Ю.В.Емельянов. Тайны Катынского леса

Ещё с приближением 65-летия Победы российские средства массовой информации стали уделять всё больше внимания единственному событию, связанному с Великой Отечественной войной — гибели польских офицеров в Катынском лесу. В своих речах на траурной церемонии в Катыни 7 апреля прошлого года польский премьер-министр Д.Туск и российский премьер-министр В.Путин обвинили советские власти в расстреле польских офицеров на этом месте весной 1940 года.

Аналогичные обвинения должны были прозвучать в речи президента Польши Л.Качиньского, который летел из Варшавы в Смоленск с большой группой политических и военных деятелей 10 апреля. Упорное нежелание Качиньского отложить участие в намеченной траурной церемонии и приземлиться в аэропортах Минска или Москвы заставило его проигнорировать суровые предупреждения от диспетчеров покрытого туманом Смоленского аэропорта. Последовавшая авиакатастрофа лишь увеличила число польских фамилий среди тех, кто погиб в разное время под Смоленском.

На последовавших похоронах в Кракове президент РФ Д.Медведев поддержал обвинения в адрес советских властей, а затем повторил их неоднократно в ходе своей поездки по странам Скандинавии в апреле 2010 года. 8 мая за несколько часов до начала парада, посвящённого 65-й годовщине победы над фашистской Германией, Медведев передал тогда временному президенту Польши Б.Комаровскому том с документами, которые якобы относились к «катынскому делу». Медведев обещал, что таких томов будет 67 и они все будут переданы правительству Польши.

Это же число — 67, означало число лет, прошедших с того времени, когда в мире стало впервые известно об этих событиях. При этом версия, которую повторяли современные руководители Польши и Российской Федерации, совпадала с той версией, которая была впервые изложена средствами массовой информации гитлеровской Германии 13 апреля 1943 года.

Три цели, которые преследовал Геббельс

За четыре дня до этого, почти ровно за 67 лет до гибели президента Польши Л.Качиньского и его спутников под Смоленском, рейхсминистр пропаганды Й.Геббельс записал 9 апреля 1943 года в своём дневнике: «Вблизи Смоленска были найдены массовые захоронения поляков». Геббельс утверждал: большевики просто расстреляли и затем закопали в общие могилы около 10 тысяч польских пленных, среди которых были гражданские лица, священники, представители интеллигенции, художники и т. д.

Не пояснив, как была доказана ответственность «большевиков» и как были установлены профессиональные занятия покойников, Геббельс поспешил записать, как он решил использовать трупы, обнаруженные в могилах. В том же абзаце сказано: «Я принял меры для того, чтобы журналисты из нейтральных стран посетили польские массовые захоронения. Я также принял меры, чтобы туда привезли представителей польской интеллигенции. Они сами смогут увидеть, что их ждёт, если осуществится их желание и немцы потерпят поражение от большевиков». Первая и главная задача, которую поставил перед собой Геббельс, состояла в том, чтобы запугать население Польши и добиться его поддержки в войне Германии против СССР.

К тому времени немецкие оккупанты не имели широкой поддержки в Польше. Однако немало поляков служило в воинских и полицейских частях, сформированных оккупантами. Среди солдат и офицеров различных стран, взятых в плен Красной Армией с 22 июня 1941 года по 2 сентября 1945-го, поляков было 60 200. Эта национальная группа занимала 7-е место в перечне военнопленных других национальностей после немцев, японцев, венгров, румын, австрийцев и чехословаков.

Однако ещё больше поляков вступало в ряды движения сопротивления фашистским оккупантам. С февраля 1942 года развернула подпольную деятельность «Армия крайова», подчинённая эмигрантскому польскому правительству в Лондоне. С мая 1942 года развернула партизанскую борьбу «Гвардия людова», руководимая польскими коммунистами и поддерживавшая связи с СССР. Соединение усилий подпольных организаций левой и правой ориентации могло бы нанести удар по немецко-фашистским оккупантам. Поэтому они хватались за любой случай, чтобы предотвратить объединение антифашистских сил в Польше.

На другой день после сообщений по германскому радио о находках в Катынском лесу, 14 апреля, Геббельс записал в своём дневнике: «Мы самым широким образом используем обнаружение 12 тысяч польских офицеров, убитых ГПУ, для антибольшевистской пропаганды. Мы направили нейтральных журналистов и представителей польской интеллигенции на место, где были найдены захоронения... Фюрер дал нам разрешение подготовить драматичный пресс-релиз для германской прессы. Я дал инструкции, чтобы максимально использовать этот пропагандистский материал. Мы будем обыгрывать его в течение пары недель».

Почему Геббельс поставил двухнедельный срок для продолжения кампании вокруг находок в Катыни? Есть веские основания полагать, что у гитлеровцев была вторая цель: они хотели шокировать польскую общественность находками в Катынском лесу, чтобы отвлечь её внимание от тех кровавых действий, которые они собирались предпринять в это время в центре Польши.

14 января 1943 года Г.Гиммлер посетил варшавское гетто, куда за время оккупации было согнано более 300 тыс. евреев со всей Польши. Во время посещения варшавского гетто рейхсюрер СС в соответствии с планом «окончательного решения еврейского вопроса» приказал начать «переселение» обитателей гетто через месяц — 15 февраля. Такое «переселение» означало или немедленное уничтожение людей, или отправление их в лагеря смерти для последующего уничтожения. Узнав об этом решении, обитатели гетто восстали 18 января, но их выступление было сравнительно быстро подавлено. Тогда Гиммлер перенёс начало операции на середину апреля.

Шумная кампания, развязанная Геббельсом, позволяла Гиммлеру от-влечь внимание от запланированной им операции. В то же время выселение, а затем последующее уничтожение евреев должны были выглядеть в глазах определённой части польского населения как месть за расстрелянных в Катынском лесу офицеров. Дело в том, что в сообщениях средств массовой информации рейха утверждалось, что польские офицеры в Катынском лесу были уничтожены «еврейскими комиссарами». При этом называли их фа-милии: Лев Рыбак, Авраам Борисович, Павел Броднинский, Хаим Финберг.

Операцию по ликвидацию гетто должны были осуществить польские и литовские полицейские отряды. Литовские пособники нацистских оккупантов уже успели «отличиться» поголовным уничтожением евреев в городах и селах Литвы, часто до того, как в них успевали войти немецкие войска. Теперь к ним должны были присоединиться польские антисемиты, ярость которых старались возбудить сообщениями о находках в Катынском лесу.

Польские и литовские отряды под руководством СС окружили гетто к 19 апреля. Гиммлер, Геббельс и другие исходили из того, что операция пройдёт быстро. Однако они просчитались. Обитатели гетто подняли 19 апреля всеобщее восстание, оказывая упорное сопротивление карателям. Немцам пришлось бросить в бой дополнительно два батальона ваффен СС, усиленные танками и артиллерией, и приступить к планомерному уничтожению всех зданий в гетто. Лишь после 33 дней упорных боёв во второй половине мая 1943 года оккупантам удалось взять в плен 36 тыс. обитателей гетто, оставшихся в живых. Скорее всего, они были в последующем все уничтожены.

Геббельс добился того, что в мире в то время почти никто не знал про резню в Варшаве. Уничтожение 300 тыс. польских евреев было скрыто назойливой пропагандой по поводу 10 или 12 тыс. тел, обнаруженных в Катынском лесу.

Между тем зрелища эксгумированных полуразложившихся трупов в газетах и кинохронике вызывали настоящее потрясение у немецких читателей и кинозрителей. Они требовали прекращения публикации этих материалов. Однако эти настроения противоречили третьей цели Геббельса в его «катынской пропаганде»: он хотел запугать немецких солдат и гражданское население Германии показом того, что их ждёт, если они будут сдаваться Красной Армии или прекратят всестороннюю поддержку военным усилиям рейха. 18 апреля Геббельс записал в своём дневнике: «Там и сям некоторые группы немецкого населения, особенно среди интеллектуалов, уверяют, что большевизм не так страшен, как его изображают нацисты. А это всё из-за того, что мы заботились о чувствах тех семей, чьи солдаты пропали без вести на Востоке и не рассказывали об ужасах большевизма. Катынское дело открывает нам возможность заполнить этот пробел. Семьи солдат, которые пропали без вести на Востоке, должны принести эту жертву, чтобы в будущем немецкий народ не столкнулся с более ужасной бедой, затрагивающей наше национальное существование».

Однако протесты против грязной геббельсовской пропаганды были поддержаны во влиятельных военных кругах. 20 апреля Геббельс жаловался в своём дневнике: «Военные в генеральном штабе фюрера добились того, чтобы сюжеты о Катыни были удалены из еженедельной кинохроники... Военные объясняют это заботой о моральном духе тех семей, солдаты которых пропали без вести. Нам надо выбирать между чувствами этих людей и интересами народа в целом. Я считаю, что последнее является более важным, и поэтому выступаю за то, чтобы мы разоблачали суть большевизма».

Страхи за судьбу немецких солдат, взятых в плен Красной Армией, заставляли их родственников желать быстрейшего завершения войны. Очевидно, что «катынская пропаганда» Геббельса произвела эффект, на который её создатель не рассчитывал. Хотя рейхсминистр этого не признавал, но он крупно просчитался в осуществлении своей третьей задачи. Однако он явно преуспел в осуществлении своей первой и главной цели: внести раскол в общий антифашистский фронт в Польше и советско-польское сотрудничество, которое медленно, хотя и нелегко, развивалось в годы Второй мировой войны.

Советско-польские отношения до 1941 года

В течение всего предвоенного периода советско-польские отношения далеко не были дружественными, а порой — откровенно враждебными. Хотя ещё до создания независимой Польши В.И.Ленин 29 августа 1918 года объ-явил об отказе от договоров и актов, заключённых царской Россией о разделе Речи Посполитой, правительство Польши И.Падеревского развернуло вооружённые действия по захвату земель Украины и Белоруссии. В ходе этой необъявленной войны Западная Украина и большая часть Белоруссии, включая Минск, были захвачены польскими войсками.

25 апреля 1920 года польские войска предприняли новый поход на Со-ветскую страну. Им удалось продвинуться на 220 км в глубь Украины и захватить Киев. Однако в мае-июле 1920 года поляки были разбиты, Западная Белоруссия и большая часть Западной Украины освобождены, а Красная Армия вступила на земли, на которых преобладало польское население.

На состоявшейся в г. Спа (Бельгия) 5—16 июля 1920 года конференции Верховного Совета Антанты, участниками которой были Англия, Франция, Италия, Япония, Португалия, Бельгия, Германия и Польша, было принято решение оказать срочную военную помощь Польше. Одновременно министру иностранных дел Великобритании лорду Дж.Керзону было поручено обратиться к Советскому правительству с призывом остановить наступление Красной Армии. В своей ноте от 11 июля 1920 года Керзон назвал географические вехи польской восточной границы, определённой Верховным Советом Антанты. оставлявшей Западную Украину и Западную Белоруссию вне польской юрисдикции. Эта граница получила наименование «линия Керзона».

В своём ответе от 17 июля Советское правительство согласилось начать мирные переговоры с Польшей, если та непосредственно обратится к нему с подобным предложением. Одновременно Советское правительство соглашалось признать «линию Керзона» восточной границей Польши и даже пойти на некоторые отступления в пользу последней.

Лишь 17 августа 1920 года правительство Польши согласилось направить в Минск своих делегатов на мирную конференцию. К этому времени Красная Армия потерпела тяжёлое поражение под Варшавой. Хотя в Минске советские представители по-прежнему отстаивали «линию Керзона» как основу для демаркации советско-польской границы, польские участники переговоров теперь наотрез отказались признать её. В условиях отступления Красной Армии Советское правительство оказалось вынужденным признать фактический захват польскими войсками западных областей Украины и Белоруссии. Запад поддержал Польшу.

В соответствии с подписанным в 1921 году Рижским мирным договором восточная границы Польши прошла на 100—150 километров восточнее «линии Керзона». Западная Украина и Западная Белоруссия оказались в составе польского государства.

В то же время положения договора предусматривали предоставление всем русским, украинцам и белорусам в Польше прав, обеспечивавших свободное развитие культуры, языка и выполнение религиозных обрядов.

Те же права предоставлялись полякам на территории РСФСР и Украины. Однако польское правительство вопиющим образом игнорировало эти положения Рижского договора.

В ходе «полонизации» украинцев и белорусов ликвидировались православные церкви. Уже к концу 1924 года большинство белорусских начальных школ были ликвидированы или превращены в польские. Учителя уволены и многие из них брошены в концентрационные лагеря. К 1939 году не осталось ни одного издания на белорусском языке. Польский министр Л.Скульский заявлял в 1925 году: «Я заверяю вас, что через десять лет вы днём с огнём не найдёте ни единого белоруса в Польше».

Последствия этой политики геноцида были отражены в меморандуме белорусских депутатов сейма, направленном 5-й сессии Лиги Наций, в котором говорилось: «Белорусский народ испытывает немыслимый террор от поляков... Телесным наказаниям подвергаются белорусские крестьяне... В начале года депутат Тарашкевич посетил Полесье; он не обнаружил ни одной деревни, где кто-либо избежал безжалостных избиений со стороны поляков... Польская полиция ... выработала систему утончённых пыток».

Столь же безжалостным было национальное угнетение украинцев. Борьба за права населения Западной Украины и Западной Белоруссии органично соединялась с сопротивлением национальному гнёту Варшавы. Многие активные борцы за национальное самоопределение украинского и белорусского народов были брошены в тюрьмы или казнены.

К тому же вопреки положениям Рижского договора в концентрационных лагерях Польши продолжали содержаться в невыносимых условиях советские военнопленные. 9 сентября 1921 года нарком иностранных дел РСФСР Г.В.Чичерин в ноте польскому поверенному в делах писал: «В течение двух лет из 130 тысяч русских пленных в Польше умерло 60 тысяч».

В межвоенные годы Польша постоянно стояла в авангарде внешнеполитических действий, направленных против Советского Союза. В это время Польша активно поддерживала усилия западных держав по созданию «санитарного кордона» против СССР. На советско-польской границе не прекращались вооружённые провокации, а территория Польши служила базой для вылазок диверсионных и террористических банд.

Сближение Польши и гитлеровской Германии нашло выражение в под-писании 26 января 1934 года декларации о мирном разрешении споров. В 1934 году Польша отвергла проект заключения «Восточного договора», направленного на обуздание фашистской агрессии.

О том, что Германия и Польша были готовы действовать заодно, свидетельствовало заявление рейхсминистра экономики Германии Я.Шахта управляющему французским банком Ж.Таннери в начале ноября 1935 года: «Ра-но или поздно Германия и Польша поделят между собой Украину, пока же мы удовлетворимся захватом Прибалтики».

Скоро совместные экспансионистские действия Польши и Германии стали реальностью. После подписания Мюнхенского соглашения 30 сентября 1938 го-да о разделе Чехословакии, в Судетскую область вступали германские войска, а Польша захватила земли Тешинской Силезии, принадлежавшие Чехословакии.

С октября 1938 года в мире стали говорить о скором походе Германии против СССР. К этому походу германские руководители хотели подключить и Польшу. Плацдармом для нападения была избрана Карпатская Русь (или Закарпатская Украина), отделённая от Чехословакии.

24 октября 1938 года в беседе с послом Польши в Германии Ю.Липским И.Риббентроп предложил польской стороне выработать совместную с Берлином позицию в отношении СССР и присоединиться к Антикоминтерновскому пакту. Одновременно Риббентроп предложил, чтобы Польша передала Германии Данциг (Гданьск) и экстерриториальную полосу для сооружения автострады и многоколейной железной дороги между Западной и Восточной Пруссией.

В Варшаве охотно откликались на эти запросы и посулы. Правда, согласившись признать Данциг немецким городом и обеспечить связь Восточной Пруссии с остальной Германии, польское правительство в то же время не пожелало согласиться на включение Данцига в состав «третьего рейха».

После переговоров, длившихся несколько месяцев, 21 марта 1939 года Риббентроп вернулся к вопросам, поставленным им в беседе с Липским в но-ябре 1938-го. На сей раз рейхсминистр иностранных дел Германии резче ста-вил вопрос о территориальных требованиях рейха. В то же время он подчёркивал, что соглашение между Германией и Польшей должно иметь «определённую антисоветскую направленность».

Отказ Польши принять германские требования вызвал острый международный кризис. Несмотря на враждебную политику по отношению к СССР, Советское правительство 11 мая 1939 года предложило Польше заключить договор о взаимопомощи. Однако Польша отвергла это предложение, сохранив верность своему антисоветскому курсу.

Польское правительство внесло свой вклад в дело торпедирования соглашения о совместных действиях против германской агрессии. В ходе переговоров в Москве в августе 1939 года советская делегация выразила «сожаление по поводу отсутствия у военных миссий Англии и Франции точного ответа на поставленный вопрос о пропуске советских вооружённых сил через территорию Польши и Румынии». Советская делегация заявила, что без «положительного разрешения этого вопроса всё начатое предприятие о заключении военной конвенции между Англией, Франции и СССР обречено на неуспех».

17 августа по предложению главы британской военной миссии адмирала Р.Дрэкса в работе совещания был объявлен перерыв до 21 августа. Послы Англии и Франции тем временем обратились к правительству Польши, чтобы получить от него согласие на пропуск советских войск через польскую территорию. Однако это предложение было высокомерно отвергнуто министром иностранных дел Польши Ю.Беком. 19 августа английский посол в Варшаве по настоянию министра иностранных дел Англии Э.Галифакса вновь обратился к Беку с просьбой дать согласие на пропуск советских войск, заметив, что Польша срывает переговоры в Москве. 20 августа Бек вновь ответил отказом, заявив: «Я не допускаю, что могут быть какие-либо дискуссии относительно какого-либо использования нашей территории иностранными войсками. У нас нет военного соглашения с СССР. Мы не хотим его».

Когда переговоры в Москве возобновились, западные участники вновь не смогли ответить на поставленный советской делегацией вопрос о пропуске Красной Армии через территорию Польши и Румынии. Перед СССР возникала реальная угроза стать жертвой германского вторжения после того, как вермахт разгромит Польшу. В этих условиях Советское правительство предпочло пойти на подписание советско-германского договора о ненападении.

Быстрый разгром Польши после начала военных действий поставил под угрозу судьбу народов Западной Украины и Западной Белоруссии. 17 сентября правительство СССР направило ноту польскому послу в Москве, в которой говорилось: «Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни. Это значит, что польское государство и его правительство фактически перестали существовать. Тем самым прекратили своё действие договоры, заключённые между СССР и Польшей. Предоставленная самой себе и оставленная без руководства, Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР... Ввиду такой обстановки Советское правительство отдало распоряжение дать приказ перейти границу и взять под защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии».

В тот же день советские войска пересекли границу и вступили в Западную Украину и Западную Белоруссию и к концу сентября заняли эти земли, остановившись в основном на «линии Керзона». Историк Я.Гросс в своем исследовании «Революция из-за границы», подготовленном на основе записей поляков, покинувших СССР вместе с армией В.Андерса в 1942 году, признавал: «Следует отметить и сказать это недвусмысленно: по всей Западной Украине и Западной Белоруссии, на хуторах, в деревнях, городах Красную Армию приветствовали малые или большие, но в любом случае заметные, дружественно настроенные толпы... Люди сооружали триумфальные арки и вывешивали красные знамена (достаточно было оторвать белую полосу от польского флага, чтобы он стал красным)... Войска засыпали цветами, солдат обнимали и целовали, целовали даже танки... Иногда их встречали хлебом и солью». Изъявления радости по поводу прихода армии, освобождавшей их от режима национальной дискриминации, сопровождались взрывом ненависти по отношению к свергнутому строю.

Как отмечал Гросс, «части польской армии, перемещавшиеся через восточные воеводства, — их всего было несколько сот тысяч солдат — во многих случаях наталкивались на недружественное местное население. Свои последние бои польская армия на своей территории вела против украинцев, белорусов, евреев». Так как восставшее население обращалось за помощью к советским войскам, в эти стычки втягивалась и Красная Армия. Этим объясняются потери среди Красной Армии, которую сначала всё население, включая поляков, встретило так радостно. «Гражданское население (главным образом поляки), — поясняет Гросс, — присоединилось к разрозненным частям польской армии и активно сражалось вместе с ними против советских войск. Было немало примеров такого рода, и в дальнейшем это способствовало отношению советских властей к гражданскому населению как к противозаконным элементам».

Попытки бывших польских офицеров организовывать среди местного польского населения заговоры против новой власти вызывали аресты среди поляков. Кроме того, многие представители угнетённых национальностей требовали возмездия за насилие, репрессии и расправы, которым они подвергались во время польского владычества. Немало бывших деятелей польской администрации в Западной Белоруссии и Западной Украине были подвергнуты арестам и судебному преследованию. Немало среди них получили суровые приговоры, в том числе и смертные.

Подавляющая же часть бывших польских военнослужащих, работников полиции и карательных органов были направлены в трудовые исправительные лагеря в центральную часть Европейской территории СССР.

В то же время значительная часть польского населения западных областей Украины и Белоруссии не была готова поддержать борьбу против Советской власти. Опираясь на письменные впечатления тех поляков, которые воспринимали освободительный поход Красной Армии как «оккупацию» и в 1942 году покинули СССР, Гросс в упомянутой выше книге писал: «При советской оккупации отсутствовало чувство всепроникающего дискриминационного презрения сверхлюдей, которое так энергично излучали немцы... В чём эта оккупация отличалась от нацистской или какой-либо другой — так это в том, что советские люди вели себя в оккупированной Польше так же, как и в своей стране... Странным образом оккупация создала раздвоенную реальность. Появилось больше школ, больше возможностей для высшего образования и профессиональной подготовки, обучения на родном языке, поощрения физического и художественного развития. Казалось, что многие препятствия, обычно мешавшие движению наверх, были удалены. Наблюдалось резкое увеличение занятости; на фабриках и в учреждениях требовалось в два раза больше рабочих и административных служащих, чем до войны. Как заметил один очевидец: «Если кто-нибудь просил работу в конторе, он её получал. Было несколько десятков тысяч людей.., для которых поражение Польши не было поводом для траура, а скорее, захватывающим началом, возможностью, о которой нельзя было и мечтать, для того, чтобы принять участие в видимой политической деятельности».

Советско-польские отношения
после 22 июня 1941 года

В течение почти двух лет — с осени 1939-го по июль 1941 года — отношений между СССР и польским эмигрантским правительством не существовало. Лондонское правительство вело злобную антисоветскую пропаганду. Однако годы оккупации в значительной степени ослабили враждебное отношение многих поляков к нашей стране, которое так старательно культивировалось правящими кругами Польши перед войной. Многие поляки понимали, что освобождение от гнёта и спасение от уничтожения принесёт им лишь Красная Армия. Нападение гитлеровской Германии открыло возможность для перемен в политике эмигрантского правительства по отношению к СССР, что привело к подписанию 30 июля 1941 года соглашения между эмигрантским правительством Польши и правительством СССР о восстановлении дипломатических отношений. Соглашение также предусматривало «создание на территории СССР польской армии под командованием, назначенным Польским правительством с согласия Советского правительства». В ряды армии должны были войти польские солдаты и офицеры, оказавшиеся в советском плену после освобождения Красной Армией Западной Украины и Западной Белоруссии в сентябре 1939 года.

Советское руководство также придавало большое значение улучшению советско-польских отношений. Это продемонстрировал прием 3 декабря 1941 года И.В.Сталиным в Кремле главы эмигрантского правительства генерала В.Сикорского. Несмотря на тяжелейшее положение на фронте в тот день, Сталин беседовал с польским премьером в течение двух часов. На другой день в присутствии Сталина была подписана «декларация правительства Советского Союза и правительства Польской Республики о дружбе и взаимопомощи». Декларация объявляла о том, что «оба правительства окажут друг другу во время войны помощь, а войска Польской Республики, расположенные на территории Советского Союза, будут вести войну с немецкими разбойниками рука об руку с советскими войсками. В мирное время основой их взаимоотношений будут доброе соседское сотрудничество, дружба и обоюдное честное выполнение принятых обязательств». При подписании декларации присутствовал также генерал Андерс, возглавивший формируемые на советской земле польские войска.

25 декабря 1941 года в разгар битвы под Москвой ГКО принял постановление «О польской армии на территории СССР», в котором говорилось о том, что в её рядах уже находится 96 тысяч человек.

Однако вскоре стали возникать проблемы в отношениях между руководством формируемой армии и советскими властями. Поляки были недовольны недостаточным, по их мнению, снабжением и вооружением. Возможно для жалоб были основания, но они не учитывали тяжёлое положение со снабжением и вооружением всех вооружённых сил нашей страны в то время. НКВД сообщал об антисоветских настроениях в армии Андерса, которые проявлялись и в нежелании идти сражаться на фронт. Эти проблемы стали предметом беседы Сталина с Андерсом 18 марта 1942 года. По словам Андерса, Сталин говорил ему: «Мы не торопим поляков к выступлению на фронт. Поляки могут выступить и тогда, когда Красная Армия подойдёт к польским границам».

Однако Андерс стал настаивать на вывозе его армии из СССР и передислокации на фронт, где сражались западные союзники. Его просьба была удовлетворена. В ходе эвакуации, осуществлённой двумя партиями в марте и в августе 1942 года через Иран, к началу сентября Советский Союз покинуло около 80 тыс. польских солдат и офицеров, а также более 37 тыс. членов их семей. Вместо сражений на советско-германском фронте офицеры и солдаты Андерса долго охраняли британские нефтепромыслы в Ираке. Лишь в последующем они приняли участие в боях в Северной Африке и в боях под Мотнекассино в Италии в 1944 году.

На территории СССР остались те польские солдаты и офицеры, которые пожелали сражаться вместе с Красной Армией. Созданный в марте 1943 года «Союз польских патриотов» во главе с В.Василевской, А.Лямпе и А.Завадовским при поддержке Советского правительства сформировал дивизию имени Т.Костюшко во главе с генералом З.Берлингом. Эта дивизия приняла боевое крещение в боях под Ленино 12—13 октября 1943 года. В последующем дивизия превратилась в корпус и, наконец, стало Войском Польским. Роль этого формирования в боевых действиях была высоко оценена Советским правительством. Единственная иностранная часть, участвовавшая в параде Победы 24 июня 1945 года, представляла Войско Польское.

Между тем после эвакуации армии Андерса, по мере приближения Красной Армии к польской территории отношения с эмигрантским правительством стали ухудшаться. 25 февраля 1943 года правительство Сикорского опубликовало заявление о непризнании воссоединения западных областей Украины и Белоруссии с соответствующими республиками СССР. В нём говорилось, что «в вопросе о границах между Польшей и Советской Россией сохраняется статус-кво, существовавший до 1 сентября 1939 г.».

3 марта в «Правде» было опубликовано заявление ТАСС, в котором констатировалось, что «польское правительство не хочет признать прав украинского и белорусского народов быть объединёнными в своих национальных государствах» и «таким образом выступает за раздел украинских и белорусских земель, за продолжение политики раздробления украинского и белорусского народов». ТАСС в своём заявлении также напоминал о «профашистской политике сближения с гитлеровской Германией польского правительства и его министра Бека, стремившихся противопоставить Польшу Советскому Союзу».

Совершенно очевидно, что ни создание на территории СССР Союза польских патриотов в марте 1943 года, ни первый публичный обмен резкими заявлениями между Советским правительством и эмигрантским правительст-вом в Лондоне не прошли мимо внимания руководства «третьего рейха», решившего подлить масла в огонь растущих польско-советских разногласий.

Расчёты гитлеровцев на провоцирование разрыва между СССР и поль-ским правительством оправдались. Сразу же после сообщений в германской печати о захоронениях под Смоленском министр национальной обороны эмигрантского правительства опубликовал коммюнике, в котором фактически поддерживалась гитлеровская версия об ответственности советских властей за расстрел 10 тыс. польских офицеров. 18 апреля со сходным заявлением выступило эмигрантское правительство, которое кроме того солидаризировалось с предложением гитлеровской Германии о проведении расследования в Катынском лесу комиссией Международного Красного Креста.

17 апреля Геббельс с удовлетворением отразил в дневнике: «Катынский эпизод превращается в гигантское политическое дело с далеко идущими последствиями. Мы используем его всяким возможным способом». Имитируя в своих пропагандистских материалах деланное возмущение «зверствами большевиков», Геббельс не скрывал в дневнике ни своей ненависти к полякам, ни своего стремления запугать Польшу и весь мир возможными последствиями победы Красной Армии. Он записал: «Хотя от 10 до 12 тысяч поляков стали жертвами, это отчасти их собственная вина, так как они были подлинными инициаторами этой войны. Но теперь пусть они помогут открыть глаза народам Европы относительно того, что собой представляет большевизм».

Геббельс добавлял: «Вечером агентство Рейтер сообщило о декларации польского эмигрантского правительства... Теперь оно требует, чтобы Международный Красный Крест принял участие в расследовании. Это полностью удовлетворяет нас. Я немедленно связался с фюрером, который дал мне разрешение направить телеграмму в Международный Красный Крест с просьбой принять участие в идентификации трупов».

В отличие от Геббельса и Гитлера резко осудил позицию польского эмигрантского правительства Сталин. 21 апреля он направил Черчиллю послание, в котором «поведение польского правительства в отношении СССР» было объявлено «совершенно ненормальным, нарушающим все правила и нормы во взаимоотношениях двух союзных держав». В послании выражалось возмущение тем, что «враждебная Советскому Союзу клеветническая кампания, начатая немецкими фашистами по поводу ими же убитых польских офицеров в районе Смоленска, на оккупированной германскими войсками территории, была сразу же подхвачена правительством г. Сикорского и всячески разжигается польской официальной печатью. Правительство г. Сикорского не только не дало отпора подлой фашистской клевете на СССР, но даже не сочло нужным обратиться к Советскому правительству за какими-либо вопросами или разъяснениями по этому поводу».

В послании отмечалось, что немецко-фашистские организаторы кампании «использовали некоторые подобранные ими же самими польские профашистские элементы из оккупированной Польши, где всё находится под пятой Гитлера и где честный поляк не может открыто сказать своего слова». В послании указывалось, что «для «расследования» привлечен как польским правительством, так и гитлеровским правительством Международный Красный Крест, который вынужден в обстановке террористического режима с его виселицами и массовым истреблением мирного населения принять участие в этой следственной комедии, режиссером которой является Гитлер. Понятно, что такое «расследование», осуществляемое к тому же за спиной Советского правительства, не может вызвать доверия у сколько-нибудь честных людей». Последующие события доказали правоту советских опасений.

Доказательства о вине немцев за расстрел поляков, обнаруженные представителями Польского Красного Креста, были скрыты немецкими властями, а польские эксперты с этим смирились. Позже болгарский доктор М.А.Марков, приглашённый немцами для экспертизы, в своих показаниях на Нюрнбергском процессе рассказал, что знакомство с трупами в Катынском лесу было превращено в фарс. В течение короткого времени представителям Международного Красного Креста были показаны груды трупов и специально подобранные немцами «доказательства» вины «большевиков».

В послании говорилось: «В то время, как народы Советского Союза, обливаясь кровью в тяжёлой борьбе с гитлеровской Германией, напрягают все свои силы для разгрома общего врага русского и польского народов и всех свободолюбивых демократических стран, правительство г. Сикорского в угоду тирании Гитлера наносит вероломный удар Советскому Союзу».

Сталин предупреждал Черчилля о намерении Советского правительства прервать отношения с правительством Сикорского, что и произошло на следующий день 25 апреля.

29 апреля Геббельс в своём дневнике не скрывал своей радости: «Поль-ский конфликт всё ещё находится на авансцене. Редко с начала этой войны какое-либо дело вызывало бы так много публичных дискуссий... Признают, что я сумел вбить глубокий клин в стан врагов, спровоцировав гораздо более значительный кризис, чем тот, что возник между Дарланом и де Голлем некоторое время назад».

Вновь восторгаясь собственным успехом, Геббельс записал 1 мая: «Англо-американский лагерь в ужасе от успеха пропаганды, сумевшей так глубоко вбить клин во вражескую коалицию».

Через два с половиной месяца после разрыва советско-польских отношений, 4 июля 1943 года, глава эмигрантского правительства Польши генерал Сикорский погиб в авиакатастрофе над Гибралтаром в ходе инспекционной проверки польских войск, участвовавших в боях на Средиземноморье. Его преемники, возглавлявшие затем эмигрантское правительство, продолжили прежний антисоветский курс.

Претензии польского эмигрантского правительства на западные облас-ти Украины, Белоруссии, а также Вильнюс и прилегающие к нему земли, и поддержка их западными державами, прежде всего Великобританией, серьёзно отравляли отношения между тремя великими державами антигитлеровской коалиции на протяжении всей войны.

Лишь создание 21 июля 1944 года Польского комитета национального освобождения, который затем превратился в правительство Польши, позволило поставить советско-польские отношения на новую основу дружеского сотрудничества.

С конца 80-х годов в Польше восторжествовал антисоветизм, характерный для довоенной политики страны. Восстановлен культ антисоветского диктатора Польши Ю.Пилсудского. Разжигается откровенная русофобия и ненависть к другим народам восточных славян. Важное место в этой враждебной и клеветнической пропаганде занимает повторение геббельсовской версии событий в Катынском лесу.

Стремясь продемонстрировать свою солидарность в борьбе против идей коммунизма и советского прошлого, президент РФ Б.Н.Ельцин направил в 1992 году тогдашнему президенту Польше Л.Валенсе некие бумаги, которые интерпретировались как свидетельства вины советских властей за убийство польских офицеров.

Между тем повторение нынешними руководителями Польши и Российской Федерации заявлений о вине советских властей в расстреле польских офицеров под Смоленском, оглашённых впервые геббельсовской пропагандой 13 апреля 1943 года, полностью игнорирует опубликованное в советской печати 24 января 1944 года сообщение «Специальной Комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашист-скими захватчиками в Катынском лесу» во главе с президентом Академии медицинских наук СССР и основоположником нейрохирургии Н.Н.Бурденко. Проведя эксгумацию трупов, опросив более сотни свидетелей, изучив множество вещественных доказательств и документов после освобождения Смоленска и его окрестностей, члены Комиссии пришли к выводу: расстрелы в Катынском лесу были совершены немецко-фашистскими оккупантами.

С целью опровергнуть выводы Специальной комиссии правительством Ельцина в 1993 году была создана комиссия из шести человек, включая историков и правоведов. После нескольких месяцев работы 2 августа 1993 года было подписано «Заключение комиссии экспертов главной военной прокуратуры по уголовному делу № 159 о расстреле польских военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского спецлагерей НКВД».

В то время как нынешние правители РФ и послушные им средства массовой информации избегают детального разбора обстоятельств «катынского дела», голословно обвиняя советские власти или используя отдельные сомнительные свидетельства, авторы «Заключения» представили наиболее полный набор «аргументов» для обоснования геббельсовской версии. Поэтому разбор содержания «Заключения» позволяет лучше судить: справедливы или лживы обвинения советских властей, с которыми стали наперебой выступать руководители Российской Федерации.

Мотивы преступления

Для того, чтобы найти преступника, следует установить мотивы преступления. В своем «Сообщении» члены Комиссии Бурденко так объясняли причины уничтожения польских офицеров немцами в Катынском лесу: «Расстреливая польских военнопленных в Катынском лесу, немецко-фашистские захватчики последовательно осуществляли свою политику уничтожения славянских народов».

Впоследствии на Нюрнбергском процессе были предъявлены свидетельства того, как гитлеровцы осуществляли планомерное уничтожение польского населения. В памятной записке М.Бормана, предъявленной на Нюрнбергском процессе, излагались принципы германской политики в Польше, превращённой в генерал-губернаторство. Через год после начала оккупации, 2 октября 1940 года, Гитлер, по свидетельству Бормана, в своей беседе с генерал-губернатором Г.Франком «подчеркнул, что поляки, в противоположность нашим немецким рабочим, рождены специально для тяжёлой работы». Борман также отмечал: «Фюрер разъяснил, что ... будет совершенно правильным, если в губернаторстве будет избыток рабочей силы, тогда необходимые рабочие будут действительно ежегодно поступать оттуда в империю... Непременно следует иметь в виду, что не должно существовать польских помещиков; там, где они будут, — как бы жестоко это ни звучало, — их следует уничтожить... Фюрер подчеркнул ещё раз, что для поляков должен существовать только один господин — немец; два господина, один возле другого, не могут и не должны существовать; поэтому должны быть уничтожены все представители польской интеллигенции. Это звучит жестоко, но таков жизненный закон». Поляки должны были быть превращены в исполнителей исключительно тяжёлой и примитивной физической работы.

Но и до получения этих указаний Гитлера, Франк начал проводить безжалостную политику по отношению к польскому народу. В первый же год после начала оккупации свыше 2 млн. поляков были вывезены на принудительные работы в Германию, а свыше 100 тыс. человек, главным образом с высшим образованием, были уничтожены. В интервью Франка, данном корреспонденту газеты «Фёлькишер Беобахтер» Клайссу 6 февраля 1940 года, генерал-губернатор объяснял, чем отличается жизнь в «протекторате Богемия и Моравия» от жизни в генерал-губернаторстве: «Образно я могу об этом сказать так: в Праге были, например, вывешены красные плакаты о том, что сегодня расстреляно 7 чехов. Тогда я сказал себе: «Если бы я захотел отдать приказ о каждых семи расстрелянных поляков, то в Польше не хватило бы лесов, чтобы изготовить бумагу для таких плакатов. Да, мы должны были поступать жестоко».

На территории Польши были созданы лагеря смерти: Освенцим (или Аушвиц), Майданек, Треблинка и другие. В своём выступлении Франк говорил: «Если бы я пришел к фюреру и сказал ему: «Мой фюрер, я докладываю, что я снова уничтожил 150 000 поляков», — то он бы сказал: «Прекрасно, если это необходимо». К концу своего хозяйничанья немцами было уничтожено около 6 млн. поляков — 22% населения страны.

Уничтожение немецкими оккупантами в Катынском лесу польских офицеров, в том числе польских интеллигентов в военной форме, оказавшихся в советском плену, а затем схваченных немцами, было закономерным продолжением политики Гитлера, направленной на полную ликвидацию образованного населения Польши и уничтожение значительной части польского народа.

Обвиняя советские власти в расстреле польских офицеров, авторы «За-ключения» были вынуждены искать иные мотивы для действий советских властей, нежели стремление истребить польское население, так как после освобождения Польши Красной Армии уничтожение поляков прекратилось, а их численность стала расти. Экспертам было трудно обвинить советские власти и в стремлении уничтожить всех кадровых офицеров, а также офицеров запаса Польши, потому что десятки тысяч таких же офицеров продолжали жить в СССР после осени 1941 года. Часть из них покинула пределы СССР вместе с армией Андерса в 1942 году. Другие остались на советской земле и сражались в составе дивизии имени Т.Костюшко, а затем Войска Польского.

«Правоту» геббельсовской версии авторы «Заключения» объяснили тем, что «в СССР реализовывался курс на уменьшение бюджетных ассигнований, на сокращение централизованного снабжения контингентов населения. В НКВД проводилась кампания по увеличению рентабельности лагерей». Авторы «Заключения» объявили, что «в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях привлечение к работам ограничивалось в основном рамками самообеспечения лагерей. Содержание в них военнопленных было естественно убыточным и обременяло народное хозяйство дополнительными затратами».

До сих пор не приведено ни единого примера того, чтобы какой-либо лагерь, находившийся в ведении ГУЛАГа, ликвидировался подобным образом по причине его «нерентабельности». Вместе с тем не найдено ни единого документа в пользу того, что три лагеря с польскими военнопленными были «нерентабельными». Хотя не процитировано ни одного предложения от руководства НКВД о необходимости избавиться от их обитателей по причине «нерентабельности» лагерей, это не смутило авторов «Заключения».

Чтобы усилить весомость своей «аргументации», авторы «Заключения» привели ещё один довод: «Новых помещений и трат требовало размещение в лагерях военнопленных в связи с советско-финской войной 1939—1940 гг.». Авторы «Заключения» не удосужились обратить внимание на то, что совет-ско-финляндская война завершилась 12 марта 1940 года и обмен военно-пленными с Финляндией был в основном завершен к апрелю-маю, когда, по их предположению, были произведены расстрелы обитателей переполненных лагерей.

И вновь возникает вопрос: «Почему жестокое «очищение жилплощади» и бесчеловечная «экономия средств» были произведены за счёт тысяч польских офицеров, исчезновение которых не могло произойти незаметно для всего мира?». Судя по документам, найденным в одежде убитых офицеров, военнопленные поддерживали постоянную переписку со своими родными и близкими, в том числе и теми, кто находился за пределами СССР. Их судьбой постоянно интересовались в кругах польской эмиграции.

Как признали авторы «Заключения», в ноябре 1941 года судьба 8 300 офицеров и 7 тыс. гражданских лиц из Польши стала предметом переговоров представителей эмигрантского правительства с народным комиссаром иностранных дел В.М.Молотовым и его заместителем А.Я.Вышинским. Получается, что представители польского эмигрантского правительства забили тревогу о многих поляках, находившихся в СССР, почти сразу же после сентября 1941 года, когда связь со значительной частью их соотечественников пропала. Ведь, судя по сообщению Специальной комиссии во главе с Бурденко, «военнопленные поляки, находившиеся в трёх лагерях западнее Смоленска и занятые на работах до начала войны, оставались там и после вторжения немецких оккупантов в Смоленск, до сентября 1941 года включительно».

В «Заключении» также указано, что во время встречи со Сталиным 3 декабря 1941 года глава эмигрантского правительства Польши Сикорский предъявил списки на 3 843 польских офицера. Поскольку их число уменьшилось на 4 457 человек по сравнению со списками, предъявленными Молотову и Вышинскому, это могло означать, что к началу декабря польские эмигранты уже знали, что за жизни 4 457 польских офицеров, о которых не было известно в ноябре, теперь можно было не беспокоиться. (Хотя в Польше до сих пор укоряют Советское правительство за отказ предоставить информацию по этому вопросу. Нетрудно понять, что ни в ноябре, ни в начале декабря 1941 г., когда немцы стояли в нескольких километрах от Москвы, советские руководители не имели физической возможности дать точный ответ на польский запрос).

Нет сведений о том, что до ноября 1941 года польское эмигрантское правительство обращалось по этому поводу по официальным каналам к СССР и к другим странам, или через печать к мировой общественности. Скорее всего, польская эмиграция постоянно получала своевременную информацию о положении польских пленных до тех пор, пока часть из них не была захвачена немцами. Нет сомнения в том, что руководители НКВД с осени 1939 года прекрасно знали об усиленном внимании к судьбам польских военнопленных со стороны многих влиятельных лиц за рубежами Советской страны.

Следует учесть, что только завершение советско-финляндской войны в марте 1940 года предотвратило англо-французское нападение на нашу стра-ну. Руководители НКВД, контролировавшие тогда внешнюю разведку, прекрасно знали о тесных связях польского эмигрантского правительства в Лондоне с английским правительством, об огромном влиянии «польского лобби» на правительство США. От финансовой помощи и поставок вооружений США зависели в это время вступившие в войну Англия и Франция. Следствием уничтожения польских офицеров мог бы стать острый международный кризис, который в предвоенные годы СССР стремился избежать любой ценой. Достаточно было бы на Западе узнать про огульное и беспощадное уничтожение тысяч польских офицеров, как угроза англо-французского нападения снова могла бы стать реальной. При этом интервенты получили бы мощную поддержку деньгами и вооружением со стороны США, так как политика Ф.Д.Рузвельта и правящей демократической партии в значительной степени формировалась с учётом поведения выходцев из Польши на выборах президента и в Конгресс этой страны в ноябре 1940 года.

С другой стороны, что бы ни твердили нынешние СМИ о невнимании советских властей к возможному нападению Германии на СССР, руководители НКВД через внешнюю разведку знали о неизбежности такого события. Не исключено, что они просчитывали возможные его последствия для судьбы польских пленных. Как показали последующие события, наличие польских офицеров на советской территории позволяло создать армию Польши, способную сражаться против вермахта. Соглашение о создании такой армии было достигнуто сразу после установления дипломатических отношений между СССР и эмигрантским правительством 30 июля 1940 года. Поэтому уничтожать польских офицеров было бы по меньшей мере глупо. Однако экспертам с учёными степенями, писавшим «Заключение», видимо и в голову не пришло, что руководители НКВД могли мыслить разумно и логично.

Совершенно очевидно, что у советских властей не было веских причин для расстрела польских офицеров, а имелись серьёзные основания, чтобы сберегать их жизни. Также очевидно, что уничтожение польских офицеров отвечало проводившейся гитлеровцами политики ликвидации поляков, особенно из образованных слоёв населения.

Как и когда было совершено преступление?

Всякое расследование преступления требует выяснения того, как и когда оно было совершено? В сообщении Cпециальной комиссии Бурденко говорилось: «В Катынском лесу осенью 1941 года немецкими оккупационными властями производились массовые расстрелы польских военнопленных из вышеуказанных лагерей... Данными судебно-медицинской экспертизы с несомненностью устанавливается: а) время расстрела — осень 1941 года; б) применение немецкими палачами при расстреле польских военнопленных того же способа — пистолетного выстрела в затылок, который применялся ими при массовых убийствах советских граждан в других городах, в частности в Орле, Воронеже, Краснодаре и в том же Смоленске... Выводы из свидетельских показаний и судебно-медицинской экспертизы о расстреле немцами военнопленных поляков осенью 1941 года полностью подтверждаются вещественными доказательствами и документами, извлечёнными из катынских могил».

По состоянию трупов было установлено, что убийство польских офицеров было совершено осенью 1941 года. В одежде убитых были найдены письма или иные вещественные доказательства, относившиеся к концу 1940 и началу 1941 года: письмо, отправленное из Варшавы 12 сентября 1940 года и полученное сначала в Москве 28 сентября 1940 года На трупах были найдены письма и квитанции с датировками за 12 ноября 1940 года, 6 апреля 1941 года, 20 июня 1941 года и многие другие документы. При этом надо учитывать, что немецкие мастера фальсификации постарались уничтожить значительную часть материалов, которые очевидно противоречили их версии о расстреле польских офицеров весной 1940 года.

Хотя авторы «Заключения» огульно отрицали значимость или даже подлинность этих доказательств, они были вынуждены признать, «что в материалах настоящего дела отсутствуют полные протоколы судебно-медицинских исследований останков экспертами Комиссии Бурденко, соответствующий материал для последующих микроскопических и химических исследований в лабораторных условиях... Упомянутые материалы не удалось обнаружить в различных архивах и в ходе настоящего следствия». Таким образом, попытка опровергнуть сообщение Комиссии Бурденко осуществлялась без рассмотрения основных документов и вещественных доказательств, на основе которых были сделаны её выводы. Возможно, что это замечание сделал один из шести экспертов — кандидат медицинских наук Л.В.Беляев. Тем не менее это признание не помешало авторам «Заключения» голословно заявить: «Выводы комиссии Н.Н.Бурденко были звеном в цепи фальсификации, предпринятой сталинским партийно-государственным руководством для сокрытия правды о катынском злодеянии».

Между тем ещё до начала работы Комиссии Бурденко были обнаружены вещественные доказательства, свидетельствующие об ответственности гитлеровцев за преступления в Катынском лесу. Когда Смоленск был в руках оккупантов, эксперты из направленной немцами в Катынь комиссии Польского Красного Креста установили, что пули, которыми были расстреляны польские офицеры, были немецкими. На Нюрнбергском процессе помощник главного обвинителя от СССР Л.Н.Смирнов предъявил телеграмму, направленную 20 апреля 1943 года чиновником генерал-губернаторства Хейнрихом из Смоленска старшему административному советнику Вейрауху в Краков: «Часть делегации Польского Красного Креста вчера возвратилась из Катыни. Сотрудники Польского Красного Креста привезли с собой гильзы патронов, использовавшихся при расстреле жертв в Катыни. Выяснилось, что это — немецкие боеприпасы. Калибр 7,65, фирма «Геко». Письмо следует. Хейнрих».

Для Геббельса обнаружение немецких пуль стало неприятной неожиданностью. 8 мая 1943 года он записал в своем дневнике: «К сожалению, в могилах Катыни были обнаружены немецкие боеприпасы. Вопрос о том, как это произошло, нуждается в выяснении». Затем Геббельс очевидно стал придумывать версию, чтобы объяснить присутствие немецких пуль, а поэтому записал: «Полагаю, это то, что мы продали в период наших дружеских отношений с Советской Россией, или же советские люди сами побросали их в могилы».

Нелепость этих уверток была очевидна. Нет никаких оснований полагать, что немецкие пули служили в качестве боеприпасов Красной Армии. Ещё нелепее предположить, что немецкие пули были сознательно использованы для расстрела польских офицеров или подброшены в могилы с целью ввести в заблуждение мировую общественность. В этом случае надо предположить, что советские власти весной 1940 года заранее предвидели оккупацию Смоленска немцами и обнаружение ими захоронения.

Обнаружение немецких пуль перечёркивало усилия гитлеровских фальсификаторов. Геббельс распорядился засекретить эту находку. Он писал: «Абсолютно необходимо, чтобы этот эпизод был совершенно засекречен». (Этот приказ был выполнен. Опасения Сталина в том, что представители Польского Красного Креста станут безвольными пешками в руках гитлеровцев, оправдались). В то же время Геббельс приходил к неутешительному для себя выводу: «Если это станет известно врагу, то от всей катынской истории придётся отказаться».

Эксперты комиссии, составившие «Заключение», пришли на помощь Геббельсу. Утверждая, что польских офицеров казнили сотрудники НКВД, авторы «Заключения» написали: «Военных расстреливали в подвальном помещении по одному выстрелом в затылок из немецкого пистолета «Вальтер». Заявить, что все работники НКВД были вооружены немецкими «Вальтерами» эксперты не решились. Однако эксперты решили сочинить версию о том, что у работников НКВД в Смоленске был один «Вальтер».

Но тогда получается, что с его помощью перебили тысячи польских офицеров «по одному». Правда, неясно, сколько времени потребовалось бы для этого. К тому же мифический «Вальтер» эксперты комиссии не обнаружили.

Стремление экспертов из комиссии спасти ложь Геббельса очевидна. Однако авторов «Заключения» подвела их склонность мыслить расхожими стереотипами. Из чтения антисоветской литературы они знали, что «в НКВД расстреливали в подвалах». Поэтому они даже не удосужились ознакомиться с документами, из которых следовало, что гильзы от немецких патронов лежали в могилах, вырытых в лесу. Ясно, что они туда попали во время расстрелов офицеров, а их туда не завозили из какого-то подвала, чтобы торжественно захоронить вместе с трупами.

Впоследствии в постсоветской России появилось немало работ, в которых доказывалась правота выводов Комиссии Бурденко. В своей книге «Катынский дневник» Ю.Мухин, ссылаясь на многочисленные материальные свидетельства, привёл десятки доказательств того, что польские офицеры были расстреляны немецко-фашистскими оккупантами. В частности, было указано, что руки расстрелянных были связаны бумажными бечёвками, кото-рые в то время не производились в СССР. Было указано на обилие побуревших листьев в могилах, которые могли бы туда легко попасть, если расстрелы производились во время осеннего листопада в 1941 года, но вряд ли могли угодить туда весной 1940 года, когда свежие зелёные листики не падают с деревьев.

Совершенно очевидно, что выводы Комиссии Бурденко были сделаны на основе знакомства с документами и материальными свидетельствами. Попытки их опровергнуть строятся на полном игнорировании этих фактов, предъявленных Международному военному трибуналу в Нюрнберге, и замене их фантастическими домыслами.

Кто виноват?

Важнейшим моментом при расследования преступления является поиск его исполнителей и организаторов. В «Сообщении» Комиссии Бурденко говорилось: «Массовые расстрелы польских военнопленных в Катынском лесу производило немецкое военное учреждение, скрывавшееся под условными наименованием «штаб 537 строительного батальона», во главе которого стояли оберлейтенант Арнес (составители сборника документов Нюрнбергского процесса, выпущенного в Москве в 1954 г., указывали, что Международный трибунал уточнил фамилию подполковника (оберлейтанта) — Арнс. — Ю.Е.) и его сотрудники оберлейтенант Рекст и лейтенант Хотт».

То обстоятельство, что сообщение Комиссии Бурденко, а также различные документы и свидетели по «катынскому делу» были представлены советским обвинением Международному трибуналу в ходе процесса над главными военными преступниками означало, что в СССР считали виновными в убийстве польских офицеров не только оберлейтенантов Арнса и Рекста, а также лейтенанта Хотта, но и правителей гитлеровской Германии, направлявшими политику геноцида славянских народов.

Чтобы опорочить выводы Комиссии Бурденко, авторы «Заключения» прибегли к очередной фальсификации, написав: «Предпринятая на Нюрнбергском процессе в 1946 г. попытка советского обвинения в опоре на «Сообщение специальной Комиссии» возложить вину за расстрел на Германию успеха не имела. Международный трибунал не признал выводы этого документа достаточно обоснованными, показания свидетелей — убедительными и не включил в приговор это преступление в вину немцам. Это решение советским обвинением не оспаривалось, и протест не вносился, хотя в других случаях советский представитель протест вносил. Вопрос об ответственности за катынское преступление Международный военный трибунал оставил открытым: предпочел не ставить под удар единство антигитлеровской коалиции».

На самом деле Международный трибунал не выносил решений о непризнании выводов Комиссии Бурденко «достаточно обоснованными» и признании «показаний свидетелей» неубедительными. Также известно, что Международный трибунал, заслушав множество свидетельских показаний и приняв много документальных материалов к рассмотрению, не включил в приговор главным военным преступникам и малой доли тех свидетельств, которые были представлены на Нюрнбергском процессе. В приговоре были приведены лишь отдельные примеры злодеяний гитлеровцев. Советским обвинением не вносилось никаких протестов по поводу не внесения в текст приговора тех или иных примеров преступлений фашистов. Протесты же советского обвинения вносились лишь в связи с мерами наказания, выбранными для ряда подсудимых, и не признания преступными ряда государственных организаций гитлеровской Германии.

Иных виновных «обнаружили» авторы «Заключения». Ссылаясь на записку народного комиссара внутренних дел СССР Л.П.Берии, они утверждали, что её содержание и визы, поставленные на ней, явились основанием для расстрела польских офицеров. Под запиской написана фамилия Л.П.Берии. В углу обозначены фамилии И.В.Сталина, В.М.Молотова, К.Е.Ворошилова, М.И.Калинина, Л.М.Кагановича, А.И.Микояна.

Авторы «Заключения» писали: «Записка Л.П.Берии в ЦК ВКП(б) И.В.Сталину содержала проект постановления Политбюро, который был автоматически превращен в постановление с датой 5 марта 1940 г.». Где и как произошло это беспрецедентное «автоматическое превращение» авторы «Заключения» умолчали. Скрыли они и то обстоятельство, что подобных «ав-томатических превращений» никогда не происходило. Ныне руководители РФ снова вернулись к этому сомнительному документу. Постановления Политбюро, которое было бы обязательным в случае принятия проекта, пред-ъявлено не было. Причина проста: такого решения Политбюро не принимало.

Между тем многочисленные уголовные дела о подделке всевозможных документов свидетельствуют о том, что с помощью множительной техники подделать чужие подписи ныне ничего не стоит. Давно известны подделки картин различных художников разных времён и народов, старинных автографов и древних рукописей. Успешно подделывают даже древнеегипетские папирусы. Трудно ли было подделать бумагу полувековой давности?

На своей пресс-конференции 18 июня 2010 года заместитель председателя Комитета Государственной думы по конституционному законодательству и государственному строительству В.И.Илюхин представил образцы фальшивых печатей, сфабрикованных документов, якобы относящихся к деятельности советских органов власти. Илюхин показал один из вариантов письма Берии, на которое особенно часто ссылаются в последнее время. Печать на этой бумаге содержит аббревиатуру «КПСС», но до октября 1952 года партия именовалась ВКП(б).

И хотя даже из содержания сомнительной записки никак не следует, что был отдан приказ советских властей о расстреле нескольких тысяч польских офицеров, авторы «Заключения» несколько раз потребовали сурового наказания покойных членов Политбюро, фамилии которых обозначены в записке. Кроме того, они потребовали такого же наказания для работников НКВД тех лет, остававшихся в живых к 2 августа 1993 года: П.К.Сопруненко и Д.С.Токарева.

Возможно, что поддержка геббельсовской версии понадобилась авторам «Заключения» для того, чтобы хотя бы отчасти оправдать Г.Геринга и других руководителей «третьего рейха», осуждённых Международным военным трибуналом в Нюрнберге, а также немецких военных, непосредственно осуществлявших убийства польских офицеров.

Опираясь лишь на досужие фантазии, авторы «Заключения» прибегали к логическим натяжкам, сомнительным допущениям и прямой фальсификации, чтобы, вопреки выводам Комиссии Бурденко, обвинить руководство НКВД и Советского государства в уничтожении польских офицеров. Им не удалось обнаружить у советских властей серьёзных мотивов для уничтожения польских офицеров, реальных документов или каких-либо вещественных доказательств ответственности советских властей за это преступление. Их попытки оправдать немецко-фашистские власти строились на игнорировании гитлеровской политики геноцида по отношению к славянским народам, свидетельских показаний и вещественных доказательств об ответственности оккупантов за уничтожение тысяч польских офицеров. На этой лживой основе строятся обвинения в адрес советских властей со стороны нынешних правителей Польши и России.

Кому выгодна реанимация геббельсовской версии?

Нет никакого секрета из того, почему в Польше упорно используют клевету 67-летней давности для атак на советских руководителей. Известно, что Европейский суд уже завален исками родственников тех, кто был расстрелян в Катынском лесу. Общая сумма компенсаций, которая предъявлена Российской Федерации, превышает несколько сотен миллиардов долларов.

Постоянно твердя о катынской трагедии, польские власти гораздо меньше говорят о гибели миллионов поляков от рук немецко-фашистских оккупантов. Они молчат по поводу того, что в сражениях 1939 года против германской армии, которые увенчались утратой Польшей независимости, польская армия потеряла 66 тыс. человек, а наша страна отдала 600 тыс. жизней своих сыновей только в боях на польской земле ради восстановления утраченной независимости польского государства. Хотя более 120 тыс. польских офицеров, солдат и партизан погибло в боях с немецко-фашистскими захватчиками, не следует забывать, что ради разгрома гитлеровской Германии и её союзников погибло свыше 8 млн. советских воинов.

Ничем иным как политической слепотой нельзя объяснить поведение российских властей. Возможно, что неожиданное желание руководителей РФ выступить с обвинениями в адрес советских руководителей во многом объяснялось желанием остановить размещение американских ракет «Пэтриот» на территории Польши вблизи у российской границы. Однако судорожные усилия, строившиеся на вздорных расчётах, а также клевете на Советскую страну и её руководителей, с треском провалились.

Скорее всего, неожиданная поддержка правителями России геббельсовской клеветы вызвана стремлением «перезагрузить» отношения с Западом на антисоветской, антикоммунистической основе. Известно, что в последние годы западные страны не прекращают попыток объявить коммунизм вне закона, а советское прошлое подвергнуть суду.

На деле попытки поставить коммунизм и нацизм на одну доску скрывают стремление оправдать преступления, сурово осуждённые в Нюрнберге в 1946 году. Об этом же свидетельствует и благожелательное отношение к откровенному прославлению фашистских преступников в Прибалтике и на Западной Украине.

Нет сомнения в том, что продолжатели дела коммунистов, возглавивших борьбу против фашизма в ХХ веке, сумеют в XXI веке дать отпор идейным наследникам Гитлера и Геббельса и отстоят историческую правду.

Версия для печати