. С. 316). Тем самым сами польские дипломаты подтверждают: кроме русских в Московском государстве, были ещё русские в Речи Посполитой, то есть белорусы и украинцы. Само появление белоруса и украинца следует рассматривать как консервацию древнего русского народа, оказавшегося в чужеземном государстве (Великое Княжество Литовское и Речь Посполитая).
Ошибка тех, кто говорит о формировании белорусской народности в составе Великого Княжества Литовского как некоем эволюционном процессе, заключается в неосознанной подмене консервации эволюцией. Консервация — это фактически застой, регресс. Эволюция — это прогресс. Только не понимая принципиального отличия консервации от эволюции, можно и вести речь о формировании белорусской народности в ВКЛ. Собственно говоря, никакого формирования белорусской народности в смысле некоего белорусского поступательного развития в Великом Княжестве Литовском не происходило, а наблюдалось явление именно консервации, то есть застоя, стагнации древнерусской народности на территории нынешней Белоруссии. «Иноземное (литовское. — Л.К.) господство консервировало, замедляло развитие общественного строя Белоруссии». (Пашуто В.Т. Образование Литовского государства. — М., 1959. С. 322—323). Находясь в неблагоприятных политических условиях, древнерусская народность не смогла сохранить в чистоте своей древнерусский язык, который подвергся польско-латинскому загрязнению. В итоге возник, исковерканный полонизмами и латинизмами, язык, который получил название белорусского и украинского. Как признаёт польский этнограф Вандалин Шукевич, «народ (белорусский. — Л.К.), не имевший возможности пользоваться плодами просвещения, развиваться экономически, отстал в своём развитии и замкнулся в тесных рамках своего быта». (Беларусы: У 8 т. — Т. 3. Гiсторыя этналагiчнага вывучэння / В.К.Бандарчык. — Мiнск, 1999. С. 253).
Нахождение древнерусской народности в составе Великого Княжества Литовского и Речи Посполитой препятствовало выходу её на более высокий уровень социального и культурного развития. В языковой сфере складывалась следующая ситуация: если великорусский язык на основе древнерусского языка шёл по линии превращения в великий и могучий, мировой язык, то древнерусский язык на территории нынешней Белоруссии и Украины вынужден был остановиться в своём развитии и архаизироваться или, как выражались старые языковеды, археологизироваться. Эту языковую специфику уловил белорусский этнограф, подполковник Генерального штаба Российской империи Павел Бобровский, который в своих этнографических материалах о Гродненской губернии (1863), характеризуя белорусский язык, выводил его «из древнерусского языка, который из-за сложной исторической судьбы народа здесь как бы застыл, а поэтому сохранился неизменным». (Там же. С. 97).
Территориальные же характеристики Белой Руси и Украины с течением времени были перенесены на коренное население этих земель в качестве этнических признаков. Так возникли белорусы и украинцы, которые и сегодня в наибольшей степени сохранили историческое родство с древнерусской народностью. Белорусский фольклор и полемическая литература ХVI—ХVII веков тому красноречивое подтверждение. На эти исторические обстоятельства, обусловившие консервацию древнерусской народности в составе Великого Княжества Литовского и Речи Посполитой, указал академик Николай Михайлович Никольский, который писал, что «с XIV века древнерусское население, которое жило на современной территории Белоруссии, подпало под иноземное господство, сначала под власть Литовского княжества, а затем, с половины XVI века, под власть Польского королевства». (Никольский Н.М. Происхождение и история белорусской свадебной обрядности. — Минск, 1956. С. 12).
В то же время, говоря о великорусском языке, следует сказать, что это был не только сугубо великорусский язык, ограниченный исключительно великорусской территорией, но также и язык общерусский, в выработке которого принимали участие выдающиеся представители как Великой Руси, так и Белой Руси, и Малой Руси. Не случайно Михаил Ломоносов называл «Славянскую грамматику» Мелетия Смотрицкого «вратами своей учёности». На это обстоятельство в своей речи «О единстве русского народа», произнесённой на торжественном собрании Санкт-Петербургского Славянского общества 14 февраля 1907 года, справедливо указал известный русский филолог-славист Антон Семёнович Будилович. Вот почему великорусский язык как общерусский язык является родным языком, как для белоруса, так и для украинца.
Фальсификации «национально-сознательных» литераторов о польском восстании 1794 года
«Национально-сознательные» литераторы много пролили лицемерных слёз насчёт агрессивности России, «о русском империализме и его опасности». Но вот проблема: они почему-то помалкивают об агрессивности западных государств, в частности, Германии в отношении славянских стран. Исторически установлено, что главным инициатором раздела Речи Посполитой выступил прусский король Фридрих II. Напротив, Россия как раз не была заинтересована в разделе Польши и всячески старалась сохранить Польское государство в этнических границах в качестве славянского противовеса милитаристской Пруссии и реакционной Австрийской империи. Только лишь неблагоприятные внешнеполитические обстоятельства (война с Турцией, поддержка Пруссии Англией) заставили царское правительство уступить домоганиям Фридриха II.
В результате раздела Речи Посполитой все этнографические польские земли были захвачены Австрией и Пруссией. Кроме того, оба немецких государства прихватили ещё по изрядному куску белорусских, украинских и литовских земель. Австрия присоединила к себе Галицию со Львовом, а Пруссия — занеманскую Литву и Подляшье с Белостоком.
Второй раздел Речи Посполитой (1793) вызвал национально-освободительное движение польского народа во главе с Тадеушем Костюшко. Восстание началось в марте 1794 года и продолжалось до ноября 1794 года.
Самая большая фальсификация русофобов о восстании 1794 года состоит в несостоятельном отождествлении интересов польской шляхты с интересами белорусского крестьянства. Рисуется совершенно ложная картина, будто бы восстание 1794 года за независимость Польши было одновременно и восстанием белорусов против России. Уже упоминавшаяся газета «Советская Белоруссия» в номере за 4 февраля 2016 года в публикациях «Памяти Тадеуша Костюшко» и «Не должно быть травы забвения», продолжая свою дальнейшую фальсификацию белорусской истории, делает Тадеуша Костюшко национальным героем не только Польши, но и Белоруссии. Даже больше. Оказывается, речь идёт не о польском, а о белорусском роде Костюшко. (См.: Иванова Л. Памяти Тадеуша Костюшко // Советская Белоруссия, 4 февраля 2016 г. С. 9). Это — чудовищная иезуитская ложь.
Чтобы убедиться в нелепости подобного утверждения, достаточно перечислить наиболее важные пункты польского восстания: Краков, Рацловицы, Поланец, Щекоцины, Великая Польша, Варшава, Мацеевице, Вильно. Перечисленные пункты, за исключением Вильно, находились на этнической территории Польши. Ни одного, даже самого маленького очага повстанцев не было в Белоруссии, хотя польская шляхта и старалась привлечь белорусское крестьянство к своей борьбе против России. Но белорусский народ остался глух к призывам польской шляхты. Иначе и быть не могло. Белорусы прекрасно понимали, что их враг — не Россия, а польский пан и латинский иезуитизм. Сами католические миссионеры, видя провал своих проповеднических трудов в среде белорусов, в сердцах произносили: «Грубый и окаменелый в схизме (православии. — Л.К.) народ». (Коялович М. Чтения по истории Западной России. — СПб., 1884. С. 279). Крупнейшей политической ошибкой польского повстанческого правительства было требование восстановления Польши в границах 1772 года, то есть включения в состав Польского государства белорусских и украинских земель. Разумеется, такая программа в корне подрывала саму идею восстановления национальной независимости. Нельзя было освободить польский народ от чужеземного гнёта (пруссаков и австрийцев), не освобождая белорусов и украинцев от польского гнёта. Собственно территория национально-освободительного движения свидетельствует о той непреложной истине, что, в лучшем случае, это было восстание польского народа за независимость своей родины.
Другая фальсификация русофобов заключается в том, что они рассматривают восстание 1794 года как что-то однородное и цельное в социально-классовом отношении. На самом деле всё обстояло по-другому. С точки зрения социального состава восстание 1794 года характеризуется своей неоднородностью, полярностью. Если повстанческое руководство в основном смотрело назад (Польша в границах 1772 года) и тем самым объективно низводило значение национально-освободительного движения до обыкновенной войны польской шляхты с Россией и Пруссией, то народные массы (крестьяне и горожане) национально-освободительную борьбу тесно связывали с социальным освобождением от панского гнета. В польском восстании 1794 года была сильная демократическая якобинская струя, наложившая свой отпечаток на весь ход национально-освободительного движения.
Среди восставшего народа было сильно влияние варшавского «Якобинского клуба». По инициативе последнего 9 мая 1794 года варшавяне потребовали казни изменников Родины. Повстанческое руководство вынуждено было уступить требованиям народных масс. Были казнены четыре деятеля старого марионеточного правительства, сотрудничавшего с прусским и царским правительствами: великий коронный гетман Ожаровский, литовский польный гетман Забелло, епископ Юзеф Коссаковский и маршалок Анквич. Лозунг варшавян «Кара изменникам Родины» созвучен лозунгу французских якобинцев — «Роялистов на фонари». 28 июня 1794 года варшавяне устроили новый народный трибунал, повесив ещё ряд изменников. Среди них были: князь Четвертиньский и виленский епископ Массальский.
Становилось очевидным, что национально-освободительное восстание перерастает в социальную революцию. Польская шляхта забеспокоилась за свою судьбу и пошла на сговор с прусским и царским правительствами. Так, брат польского короля, примас Михал Понятовский обратился к пруссакам с просьбой ускорить штурм Варшавы и даже указал наиболее уязвимые места в обороне города. Письмо перехватили. Гнев народа был беспределен. Варшавяне стали обвинять самого короля в национальной измене. Примас Михал Понятовский, не желая быть повешенным, покончил жизнь самоубийством. В Варшаве разыгрывался сценарий французской революции. Польские магнаты решили никоим образом не допустить подобного развития событий. Пытаясь сохранить свои сословные привилегии, они пошли на национальное предательство, сорвав тем самым план Тадеуша Костюшко создать крестьянскую повстанческую армию в 300 тыс. человек. Судьба восстания была предрешена.
После Третьего раздела Речи Посполитой царское правительство не оставляло мысли о восстановлении Польского государства. Этим объясняется лояльное отношение к польским повстанцам со стороны российской власти. Павел I практически всех поляков вернул из сибирской ссылки и возвратил им конфискованные у них имения. К слову сказать, даже Тадеуш Костюшко получил земельный подарок от Павла I.
Но польские историки почему-то скрывают этот факт. Похоже, они полагают, что это может выставить Тадеуша Костюшко в невыгодном свете. Совершенно напрасно. Никто не сомневается в демократизме вождя польского восстания. Своим отказом от сотрудничества с Наполеоном Тадеуш Костюшко лишний раз подтвердил верность демократии и не питал иллюзий в отношении французской буржуазии, стремящейся использовать польские легионы в своих захватнических целях. Видимо, в душе Тадеуш Костюшко понимал, что подлинная свобода Польши невозможна в войне против России.
При Павле I польская шляхта была приравнена к русскому дворянству и русскому чиновничеству. Она получила право избирать местные органы власти, делопроизводство велось на польском языке. Но фактически, власть поляков в Белоруссии стала ещё сильнее, чем во времена Речи Посполитой.
Подтверждение этому — судьба польского магната Адама Чарторыйского. В царствование Александра I Адам Чарторыйский был даже заместителем министра иностранных дел России. Опираясь на дружеские отношения с Александром I, умело обыгрывая польский вопрос во внешнеполитической деятельности России, Адам Чарторыйский полностью восстановил польское влияние в Белоруссии и на Украине. Это был прожжённый польский аристократ, который всеми фибрами своей иезуитской души ненавидел как русскую власть, так и белорусский народ и делал всё возможное, чтобы на территории Белоруссии сохранить польское шляхетство и польский шовинизм. Особенно он усердствовал в насаждении польско-шляхетского самосознания в качестве попечителя Виленского учебного округа. Образовательная и воспитательная деятельность Виленского учебного округа распространялась на территории современной Литвы, Белоруссии и значительной части Украины (Киевская, Волынская и Подольская губернии). Всё преподавание велось на польском языке, все гимназии, училища, приходские школы при католических и базилианских монастырях, при костёлах контролировались руководством Виленского университета. Студенты, учащиеся и школьники воспитывались в духе преданности польской истории и польской национальности.
Одновременно было восстановлено значение католической церкви в духовной жизни белорусского народа. Парадоксально, но российское правительство сохранило в Белоруссии иезуитский орден, который явно действовал в антирусском духе, хотя даже поляки в 1772 году ликвидировали у себя эту антинациональную заразу. Громадные имения иезуитов были отданы на устройство народных училищ и на преподавание польского языка. Павел I, став гроссмейстером мальтийского ордена, ещё больше укрепил положение иезуитов и римско-католической церкви в Белоруссии. Он во многом поспособствовал полонизации нашего народа. Поляки оказались господствующей нацией в Белоруссии.
Необъяснимый на первый взгляд союз царского правительства с польской шляхтой и католической церковью имел свои причины. Дело в том, что царское правительство очень настороженно относилось к деятельности православных священников в Белоруссии и на Украине. Православие, будучи в Речи Посполитой угнетённой религией, в основном выражало интересы белорусского и украинского крестьянства. После раздела Речи Посполитой белорусские крестьяне вполне обоснованно считали, что тем самым покончено не только с польским национально-религиозным игом, но и социальным. Таким образом, православие становилось знаменем борьбы белорусского народа против гнёта польских помещиков. Это всегда чувствовало царское правительство и этого оно больше всего боялось. Отсюда и то правительственное покровительство польской шляхте и католическо-униатской церкви, что приводило в недоумение православных иерархов. Отсюда всяческая задержка с решением униатского вопроса в Белоруссии. Белорусский епископ Георгий Конисский забрасывал своими прошениями Синод Русской православной церкви, но так и не мог добиться ясного ответа, почему белорусскому народу нельзя добровольно переходить из униатства в православие.
Только с течением времени, когда религиозный фактор всё более и более утрачивал свою национальную и общесоциальную функцию и превратился в частноконфессиональное явление, борьба между белорусским крестьянством и польской шляхтой стала разворачиваться под чисто светскими и народническими лозунгами.
Таким образом, не Россия погубила Польское государство, а антирусская и латинско-иезуитская политика господствующего класса Речи Посполитой привела Польшу к гибели. Если Польша, опираясь на поддержку русского народа, сумела противостоять немецкой агрессии в 1410 году, то в результате последующей неразумной антирусской политики она стала жертвой немецкого капитала и прусского милитаризма в конце XVIII века, а затем и немецкого фашизма в 1939 году.
Исторический опыт свидетельствует, что всякая попытка правительства Польши разыграть антироссийскую карту в своей политике неизбежно приводила к самым плачевным результатам для Польского государства. Только союз русского и польского народов является основой стабильности на европейском континенте и подлинной гарантией независимости Польши.
Беречь общерусскую историю
Нужно чётко понимать, что это не некие абстрактные исторические дискуссии, не имеющие отношения к настоящему. Проталкивая польскую панскую культуру в белорусское самосознание, её апологеты делают это для того, чтобы подчеркнуть неправильность избранного белорусами пути развития, попытаться навязать чуждые нашему народу ценности, а значит, в корне пересмотреть политику государства. Именно этим объясняются протаскивание лозунгов об исключительно европейском характере Белоруссии и игнорирование её общерусских корней. Отказ от общерусских корней белорусского самосознания — это отказ от союза с братской Россией, а шире — от участия в каких-либо интеграционных процессах на постсоветском пространстве, отказ от исторического выбора белорусского народа, смена геополитической ориентации нашей республики.
Вот почему софистикой являются попытки некоторых, так сказать, «великокняжеских» и «шляхетских» учёных и писателей зачислить в разряд белорусских князей Миндовга и Витовта, тащить в белорусскую историю Радзивиллов, Сапег, Огинских и так далее, как видных представителей белорусских знатных родов, белорусского самосознания.
Это не только насмешка над белорусской историей, но и прямое оскорбление национального достоинства нашего народа, потратившего немало сил и времени, чтобы освободиться от подобных «благодетелей» и «представителей» белорусскости. Важно отметить, что после русской революции в октябре 1917 года, пытаясь оправдать свои вожделения на исконно русские земли, польская шляхта сконструировала ложный этнический аргумент. Она убеждала западную общественность, что белорусы — не русские, а «белые ruteni». Но, как справедливо указывал Александр Волконский, «rutenus есть не что иное, как искажение слова „русин” и, следовательно, синоним слова „русский”…». (Украина — это Россия. — М.: РИСИ, 2014. С. 85).
Поэтому все историко-культурологические усилия всевозможных квазиисториков, направленные на то, чтобы из аббревиатуры ВКЛ вывести некую белорусскую идентичность, якобы несовместимую с русскостью, носят сугубо софистический характер. Даже больше. История ВКЛ в их изложении — это не реальная история Великого Княжества Литовского, а антирусская польско-шляетская пропаганда, направленная на отрицание собственно белорусской истории. Вот почему следует понять, что никакого белорусского национализма в республике не существует. Мы привыкли употреблять привычные понятия, зачастую не понимая, что эти понятия используются совершенно в противоположном смысле. На самом деле под видом белорусского национализма, или так называемого литвинизма, скрывается польско-шляхетская камарилья, цель которой превратить Белоруссию в восточные кресы Польши.
Непонимание специфики формирования белорусского самосознания лежит в основе фальсификаторского тезиса о русификации белорусского народа в досоветский и советский периоды. Можно с уверенностью утверждать, что вопрос о белорусском языке не является ключевым для формирования белорусской идентичности. Данные социологических исследований показывают, что число граждан республики, считающих своим родным языком белорусский или русский приблизительно равно. В то же время, хотя белорусами себя называют более 80% жителей страны, большинство наших соотечественников в повседневной жизни пользуется русским языком. Признавая себя белорусами, они в то же время считают своим родным языком русский. Тем самым опровергается выдумка русофобов о русификации белорусского народа, подтверждается специфика белорусской идентичности, которую нельзя подвести под шаблоны исторического словаря. Это и выражается в том, что русский язык — это не иностранный язык, а такой же родной язык для белорусов, как и белорусский. Это выражается и в том, что русский народ — это не иностранцы, как например, французы, немцы или поляки, а родной для белорусов этнос. Причём важно понять, что русский язык был родным языком для белорусов и в досоветский период. Поэтому ни о какой русификации белорусского народа не только в ХХ веке, но и даже в XIX веке говорить нельзя.
Подтверждение этой бесспорной мысли можно видеть в языковой политике польского правительства в Западной Белоруссии в 1921—1939 годах. Так, в секретной записке полесского воеводы В.Костек-Бернацкого министру внутренних дел Польши в январе 1937 года указывается, что «не может быть и речи о том, чтобы в течение ближайших 10 лет учителем на Полесье был белорус или даже местный полешук. Учитель-полешук православного вероисповедания чаще всего русифицирует местное население, вместо активной учительской деятельности для пользы Польши». (Польша — Беларусь (1921—1953). Сборник документов и материалов. — Минск, 2012. С. 154). А в аналогичной секретной записке белостокского воеводы Г.Осташевского от 23 июня 1939 года говорится: «Сознательный белорусский элемент придерживается прорусской ориентации. В первом ряду стоят здесь древние русские симпатии… Мы должны одолеть древнюю белорусскую культуру». (Там же. С. 182).
Таким образом, даже идеологические и политические недруги России, говоря о том, что белорусский учитель русифицирует местное население, тем самым объективно признают тот очевидный факт, что для нашего народа не существовало проблемы выбора между белорусским и русским языками, поскольку последние для белорусов были одинаково родными языками, а белорусская культура, основывающаяся на древних русских традициях, рассматривалась как неотъемлемая часть общерусского культурного мира.
Поэтому традиционная истерика «белорусизаторов» о так называемой русификации белорусов вызвана не заботой о развитии белорусского языка, а совершенно другими соображениями. Какими?
Под предлогом возрождения родного языка преследуется цель противопоставить белорусский язык русскому, зачислить русский язык в разряд иностранного наподобие английского и немецкого, то есть, лишив русский язык всякого упоминания о его родстве с белорусским языком, тем самым противопоставить белорусов и русских друг другу как совершенно разные народы, которые не имеют ничего общего между собой. «Белорусизаторы» понимают, что для отрицания этнического родства белорусов и русских необходимо именно отрицание русского языка как родного для белорусов. Зачем это делается? Чтобы осуществить вековую мечту всех русофобов — путем разъединения наших братских народов разрушить нашу общерусскую историю, нашу общерусскую цивилизацию с целью реализации их программы «Натиска на Восток», будь это крестовые походы немецких рыцарей, агрессивная политика против Руси и православия польской шляхты, «жизненное пространство» фашизма или современное продвижение НАТО на Восток. Всё это — составляющие части одной и той же геополитической программы. Имя этой программы — русофобия. И «белорусизаторы» в этой геополитической борьбе являются обыкновенными русофобами, а не деятелями белорусской культуры.
Вся их возня вокруг возрождения белорусского языка — это имитация, пыль в глаза доверчивой публике. Ибо, изгоняя русский язык из категории родного для белорусов, «белорусизаторы» тем самым делают белорусский язык незащищённым, производят над ним операцию кастрации. В чём это будет выражаться? Сначала «белорусизаторы» переведут белорусский язык с кириллицы на латиницу, чтобы ликвидировать даже визуальное родство белорусского и русского языков, а затем этот уже наполовину кастрированный белорусский язык доведут до полной кастрации, нашпиговав его всевозможными полонизмами. Так что от белорусского языка останутся рожки да ножки. Ни для кого не секрет, на таком белорусском языке наш народ уже не будет способен не только писать, но и разговаривать.
Собственно говоря, «белорусизаторы» в своей языковой политике абсолютно не оригинальны. Они плетутся в хвосте «украинизаторов», которые ещё в XIX веке тоже создавали искусственный «украинский» язык, чтобы он как можно больше отличался от русского. Для этого традиционное произношение заменялось фонетическим, были выдуманы карикатурные слова, чтобы не заимствовать готовые из русского языка, а также в этот «украинский» словарный волапюк включили как можно больше польских, немецких и других иностранных слов.
Этой цели предназначена и программа «Восточное партнёрство». Смысл программы «Восточное партнёрство» заключается в том, чтобы Белоруссия и другие постсоветские члены этого проекта ориентировались на так называемые европейские ценности и, следовательно, на отказ от своей идентичности, от своей истории и замену её историей, так сказать, евронатовской. Применительно к Белоруссии и Украине — к отказу от своей общерусской истории и замену её историей польско-шляхетской и бандеровско-фашистской. Итальянская «AgoraVox» прямо говорит, что Евросоюз «закрывает глаза на всё: на бомбардировку беззащитного населения, на ревизионистскую переоценку роли Бандеры и его соратников — кровавых убийц по всей Европе во время Второй мировой войны». (Итальянское СМИ «Agora Vox»: Украинские нацисты на пороге Европы // http: www.kprf.ru / international / ussr / 141905. html; дата доступа: 24.04.2015). А украинско-канадский центр, находящийся в Торонто, только в Луганский университет поставил 30 тысяч книг, посвящённых бандеровцам и другим фашиствующим группировкам. (См.: Канада доставила в Луганск 30 тыс. книг о бандеровцах // http: www. regnum. by / news / 1917656. html (дата доступа: 22.04.2015). Совершенно ясно, что все эти «восточные партнёрства», «ассоциации с Евросоюзом», «евроинтеграции» носят сугубо конфронтационный, империалистический характер.
К сожалению, в истории наших народов всё это уже было. В 1919 году английский военный министр Уинстон Черчилль разработал проект похода 14 государств против Советской России. В тот период это и была программа «восточного партнёрства» для осколков Российской империи, которые по недоразумению считались независимыми государствами. Сегодняшнее «Восточное партнёрство» — это лишь бледная копия с антирусского черчиллевского оригинала 1919 года.
Цель нынешнего «Восточного партнёрства» остаётся такой же, как и во времена иностранной интервенции против Советской России — крестовый поход на Москву. Под прикрытием лицемерного словоблудия о демократии, европейской безопасности, экзистенциальных европейских ценностях западная военщина и плутократия стремится осуществить нашествие на Россию в своих геополитических интересах, ничего общего не имеющих с интересами белорусского народа. Точно так же, как под прикрытием фарисейских заклинаний о территориальной целостности Украины США и Евросоюз стремятся создать на Украине профашистское государство в качестве натовского плацдарма против России, что, разумеется, представляет огромную опасность и для Белоруссии. Именно поэтому «восточное партнёрство» является не только антироссийским, но и антибелорусским проектом.
Не следует забывать, что Польша рассматривает «Восточное партнёрство» в тесной увязке с вопросами так называемого «нарушения прав поляков» в Белоруссии и взаимным продвижением интересов польской стороны и прозападных партий в нашей республике. Под эту стратегию в Польше уже подведена законодательная база. 23 сентября 2009 года польский сейм принял резолюцию об оккупации части территории Польши Красной Армией во время её освободительного похода в Западную Белоруссию и Западную Украину 17 сентября 1939 года. Так что своим участием в «Восточном партнёрстве» мы, по существу, признаем право польского правительства рассматривать Западную Белоруссию в качестве оккупированной в 1939 году польской территории. Затягивая нас в своё «Восточное партнёрство» Польша таким образом набрасывает петлю на шею белорусской государственности. И никакое переформатирование «Восточного партнёрства» с обычной политики к более тесному конкретному сотрудничеству, основанному на решении экономических проблем, не устранит угрозы превращения Белоруссии в восточные кресы Польши. Подобные аналитические эвфемизмы лишь свидетельствуют о школьническом сознании и профессиональной неподготовленности белорусского экспертного сообщества, не выработавшему в себе такого необходимого качества, как добрая воля, благодаря которому приобретается умение предвидеть, что и как надо делать, чтобы принести пользу стране. «Восточное партнёрство» — это своеобразный троянский конь, который был сконструирован в польско-шовинистических кругах, чтобы затащить его в Белоруссию и взломать цивилизационную основу белорусского общества.
Недопустимо историю белорусского народа уподоблять библейской истории и искать какую-то обетованную землю за пределами своей общерусской цивилизации. Не надо идти ни на Запад, ни на Восток, надо уметь обустраивать собственную землю, надо исходить не из химерических европейских ценностей, а из собственных национальных интересов и уметь продвигать эти интересы на международной арене. Тогда будет понятно, что Союзное государство Белоруссии и России, Евразийский союз это и есть наш национальный путь развития, наша национальная идея. Тогда сами собой отпадут ученические представления о «европеизации» наших народов, о «евроинтеграции», о «болонском процессе» и подобных химерах.
Сегодня в государственной политике на первый план выходит не программа «Восточное партнёрство», а укрепление фундаментальных основ своей общерусской цивилизации, своего общерусского мира.
Но что такое общерусский мир? Общерусский мир — это культурное, историческое, ментальное единение людей, народов, наций, признающих Россию своей цивилизацией, а русский язык своим родным языком, независимо от своего этнического, национального, расового и религиозного происхождения.
Упорное насаждение в нашем Отечестве польско-шляхетских идеалов, уже дискредитировавших себя на Белой Руси и Украине в ХVI—XVIII веках, ничего хорошего белорусскому народу не сулит.
Все усилия учёных в конечном итоге будут бесплодны и бессмысленны до тех пор, пока из их поля зрения выпадают фундаментальные вопросы цивилизационной самоидентификации нашего народа. «Веками родство русских, украинцев и белорусов почиталось святыней. В его основе лежали общность происхождения, близость языков, места проживания, характера и исторических судеб». (Молчанов А.И. Россия, Украина и Беларусь от Н.Хрущёва до «Беловежской пущи». — СПб., 2006. Т. 1. С. 23).
В 1110 году ходил богомольцем в Палестину «Русьскыя земли игуменъ Данiилъ». Пришёл он к королю Балдуину и поклонился ему. Подозвал его к себе «с любовью князь Балдвинъ» и спросил его: «Что хощеши, игумене рускый?». И попросил Даниил позволения поставить у гроба Господня «кандило за русскую землю». Согласился король, и в великую субботу поставил Даниил кандило. И засветилось кандило за русскую землю. Это относится и к общерусской святой Евфросиньи Полоцкой, которую так называемые «белорусизаторы» зачисляют в разряд исключительно белорусской подвижницы, хотя в то время не было ещё ни белорусов и ни Белоруссии. Красноречивое тому подтверждение жизнь этой великой общерусской святой. В 1173 году Евфросинья Полоцкая отправилась к Гробу Господню в Иерусалим, и там умерла. Мощи её были перевезены в Киев и погребены в Киево-Печерском монастыре — главной общерусской усыпальнице.
Белорус, как и великоросс, и украинец, по своей теоретической и практической жизни является русским человеком, а Белоруссия, как Россия и Украина, составляет часть единой общерусской цивилизации. «Белорус, великоросс и украинец по своему миросозерцанию, практической жизни и культуре относится к особому культурно-историческому типу — славянской православной цивилизации». (Там же. Т. 3. С. 403).
Чтобы нас признавали в современном мире, надо, прежде всего, беречь свою общерусскую историю. Отказываться от неё или подменять её чужой — значит отказываться от своей идентичности, значит исчезнуть как народ, как нация. Отрицать принадлежность Белоруссии к общерусскому миру — значит отрицать собственную белорусскую историю. Можно сказать, не дорожит своей русскостью лишь тот, кто отказывается от своего цивилизационного родства и от сознания личного достоинства. Фактически это означает отказ от своих гражданских прав.
Мы должны с уважением относиться к историческому выбору белорусского народа как результату многовекового формирования общерусского национального самосознания, в рамках которого вызрела и приобрела силу белорусская история и белорусская государственность.
Таким образом, рассуждения «национально-сознательных» историков, писателей, журналистов о некоей европейской (униатской) белорусской истории на практике оказывают плохую услугу белорусскому народу и белорусской государственности. Польско-панские химеры о шляхетской белорусской истории ведут к смене пространственно-временных и духовно-нравственных ориентиров нашего народа, к отрыву Белоруссии от своих общерусских корней. Только следуя общерусским путём, может плодотворно развиваться белорусская нация и белорусская государственность.
Версия для печати
