Рассказ Марии Александровны Армеевой, 1896 года рождения, с. Борисово Можайского района Московской области. Записано 20 марта 1968 года (умерла в 1981 г.)

Из архива школьного Историко-краеведческого музея

Хорошая и дружная была наша семья. Мой муж — Николай Михайлович Армеев, 1895 года рождения, член партии с 1920 года — работал до самой войны столяром Можайского райпотребсоюза. По болезни его не взяли на войну. Но он в меру своих сил выполнял задания партийной организации.

Сильно любил детей: сына Еруслана, тогда ему было 12 лет, и дочь Евгению, 10 лет. Без дела сидеть не любил, бездельников ненавидел. Жили мы в доме Ивана Власовича Редькина, на квартире.

Наши войска отступали к Москве. С болью в сердце ожидали приближающуюся линию фронта. Шли солдаты и большими группами, и в одиночку, уставшие, голодные, с поникшими головами. Мы делились с ними нашими припасами.

И вот, 17 октября 1941 года в нашем селе появились немецкие десантники. Они пришли со стороны города Верея и деревни Бараново. Стреляли на ходу из пулемётов, установленных на мотоциклах, а многие из них были на велосипедах. Воровато озираясь по сторонам, слезли с велосипедов, прятались за углы домов и строчили из автоматов. Со стороны автомагистрали была слышна артиллерийская стрельба, а на улицах нашего села рвались снаряды. Со стороны сосен, от деревни Коровино наши солдаты строчили из пулемётов, стреляли из винтовок и из миномётов. Люди попрятались в погреба и землянки. Бой продолжался до позднего вечера. В этот день сгорел дом Степана Карповича Попикова. Горели дома и на улицах Выплавка и Смоленская. Зарево от горящих домов зловещим светом освещало наше село.

С криками «Ура!» наши воины выбили немцев из Борисова. 18, 19, 20 и 21 октября 1941 года немцы неоднократно пытались снова овладеть селом, но наши стойко держали оборону и немцев в Борисово не пустили.

Вторично немцы пришли в Борисово утром 22 октября 1941 года, после того, как наши оставили село и отошли в сторону Москвы.

Часов в 10—11 утра эсэсовцы выгнали всех нас на улицу. Моего мужа, Николая Михайловича, немцы заставили очищать наш дом от вещей. Находясь на улице, мы вдруг увидели, что со стороны деревни Коровино немцы ведут пожилого мужчину и бьют его прикладами. Это был Степан Карпович Попиков — возчик нашего сельпо. Перейдя дорогу Можайск-Верея, они поставили его к берёзе, что стояла возле дома Дмитрия Гусенкова, и вскоре присоединили к нему Николая Кирилловича Пименова, 60-ти лет. Потом увидели моего мужа, подозвали его к себе и всех троих повели в пожарный сарай, который стоял на месте теперешнего промтоварного магазина. Я не знала, что вижу своего Николая в последний раз, думала, что наших мужиков собирают на какую-нибудь работу. Позвав детей, я пошла в свой окоп. Минут через двадцать в этот окоп пришли немцы и взяли моего брата Евстафия Александровича Исаковского. Исаковский работал в совхозе бригадиром. Забрали и Василия Степановича Степанова, 1910 года рождения. Их тоже повели в пожарный сарай. В след за ними пошёл и мой сын Еруслан. Вскоре он прибежал обратно и, заикаясь от волнения, рассказал о том, что мужиков по пять человек выводят из пожарного сарая и расстреливают на краю школьной горки, возле ямы бывшего овощехранилища.

Спустя некоторое время, мой сын сходил на место расстрела и, вернувшись, стал меня уговаривать, чтобы я не плакала, иначе, мол, он не расскажет то, что видел на школьной горе. Взяв с меня честное слово, он рассказал об увиденном.

Когда он пришёл на школьную гору, всё уже было кончено. Совершив злодейский расстрел наших мирных жителей, палачи ушли с места расстрела, оставив в яме груду окровавленных и ещё шевелящихся тел. Еруслан спустился в яму и разыскал отца. Он был ещё жив, но в бессознательном состоянии. Мальчик положил голову отца на руки, целовал его, плакал и слышал, как он дышит хрипло и редко, наконец, умер, так и не сказав своему сыну, ни одного слова.

Среди расстрелянных Еруслан видел Семёна Кононикина, фельдшера Сергея Александровича Припускова, его зятя Николая Абросенкова, который работал киномехаником в Борисовском клубе. Николай Абросенков был жив в течение трёх дней, разговаривал с подходившими к яме людьми, принимал от них пищу, но несмотря на все уговоры, уйти из этой ямы и этим спасти свою жизнь — из ямы не ушёл. На четвёртый день немцы обнаружили его живым, убили, выкололи глаза, искололи кинжалами всё лицо, отрезали ухо. Приходится думать, что после расстрела он сделался не в своём уме.

Пять дней лежали в яме трупы расстрелянных, и только на шестой день их разрешили родственникам похоронить. Тут же, недалеко от ямы, мы вырыли две братские могилы, на дно положили доски, положили на них расстрелянных, одного к другому, закрыли соломой, а потом досками и засыпали землёй. Глубина могилы была не более одного метра, так как глубже копать мешали свистящие пули над нашими головами и спешка похорон.

Из материалов историко-краеведческого музея
Борисовской средней общеобразовательной школы.
К публикации подготовил И.И.Николайченко.