Е.П.Рязанцев Всем нам необыкновенно повезло (О великом учёном и патриоте Игоре Васильевиче Курчатове)
РЯЗАНЦЕВ ЕВГЕНИЙ ПЕТРОВИЧ, доктор технических наук, профессор, лауреат Ленинской премии, четырёх Государственных премий СССР и РФ. Сотрудник Курчатовского института с 1954 г. С 1973 по 1980 г. — заместитель директора института по научной работе и директор Научно-исследовательского технологического института (филиала Курчатовского института) в г. Сосновый Бор. С 1988 г. – директор Института реакторных технологий и материалов РНЦ «Курчатовский институт». В настоящее время — советник директора РНЦ «Курчатовский институт».
Летом 1954 года, после окончания физфака МГУ им. М.В.Ломоносова я был распределён на работу в неизвестную мне организацию ЛИПАН (Лаборатория измерительных приборов Академии наук СССР).
Перед оформлением приёма на собеседование со мной пришли четыре человека: Борис Петунин, Ясен Шевелев, Юрий Алексеенко и Феликс Кондратьев (как потом я понял, это были ведущие специалисты в области атомной энергетики и техники) и устроили мне полуторачасовой экзамен по физике и смежным дисциплинам. По окончании сказали, что они берут меня старшим лаборантом и что я могу недельку отдохнуть и приходить на работу. Всю эту неделю меня не покидали размышления, что это за «измерительные приборы», если идёт такой серьёзный контроль молодых специалистов.
Всё стало ясным в первые же дни после ознакомления с тематикой работы, реактором МР (малый реактор — так назывался реактор для физических и технических исследований с экспериментальными петлевыми установками) и рассказов сотрудников группы о начальнике ЛИПАН академике И.В.Курчатове. Конечно, возникло страстное желание посмотреть на него хотя бы издалека. Это вскоре исполнилось. Однажды мне шепнули на ухо, по секрету, что Курчатов находится на пульте управления реактора. Я мигом полетел в том направлении и, как бы мимоходом заглянув на пульт, увидел высокого, стройного, довольно молодого мужчину с красивой бородой, изучавшего показания приборов и перебрасывающегося короткими фразами с дежурным персоналом.
Это был ОН — И.В.Курчатов («Борода») — научный руководитель и организатор всех работ по созданию атомного оружия в СССР — оружия возмездия, охладившего пыл трумэновской администрации США (планировавшей сбросить атомные бомбы на все основные города СССР, включая Москву) и обеспечившего мирное развитие страны, вплоть до настоящего времени.
В то время Игорь Васильевич довольно часто, обычно ранним утром по дороге в свой кабинет, посещал реактор МР (или, как его раньше называли, объект 37) и интересовался результатами работ.
В один из таких дней, перед началом работы мы, молодые сотрудники, гоняли мяч на площадке перед входом в здание реактора и не заметили близко подошедшего к нам Курчатова. Мяч полетел в его сторону, он пасанул нам. Увидев Игоря Васильевича, мы остановились и замерли на своих местах. Он подошёл и, опередив, сказал: «Привет!». Увидев среди играющих нового человека, посмотрел на меня своими удивительными глазами и спросил, кто я и чем занимаюсь. Я представился, сообщив, что занимаюсь в группе Петунина подготовкой гелиевой петлевой установки к реакторным экспериментам. «Ну что ж, это дело очень важное и нужное. Поторапливайтесь», — ответил Игорь Васильевич. После этого ещё несколько минут поиграл с нами в мяч и направился в здание реактора.
Мы были совсем молодыми ребятами, и эта встреча, и «игра» с Курчатовым в «футбол», и короткий непринуждённый разговор, и доброжелательный взгляд запомнились мне на всю жизнь. Курчатов как бы напутствовал: ребята, старайтесь, а я всегда рядом с вами.
Следующая моя встреча с И.В.Курчатовым была продолжительной, и по конкретному делу. Как-то раз В.В.Гончаров, помощник Курчатова и начальник объекта 37, срочно разыскивает Б.В.Петунина и сообщает, что через полчаса придёт Игорь Васильевич и будет знакомиться с состоянием экспериментальной петлевой установки (так называемой «гелиевой петли» или ПГ), просит подготовиться. Нас в это время было четверо: два механика и я с Петуниным.
Входят Курчатов с Гончаровым, со всеми здороваются. Курчатов, обращаясь ко мне, говорит: «А, футболист… Ну, давай, докладывай». Я в смущении смотрю на своего начальника Б.В.Петунина, пауза… И Борис Владимирович меня выручает: «Женя, не стесняйся, говори. Ты же всё знаешь». Мы обошли все помещения, в которых располагалось оборудование петли ПГ. Я давал пояснения, Б.В.Петунин дополнял меня. Курчатов задавал много вопросов по технике готовящегося нового реакторного эксперимента, технологическим параметрам и характеристикам установки. Спросил, какой тип твэла (тепловыделяющего элемента) предлагается поставить первым на испытания и какой режим его работы в реакторе. Чувствовалось, что он не хуже нас разбирается во всех тонкостях дела. Перед уходом спросил, когда намечается пуск петли, и напутствовал работу. Точно воспроизвести не могу, но смысл был такой: «Ну что ж, воду мы уже освоили, теперь поедем и на гелии на высокие температуры. Будьте осторожны, на мощность выходите постепенно. Желаю удачи! О ходе и результатах эксперимента докладывайте, меня это очень интересует».
Как я понял позже, это был стиль работы И.В.Курчатова — знакомиться на месте с подготовкой исследований, их проведением и результатами, а также с непосредственными исполнителями. Это повышало их уверенность в себе и ответственность, являлось хорошей школой совершенствования квалификации, особенно для молодых учёных.
Аналогичная ситуация была при освоении режима объёмного кипения воды на водяной кипящей петлевой установке (ПВК). Игорь Васильевич вместе с академиком А.П.Александровым пришли на пульт управления «кипящей» петли и попросили продемонстрировать выход на режим объёмного кипения теплоносителя. У нас с В.В.Гончаровым всё было подготовлено.
Реактор работал на 100-процентной мощности, температура воды на выходе из экспериментального канала равнялась 309оС (температура насыщения воды при давлении 100 атмосфер). Я стал уменьшать расход воды в канале, температура воды на выходе оставалась 309оС, а входная температура начала расти и приблизилась к выходной. Когда обе температуры слились в одну линию на самописце, это означало, что никакого подогрева воды в канале нет, и вся мощность тепловыделяющих элементов идёт только на парообразование. Реакция двух академиков была бурной и радостной, как будто они сделали открытие и выражали своё удовлетворение полученными результатами. Внимательно изучали показания приборов, просили повторить режим. Перед уходом Курчатов, с улыбкой обращаясь к Александрову, спрашивает, кивая в мою сторону: «Анатолий Петрович, а он нас не обманывает?». — «А черт его знает, надо проверить». Все рассмеялись, и они в хорошем настроении покинули пульт управления петли.
Тогда всё было впервые: работа с гелием при температуре до 600оС, затем с углекислотным теплоносителем для реактора первой чехословацкой АЭС, освоение режимов объёмного кипения воды непосредственно в реакторных условиях с большим паросодержанием для энергетического реактора ВК-50…
Испытательный реактор МР с несколькими петлевыми установками, в которых воспроизводились условия работы энергетических реакторов для АЭС, атомных подводных лодок, атомных ледоколов, высокотемпературных реакторных установок (то есть высокие давления, температуры, физические и теплогидравлические параметры испытаний топлива в различных теплоносителях), и «горячая» материаловедческая лаборатория были созданы в 1952 году. Они представляли собой первую в СССР комплексную экспериментальную базу для испытаний и исследований тепловыделяющих элементов, материалов, конструкций и отработки режимов работы проектируемых реакторных установок различного назначения.
Это было в то время любимое детище Игоря Васильевича, разработанное и созданное по его предложению и под его научным руководством. Душой и организатором этой экспериментальной базы вместе с Курчатовым был В.В.Гончаров.
В 1949 году, ещё до проведения испытаний первой атомной бомбы Игорь Васильевич готовит предложение о разработке и создании реакторной экспериментальной базы, понимая, что без неё не может быть и речи о дальнейшем развитии работ в области атомной науки и техники, тем более атомной энергетики. В этом ярко проявилась его мудрость как учёного и ответственного человека, отвечающего за решение атомной проблемы и развитие всех ядерных направлений в стране. Был создан уникальный инструмент для испытаний всех конструкций и образцов твэлов и тепловыделяющих сборок, или ТВС (петлевые установки с водой под давлением, жидкометаллическая петля, гелиевая и воздушная петли, а в последующем и «кипящая» установка). Таких возможностей в то время не было даже у американцев. Их реактор для испытания материалов MTR (Materials Testing Reactor), пущенный, как и МР, в апреле 1952 года, не был оснащён петлевыми установками.
После успешного пуска гелиевой петли и проведения серии экспериментов меня, не без участия Курчатова, перевели в подчинение В.В.Гончарова на должность заместителя начальника экспериментальных петлевых установок объекта МР, а вскоре назначили начальником этого подразделения. В мои обязанности входили организация и проведение внутриреакторных экспериментов, анализ, обобщение результатов испытаний тепловыделяющих элементов («навесок», как их тогда называли), подготовка и выпуск отчётов.
Мало кто сейчас знает, что И.В.Курчатов был бессменным председателем комиссии по живучести твэлов, в которую входили А.П.Александров, А.А.Бочвар, Р.С.Амбарцумян, В.В.Гончаров, В.И.Меркин, Н.А.Доллежаль, С.М.Фейнберг и другие известные учёные и которая периодически докладывала о состоянии проблемы непосредственно А.П.Завенягину и Л.П.Берии.
Игорь Васильевич, несмотря на свою занятость, постоянно интересовался состоянием дел по созданию надёжного топлива для всех разрабатываемых реакторов, участвовал в комиссионных осмотрах и обследовании состояния твэлов, прошедших испытания и извлечённых из реактора, в особенности твэлов, вышедших из строя. Постоянно вызывал В.В.Гончарова и меня для докладов.
Помнится, извлекли из реактора МР несколько промышленных блочков стандартных размеров 100х37 мм новой конструкции НИИ-9. В смотровую камеру пришли И.В.Курчатов, А.П.Александров и А.А.Бочвар.
Мы с В.В.Гончаровым давали пояснения. Блочки были в плохом состоянии, искревлены, они превратились в «гармошку», появилась так называемая «жёванность» поверхности. В общем, вид у них был хуже некуда. После осмотра блочков и серьёзного обсуждения возможных причин их неприглядного состояния Игорь Васильевич вдруг меняет тон и с улыбкой обращается к интеллигентному в высшей степени Андрею Анатольевичу Бочвару и отпускает несколько шуточек с хулиганскими словечками по поводу «жёванности» изделий, изготовленных в его институте. После общего оживления и смеха всех присутствующих Курчатов поручает разработать программу и провести детальное исследование этих изделий в «горячей» лаборатории. Игорю Васильевичу ежемесячно направлялись отчёты о работе МР с результатами выполненных исследований.
В 1956 году, по инициативе В.В.Гончарова, был подготовлен «Сводный отчёт об испытаниях в МР тепловыделяющих элементов различных типов для исследовательских, энергетических и транспортных реакторов» (за период с 1952 г. по 1 августа 1956 г.). Авторами отчёта были Гончаров, Бабулевич, Звонов, Николаев и я. Мне посчастливилось присутствовать вместе с В.В.Гончаровым при рассмотрении этого отчёта И.В.Курчатовым.
Игорь Васильевич к этому времени уже поправился после первого инсульта, который случился в мае 1956 года, после его возвращения из Англии. Настроение у него было хорошее, правда, ходил он с клюшкой. Внимательно рассмотрев принесённые материалы, Курчатов выразил удовлетворение проделанной работой и сказал, что этот отчёт является своего рода энциклопедией по твэлам (с двумя буквами), обозвал его «Толстым отчётом» и утвердил. Был также определён список организаций для первоочередной рассылки этого отчёта.
С этим посещением И.В.Курчатова у меня связана и другая история. Накануне я сильно вывихнул ногу и не мог передвигаться без клюшки, сделанной в деревне из ёлки.
Когда я входил вслед за Гончаровым в кабинет Курчатова, он с удивлением посмотрел на меня, спросил, что случилось, и сразу стал предлагать поменяться клюшками, причём на полном серьёзе. Я стал отказываться, лепетал какие-то слова, что его клюшка дорогая, моя самодельная, что она ему не подойдёт по размеру, что это неравный обмен и т. п. А он наседал, подошёл, взял мою палку, примерил и говорит, что она ему в самый раз и что он давно мечтал о такой, а я все сопротивлялся. «Третий раз спрашиваю: будешь меняться?» — сказал Курчатов. Не помню, как я устоял и окончательно отказался, после чего последовали слова приблизительно такого содержания: «Оказывается, ты упрямый. Смотри, потом жалеть будешь, но будет уже поздно». Сегодня, когда бываю в Доме-музее И.В.Курчатова, смотрю на его клюшку и вспоминаю эту историю.
После несостоявшейся «сделки» Курчатов спросил, есть ли у меня сигареты, и попросил одну дать ему. Я снова стал возражать, ссылаясь на то, что врачи запрещают ему курить. Он спросил: «А ты что, врач? Давай закурим, я очень давно не курил». Здесь я сдался, достал пачку болгарских сигарет «Джебел» (Игорь Васильевич до болезни курил такие же), он взял одну сигаретку, разрешил закурить мне и после этого начал внимательно изучать упомянутый выше «Толстый отчёт».
В последующие три года темпы и объёмы работ на объекте 37 постоянно нарастали. Была проведена модернизация реактора с увеличением его мощности до 15—20 тысяч киловатт, с существенным повышением плотности потоков нейтронов, созданы новые петлевые установки. Увеличено число экспериментальных каналов. В результате экспериментальные возможности комплекса расширились в 2 раза, что позволило одновременно проводить испытания новых твэлов в 12 петлевых каналах. Были получены важнейшие результаты по отработке топлива и обоснованию его ресурса для многих исследовательских, энергетических и транспортных реакторов, началось широкое внедрение в эксперимент циркониевых сплавов. Игорь Васильевич постоянно поддерживал эти исследования, интересовался результатами и был в курсе всех дел.
К концу 1959 года по результатам этих работ был подготовлен второй «Сводный отчёт» (за 1956—1959 гг.), который, как и первый, был представлен Игорю Васильевичу на утверждение. Он полистал его, попросил оставить для более глубокого ознакомления. Вспомнил первый «Толстый отчёт» и предложил В.В.Гончарову по результатам всех этих работ подготовить материалы для выдвижения на Государственную премию. Это была высокая оценка проделанной работы и забота Курчатова о своих сотрудниках и их поощрении за выполнение важных государственных заданий. В ходе разговора Курчатов рассказал, как он в своё время подготовил бумагу Берии с обоснованием необходимости создания специальной секции в Комитете по Сталинским премиям для рассмотрения закрытых работ по тематике Минсредмаша. Как я понял, до этого Сталинские премии присуждали вообще только по открытым работам.
Обсуждался также вопрос о координации научных работ на исследовательских реакторах, построенных к этому времени по инициативе Курчатова в ряде крупных физических центров России и союзных республик, которой он придавал важное значение. Прощаясь, Курчатов ещё раз напомнил Гончарову о подготовке материалов по премии.
Этому не суждено было сбыться. Наступил 1960 год и 7 января, когда Игорь Васильевич внезапно ушёл из жизни, так и не успев увидеть результаты многих важных запланированных, задуманных и начатых им дел.
Игорь Васильевич постоянно направлял к нам на объект с поручениями различных сотрудников института и смежных организаций. Многие приходили по собственной инициативе для обсуждения различных задач и постановки и проведения необходимых исследований.
Довольно часто мне приходилось встречаться с Виктором Александровичем Давиденко, очень близким к Курчатову человеком, крупным учёным в области ядерной физики и блестящим собеседником. Обсуждались вопросы облучения в реакторе МР необходимых ему материалов, получения различных изотопов. Больше всего его интересовала проблема наработки трансурановых элементов.
Однажды он вытащил меня к Курчатову для обсуждения этих проблем. Вопрос стоял о начале и условиях облучения блочков для накопления трансуранов в МР, где нейтронные потоки были для этого недостаточны (»2.1014 н/см2.с), с тем, чтобы впоследствии, после окончания сооружения продолжить их облучение в сверхмощном реакторе (СМ-2) с плотностью нейтронных потоков »2.1015 н/см2.с. Курчатов поинтересовался результатами испытаний в МР тепловыделяющих элементов для сооружения исследовательских реакторов и особенно опытными твэлами СМ-2, так как режимы их испытаний были очень тяжёлыми (тепловые нагрузки до 6.106 ккал/м2.ч, при скорости теплоносителя до 8—10 м/с). Удовлетворившись ответами, он поблагодарил нас за беседу и отпустил с обычным своим выражением: «Идите, отдыхайте».
С В.А.Давиденко у нас сложились тёплые, дружеские отношения, которые поддерживались и после смерти И.В.Курчатова.
Прошло много лет. Как-то летом 1977 года (я жил тогда в городе Сосновый Бор и был директором Научно-исследовательского технологического института, ныне им. А.П.Александрова, — филиала ИАЭ им. И.В.Курчатова) звонит В.А.Давиденко и сообщает, что он с группой (подчёркивает, «надёжных» товарищей) находится на отдыхе недалеко, в Усть-Нарве, и просит показать им институт.
Приезжают В.А.Давиденко и два академика в области атомной науки и техники — Е.И.Забабахин и Б.Б.Кадомцев. Я их ознакомил с работами института, показал вычислительный центр с двумя БЭСМ-6, исследовательские тренажёры, систему автоматизации экспериментов и обработки информации со скоростью 100 тысяч измерений в секунду. В завершение они осмотрели один из полномасштабных наземных стендов — прототипов современной атомной подводной лодки. Такого они нигде больше видеть не могли!
Это детище А.П.Александрова по мере осмотра вызывало у них неподдельный и глубокий интерес, а всё увиденное, по их словам, оставило неизгладимое впечатление.
За столом вспомнили Игоря Васильевича, его причастность к этому, как и к большинству других развивающихся в ИАЭ научных и технических направлений, которые были заложены ещё при его жизни и с его помощью. Конечно, он был бы очень удовлетворён, посмотрев результаты своими глазами. Постепенно всё перешло в воспоминания о старых добрых временах, заговорили о запомнившихся эпизодах взаимодействия с Курчатовым, о чертах его характера и подходе к делам, о его умении работать с людьми и начальством, строгости и доброжелательности, о врождённом чувстве юмора…
И снова в нашей памяти вставал светлый образ Игоря Васильевича — человека, выдающегося учёного и государственного деятеля. Вспоминали его замечательные, очень живые карие глаза, доброжелательную улыбку и удивительно красивую, статную и мощную фигуру.
Как Игорь Васильевич был требователен к себе и подчинённым и всегда был готов оказать необходимую помощь. Как он умел правильно выбрать направления крупных научно-технических разработок, доводить их до успешного завершения. Он был постоянно осведомлён об истинном состоянии дел и понимал существо ещё не решенных вопросов по всем направлениям научно-исследовательских и экспериментальных работ, его девизом было — сначала понять, затем решить проблему. Мы говорили о его доступности, но и постоянной, огромной занятости, о его порядочности и доброжелательности, нетерпимости к интригам. Он обладал неимоверной работоспособностью, исключительной ответственностью. Вспоминали, как он умел внимательно слушать, понимать собеседника или участника совещания, спорить и принимать правильные решения, подчёркнуто уважительно относясь к молодым сотрудникам и специалистам. Говорили о его великолепном чувстве юмора и умении шутить по обстоятельствам, но всегда к месту. Вспоминали забавные случаи.
В Игоре Васильевиче всё это было развито удивительно гармонично. Работа и общение с И.В.Курчатовым являлись большой научной и жизненной школой. Всем нам необыкновенно повезло. В каждом, кто работал с ним, осталась частичка его большой души.
Вся жизнь Игоря Васильевича Курчатова — это тяжёлая работа, уникальные достижения и триумф учёного и гражданина.
Версия для печати
