Всякий раз, когда слышишь дифирамбы в честь «среднего класса», сами собой вспоминаются ленинские слова: «О середине мечтают попусту барчата, интеллигентики, господчики, плохо учившиеся по плохим книжкам» (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 17. С. 27). Вспоминаются не потому, что мы категорически против любой возможности структурировать общество на классы иначе, чем это было сделано в старых учебниках по научному коммунизму (при этом убеждены, что марксистско-ленинская концепция классов является безупречно научной, что её истинность подтверждена более чем полуторавековой историей человечества). В основе любого серьёзного деления общества на большие социальные группы всегда лежат существенные социально-экономические признаки. В итоге оказывается, что каждый класс занимает в обществе своё особое положение. Причём настолько особое, что история оказывается не чем иным, как историей борьбы классов. 

Последние слова — почти дословная цитата из французских историков начала XIX века, изучавших Великую французскую революцию. Так вот они считали, что на протяжении всей писаной истории шла борьба между аристократией и горожанами (третьим сословием, буржуазией). Сегодня некоторые политологи ищут аристократию среди социальных групп современного общества. По этому поводу можно удивлённо пожать пле-чами, можно выразительно съязвить, но воспоминания про «барчат, плохо учившихся по плохим книжкам», здесь будут не к месту.

Теоретики «среднего класса» заняты не осмыслением общества через призму определённых реальных социальных отношений, а сочинительством умозрительной конструкции, которая представляется им удобной и выгодной. Но такие занятия к числу научных не относятся.

Понятие «средний» в науках об обществе вообще не слишком продуктивно, о чём убедительно свидетельствует анекдот о средней температуре тел в больнице, включая морг. Но и за пределами анекдотов ситуация не лучше. Подтвердим это на примере заработной платы и до-ходов.

В справочнике Росстата «Социально-экономическое положение Рос-сии. 2009 год. XII» можно найти данные о величине среднего дохода на ду-шу населения РФ в 2009 году. Она равнялась 20 132 рублям. Эта цифра получена путём суммирования доходов и деления на число граждан РФ. Фактически это — среднеарифметическая величина. Но в статистике можно рассчитать и другие средние величины. Таковым, например, является размер дохода, находящийся «посередине», то есть половина граждан имеют доход больше, а половина — меньше этой величины. Это — средняя медиальная (из школьного курса геометрии мы все помним про медиану, которая представляет собой отрезок, соединяющий вершину треугольника с серединой противоположной стороны; в статистике же это понятие означает срединное или центральное значение). В прошлом году медиальный доход в РФ был равен примерно 11 тыс. рублей.

Не менее информативен ещё один средний показатель доходов — тот, который имеет большинство сограждан (в статистике эту величину называют модой). Росстат уверяет, что самая многочисленная группа (21,8% населения страны) имела в 2009 году доход в интервале от 15 до 25 тыс. рублей (см.: Социально-экономическое положение России. 2009 год. XII. С. 249).

Аналогичные расчёты можно произвести и по заработной плате. По данным государственной статистики, среднеарифметическая величина за-работной платы равна 16 897 руб., а две других средних — по медиане и моде — приходятся на интервал от 10 600 до 13 800 руб. (см.: Социальное положение и уровень жизни населения России. Статистический сборник. — М.: Росстат. 2009. С. 134—135). Несмотря на то, что эти величины несут информации не меньше, чем средняя арифметическая, Росстат обращает внимание соотечественников только на неё. Удивляться тут нечему: она выше двух других средних, а значит, выгоднее характеризует господствующую общественно-политическую систему. Более того, распределение и доходов граждан, и заработной платы работников в официальных публикациях Росстата даются таким образом, чтобы максимально затруднить расчёт всех средних величин, кроме средней арифметической. Специалисты знают, что чем больше они отличаются от средней арифметической величины, тем сильнее в обществе социальная и имущественная поляризация.

Какое отношение средние величины доходов и заработной платы имеют к «среднему классу»? Самое прямое. С точки зрения статистики понятие «средний класс» в общественно-политической литературе используется для характеристики прежде всего (хотя и не только) имущест-венного положения определённой социальной группы, это понятие концентрируется на её потребительских возможностях. Но ни средняя арифметическая зарплаты или доходов, ни тем более средние величины по медиане и моде, дающие сведения о зарплате и доходах, никогда не ис-пользуются для определения принадлежности к «среднему классу». «Средний класс» не имеет никакого отношения к людям, занимающим в обществе среднее статистическое место ни по имущественному положению, ни по образу, качеству или стилю жизни.

Социальную сущность «среднего класса» весьма точно первым оп-ределил великий Аристотель. Характеризуя античное общество, он отмечал в «Политике», что в нём есть «три класса граждан: очень зажиточные, крайне неимущие и третьи, стоящие в середине», считая при этом, что «средний достаток — из всех благ всего лучше, он рождает в людях умеренность». Отсюда Аристотель делал далеко идущий социальный вывод: «Только там, где в составе населения средние имеют перевес либо над обеими крайностями, либо над одной из них, государственный строй может рассчитывать на устойчивость; не может быть опасения, что богатые, войдя в соглашение с бедными, ополчатся на средних: никогда ни те, ни другие не согласятся быть рабами друг друга; если же они будут стремиться создать такое положение, какое удовлетворяло бы и тех, и других, то им не найти никакого иного государственного устройства, помимо среднего» (Антология мировой политической мысли. — М.: Мысль. 1997. Т. 1. С. 122). Правда, современники восприняли эти рассуждения за дежурную мудрость, а потомки в течение многих веков вообще не нуждались в них.

К идее «среднего класса» заново пришли во второй половине ХХ века. Особенно активно его исследования стали осуществлять в США и Великобритании. Так, в 80-е годы получила широкую известность работа Дж.Голдторпа «Социальная мобильность и классовая структура в современной Британии». Она привлекла внимание прежде всего тем, что в ней была предпринята попытка структуризации самого «среднего класса»: внутри его выделялись верхушка, собственно «средний класс» и «нижний средний класс». Воскрешение аристотелевской идеи о «среднем классе» было вызвано набирающей силу концепцией общества потребления. Впервые она появилась в вышедшей в 1960 году работе У.У.Ростоу о пяти стадиях экономического роста и постепенно стала неотъемлемой частью буржуазной идеологии. Выделение «среднего класса», с одной стороны, использовалось в качестве аргумента в пользу этой концепции, с другой — в качестве центрального звена во всех моделях общества массового потребления.

Теории «среднего класса», кроме идеологических функций, выполняли также заметные социальные функции. Необходимо иметь в виду, что в 70—80-е годы прошлого столетия в США (а затем и в Западной Европе) шёл ускоренный процесс социальной поляризации. В подтверждение авторы приводят следующие данные.

Таблица 1.

Распределение домохозяйств США по уровню годового дохода (в %)

Годовой доход домохозяйств (в долл. 1984 г.)	1970 г.	1984 г.
До 15 тыс. долл.	30,3	32.2
15—35 тыс. долл.	42,2	38,2
Свыше 35 тыс. долл.	27,6	29.6

Советские исследователи той поры справедливо отмечали усиливавшийся процесс поляризации западного общества: «По данным Института проблем городов, с 1980 по 1984 г. средние доходы (с учётом инфляции) самых малообеспеченных 20% семей сократились на 7,1%, причём более половины этого сокращения произошло непосредственно за счёт мероприятий администрации (Р.Рейгана. — Авт.). За это же время доходы наиболее обеспеченных 20% семей выросли на 8,7%» (Современные Соединённые Штаты Америки. Энциклопедический справочник / Под ред. Г.А.Арбатова и др. — М., 1988. С. 227).

Реальная социальная поляризация общества, охватывавшая даже так называемый «золотой миллиард», требовала изощрённой идеологической компенсации. Но искусственное конструирование социальной структуры общества могло быть результативным только при условии, что оно опирается на какие-то реальные социальные процессы, хотя и абсолютизирует их. Такими реальными процессами стали некоторые социальные последствия научно-технической революции. Сотрудники Института США и Канады АН СССР обращали внимание на то, что «увеличилось число занятых нефизическим и умственным трудом, в 1985 году они составляли 55% всей занятой рабочей силы. Среднее образование имеют 75% всех работающих по найму. Увеличивается число представителей новых профессий в новых наукоёмких областях,.. уменьшается количество промышленных рабочих. В то же время увеличивается число занятых в нематериальном производстве (торговля, коммунальное хозяйство, сфера обслуживания и т. д.), в настоящее время здесь сосредоточено около 75% всей наёмной рабочей силы» (там же. С. 229).

Мы не будем здесь касаться, как повлияло новое международное разделение труда на изменение структуры рабочей силы США. Куда важнее обратить внимание на другое — на навязанный в это время идео-логическими средствами (прежде всего — средствами массовой информации) и рекламой миф о принципиальном изменении места потребления в системе ценностей западного мира. Авторы энциклопедического справочника «США» осторожно (и нехотя) признают этот существенный факт: «Между доходами и потреблением обычно существует прямая зависимость. Однако в 70—80-х годах в результате действия ряда экономических и социально-демографических (а также идеологических. — Авт.) факторов картина изменилась. Так, с 1973 по 1983 г. денежные доходы на одного получателя до вычета налогов (в долл. 1984 г.) упали на 19%, а потребительские расходы на душу населения выросли на 15%» (там же. С. 225). Итогом стала получившая массовое распространение идеологема, подмеченная проф. Г.А.Здравомысловым: «Согласно результатам современных опросов в США, подавляющее большинство населения относит себя к среднему классу» (Средний класс // Новая философская энциклопедия в четырёх томах. — М.: Мысль, 2001. Т. 3. С. 631).

Реставрация капитализма в России очень скоро заставила господствующий класс, в руках которого оказались командные высоты в экономике и политике, тоже активно использовать идеологему о «среднем классе». К этому режим и, в частности, систему его идеологического обеспечения побуждали факторы, общие для всей капиталистической системы. Во-первых, объективно обострявшийся в России антагонизм между трудом и капиталом настойчиво требовал поиска каких-то социальных групп, на которые победители 1991—1993 годов могли бы опереться. Во-вторых, потребность вытеснить из духовной жизни молодёжи традиционные (в первую очередь, советские) ценности и заменить их потребительством.

Ещё более важную роль играли факторы, порождённые реставрационной природой нынешнего российского капитализма (аналогичные процессы в той или иной степени были характерны для всех государств, появившихся на пепелище СССР и стран Восточной и Центральной Европы, входивших в мировую социалистическую систему). Такими факторами выступали:

— Ограниченная социальная база установления капиталистического способа производства. Так, проведённое уральскими социологами в 1989 году исследование массового сознания избирателей Свердловской области показало, что оппозиционные настроения были направлены не на ликвидацию социалистического жизнеустройства, а на конвергенцию социалистических основ с теми буржуазными чертами, которые тогда казались обывателю привлекательными (см.: За что мы голосуем. Почтовый опрос избирателей 25-го Свердловского национально-территориального округа. — Свердловск, 1989). А ведь речь идёт о настроениях в регионе, бывшем одним из оплотов «демократов»-ельцинистов.

— Разрушение прежних «средних слоёв». Галопирующая инфляция и шоковая терапия привели к тому, что социальные слои, которые при Советской власти имели имущественное положение, близкое к западноевропейскому и американскому «среднему классу», очень скоро ока-зались малоимущими. Покупательная способность заработной платы большинства российских врачей, учителей, работников культуры, науки, высшего образования до сих пор в 2—3 раза ниже, чем в советскую эпоху.

— Массовая реанимация мелкобуржуазных, мещанских настроений в обществе после контрреволюционного переворота 1991 года и реставрации капитализма в СССР, России, что явилось одной из предпосылок становления социальной базы капиталистического жизнеустройства. Поддержку получали не столько «новые» производственные отношения, основанные на господстве частной собственности, сколько ценности об-щества потребления.

— Высокая социальная мобильность в советском обществе вела зачастую к тому, что смена социального статуса (переход из крестьян в рабочие, из рабочих и крестьян в состав интеллигенции, служащих) не сопровождалась адекватным изменением установок и ценностей. Зачастую люди в такой ситуации, формально повышая свой социальный статус, фактически оказывались маргинальными элементами, утратившими качества, свидетельствовавшие об их принадлежности к прежнему социальному слою или даже классу и не приобретшие новых качеств, типичных для представителей той социальной группы, в состав которой они вошли.

— Катастрофически нараставшая социальная и имущественная по-ляризация общества. «Неравенство доходов нашего населения росло все годы реформ и продолжает расти. Несмотря на позитивную динамику роста средних показателей денежных доходов в «тучные годы», социальная поляризация ввиду форсированного роста самых высоких доходов и зарплат не уменьшилась, а продолжает расти. По данным Росстата, коэффициент фондов (соотношение доходов 10% наиболее и 10% наименее обеспеченного населения) вырос с 8,0 в 1992 году до 13,9 в 2000-м и до 16,7 в 2009 году. По оценкам ИСЭПН (Института социально-экономических проблем народонаселения. — Авт.) РАН, эти показатели значительно выше. Для корректных оценок неравенства, в том числе и с точки зрения международных сопоставлений, надо учитывать, во-первых, располагаемые, а не номинальные доходы, во-вторых, разницу более чем в 2 раза в уровне инфляции для бедных и богатых. С учётом этих факторов социальное неравенство (в значениях коэффициента фондов) оказывается почти в полтора раза выше — сегодня это 23—24 против 16,7 по оценкам Росстата» (Рекомендации по модернизации экономики России. Труды, вып. 1. — М., 2010. С. 21). В результате 200 тыс. семей (0,4% населения РФ) имеют годовой доход, превышающий 30 млн. рублей. При этом выясняется, что 100 тыс. семей россиян (0,2% населения) владеют 70% национального богатства (см.: Нигматулин Р.И., Нигматулин Б.И. Тридцать теорем для России. — М., 2010).

Вероятно, набор таких факторов богаче, но для нас важна не их ис-черпанность, а указание на заинтересованность правящего режима в создании идеологических конструкций о «среднем классе» с учётом специфики капиталистической реставрации в Российской Федерации. Однако в первое десятилетие после буржуазной контрреволюции конструирование «среднего класса» в нашей стране представляло собой скорее возможность, чем действительность. И связано это с тем, что до конца 90-х годов (условно можно говорить о 1998—1999 гг.) в стране сохранялось состояние неустойчивого равновесия. В экономике оно проявлялось в том, что не менее половины продукции создавалось на государственных предприятиях, на которых трудилось не менее половины занятого населения. В политике до выборов Государственной думы третьего созыва было состояние, близкое к паритету между сторонниками и противниками капиталистического жизнеустройства. Неслучайно при голосовании импичмента в Госдуме второго созыва в 1998 году по всем пяти пунктам обвинений более половины депутатов высказывались за то, что президент Б.Ельцин виновен и заслуживает отрешения от своей должности.

Благоприятные возможности для популяризации и даже навязывания российскому обществу идеологемы «среднего класса» появились в «тучные 2000-е». Специфическая экономическая ситуация создала иллюзию, будто РФ присоединилась к мировому сообществу всеобщего потребления. Правда, от этого «средний класс» не стал объективным социальным феноменом, имеющим реальную экономическую природу. Он по-прежнему остался идеологической конструкцией для обеспечения более-менее надёжных подпорок массового сознания, приемлющего капиталистическое жизнеустройство.

Такая ситуация нашла своё убедительное подтверждение в ходе кон-ференции «Стратегия 2020», проходившей по инициативе «партии власти» в ноябре 2008 года. В ней отразилось заметное стремление, в первую очередь, со стороны власти определить социальный слой, который был бы способен выполнять в обществе функцию гаранта стабильности существующей системы. В этом смысле примечательно выступление первого заместителя главы президентской администрации В.Суркова на этом форуме. Он говорил, что существенным достижением последних лет является «появление и становление в России массового, достаточно обширного среднего класса». Этот класс фактически обрёл социальную гегемонию и политическую власть. Политический и идеологический конструктор Кремля убеждён, что в современной России к этой социальной группе можно отнести «собственников обычного жилья, скромных автомобилей, небольших компаний», а также врачей, преподавателей, офицеров, квалифицированных рабочих, сельских специалистов, госслужащих, офисных работников. Сурков уверен, что именно эти профессии, составляющие в совокупности «средний класс», «формируют современную культуру России, наш образ жизни, нашу демократию. Им Россия обязана своими успехами, поэтому основной задачей государства в период спада должно стать сохранение среднего класса».

Надо заметить, что на форуме не было сомнений, что «средний класс» необходим правящему режиму для того, чтобы обеспечивать его устойчивость. Но участники дискуссии не могли определиться, идёт ли речь о реальной социальной группе, или обсуждается некий виртуальный феномен.

Так, руководитель Центра социальной политики Института экономики РАН Е.Гонтмахер обратил внимание на то, что обыденное понимание «среднего касса» как промежуточного слоя между богатыми и бедными опасно своей обманчивостью. Основная часть самопровозглашённых членов «среднего класса» больше похожа на бедных, и 8 лет экономического роста не стали гарантией формирования «среднего класса». Более того, социальные лифты уже не работают.

В то же время, ссылаясь на исследование Института современного развития, председатель правления этого института Юргенс утверждал, что «средний класс» — это около 20% взрослого населения нашей страны. Правда, если считать по европейским меркам, три четверти из них по большинству параметров лишь приближаются к «среднему классу». Убеждённый приверженец капитализма, Юргенс подчёркивал, что он очень разный, наш нарождающийся «средний класс». Но для оратора было куда более важным, что у этого класса он разглядел общее: появился класс-собственник, который одновременно и труженик. Этот конструктор идеологемы уверен, что вместе со «средним классом» появляется гражданин, а не подданный, с ним нельзя не считаться. Контракт с таким гражданином — залог успешного развития государства. Только он может совершить прорыв в инновациях, обеспечит страну качественным и конкурентоспособным товаром.

Участвовавшие в конференции учёные порой проявляли скепсис к то-му, что идеологи режима рекомендуют считать «средним классом». Они обращали внимание на то, что в ядре нынешнего «среднего класса» слишком велика доля бюрократии, усмотрели опасность в том, что «в России средний класс, как и десять лет назад, — служивый, коррупционный и нефтяной». Зато президент Д.А.Медведев по-маниловски уверен, что доля «среднего класса» в России к 2020 году может увеличиться до 60—70 процентов.

Эта научная конференция была примечательна тем, что на ней не скрывались ни идеологическая природа популяризации «среднего класса», ни прожектёрские оценки его возможностей. Правда, надо заметить, что «тучные 2000-е» давали некоторую возможность певцам «среднего класса» утверждать, что и в РФ наблюдается рост численности этой социальной группы, особенно в столице.

В 2006 году специалисты исследовательского центра КОМКОР-TGI обнародовали результаты проведённого ими телефонного опроса 1 000 москвичей, отнесённых ими к «среднему классу». Критериями для попадания в выборку выступали: возраст от 18 до 55 лет (?), месячный заработок около 1 000 долл., средний доход члена семьи не ниже 500 долларов. В группу исследуемых попали люди, являющиеся предпринимателями, руководителями организаций или квалифицированными специалистами. Обязательными условиями, предъявляемыми к членам отобранной группы были наличие в доме не менее пяти предметов из следующего списка: цветной телевизор, видеомагнитофон, видеокамера, два или более автомобиля, фотоаппарат, персональный компьютер, электродрель, фритюрница, радиочасы, вторая квартира или загородный коттедж.

Исследователи наскребли 15% москвичей, подпадающих под эти кри-терии. Они сами вынуждены были отметить, что в Великобритании подобная имущественная группа составляет 55% населения. При этом средний заработок у её представителей там составляет 2 640 долл. (см.:http://www/newsru.com/finans/27jun2006/sredniyklass___print.html).

О заниженной планке критериев, использованных КОМКОНом, свидетельствует и сопоставление с американскими данными. Если предположить, что средняя численность семьи представителей российского (московского) «среднего класса» типична для нашей страны и равна 2,4 человека (таковы данные Росстата), то годовой доход значительной части московской выборки окажется явно ниже американских стандартов, то есть не достигает 15 тыс. долл. в год.

Более того, стремясь надуть размер «среднего класса» в стране, авторы оказались не в состоянии состыковать полученные ими социологические данные. С одной стороны, они утверждают, что «в большинстве своём (?!) «среднеклассовцы» неплохо, по сравнению с обычными москвичами, оценивают своё благосостояние. Им хватает денег не только на еду и одежду, но и на крупную бытовую технику. Об этом рассказали 48% опрошенных. Ещё 41% говорит, что хватает на всё, кроме недвижимости. В то время как среди москвичей таких обеспеченных счастливчиков лишь 16 и 7% соответственно». Однако в этом же исследовании утверждается, что в среднем классе «более 80% имеют собственную квартиру, причём по статистике в среднем на одного москвича среднего класса приходится 2,35 комнаты, в то время средний москвич может похвастаться лишь 1,99 комнаты на человека». К тому же, по данным этого же издания, благодаря «среднему классу» «аренда жилья в Москве — самый выгодный бизнес на рынке недвижимости».

Странноватая для «среднего класса» вырисовывается картина. Принципиальным качеством «среднего класса» (и в этом надо согласиться с Юргенсом) является то, что это класс-собственник. Это не значит, что он весь вовлечён в предпринимательскую деятельность, но его образ жизни, его ценности — частнособственнические. К тому же в нынешних реалиях доминирующий способ иметь жильё — покупка его на рынке. Но 41% представителей «среднего класса» не обладает для этого необходимыми средствами. И удивляться тут нечему, так как даже на приобретение жилья с помощью ипотеки средства имеет не более 11% граждан РФ. Судя по данному социологическому опросу, 59% лиц, относимых аналитиками к «среднему классу», скорее уже имеют жильё, чем, имея деньги для его приобретения, откладывают его покупку. Но часть этого жилья тем, кто выдаёт себя за «средний класс», досталось по наследству, а родителями была получена бесплатно в советские годы. Его наличие не может рассматриваться в качестве имущественной составляющей, которая характеризует принадлежность лица к «среднему классу».

Ещё проблематичнее ситуация 20% лиц, обследованных КОМКОНом: они отнесены этой компанией к «среднему классу», несмотря на отсутствие у них жилья. Думается, такое отнесение их к данной социальной группе является явно произвольным, противоречащим международным стандартам.

Представляется, что не только в массовом сознании, но и в научном сообществе происходит подмена понятий: нам пытаются выдать за «средний класс» социальную группу российского общества, которая, с одной стороны, приняла стандарты общества массового потребления, с другой — имеет имущественные возможности хотя бы частично их реализовывать в своей повседневности. Именно об этом в первую очередь свидетельствует, например, такая оценка образа жизни московского «среднего класса», данная социологами: «Наш средний класс о будущем не слишком задумывается. Он с азартом тратит деньги, не делая «заначек» на старость».

Неудивительно, что фиксируемые социологами черты российских приверженцев потребительства («группы массового потребления») заметно отличаются от признаков, присущих «среднему классу» на Западе. Отличия эти связаны не с «российским менталитетом», на что указывают аналитики, а с сопоставлением нерядоположенных явлений. «Мы не умеем и не любим экономить. Никому не доверяем своих денег, ни банкам, ни частным фондам… И, наконец, мы до сих пор не утолили своего потребительского голода. В результате тратим деньги здесь и сейчас. А на Западе у людей не так много денег. Они повязаны кредитами, платят высокую арендную плату за жильё, делают большие отчисления на пенсионное страхование. Там средний класс не шикует, зато безболезненно встречает старость» (там же).

Впрочем, подобная подмена в аналогичных исследованиях не слу-чайна: уже отмечалось, что само вычленение «среднего класса» в структуре буржуазного общества было вызвано навязыванием потребительских ценностей как доминанты его бытия. Вот и в исследовании, на которое мы ссылаемся, в качестве основных признаков «среднего класса» выбраны даже не характеристики имущественного положения, а атрибуты потребления: цветной телевизор, компьютер, фотоаппарат и даже фритюрница и радиочасы. Примечательно, что о названных в этом ряду второй квартире или загородном коттедже при реальном отнесении к «среднему классу» авторы и не вспоминают. В их модели «среднего класса» каждый десятый его представитель живёт в коммуналке.

Кризис фактически показал отсутствие «среднего класса» как стабильной социальной группы российского общества. Исследователи, за-нятые поиском «среднего класса», нашли его, как уже отмечалось, прежде всего среди менеджеров, предпринимателей и высококвалифицированных специалистов. Экономический кризис выпихнул в армию лишних людей каждого девятого предпринимателя (115 тыс.), занятого в основном в среднем бизнесе. Без работы остался каждый двенадцатый менеджер (руководитель организации, предприятия или их структурного подразделения), а это 40 тыс. человек. Причём в это число не входят заместители руководителей и прочие менеджеры «средней руки», а их счёт идёт на сотни тысяч. Что касается специалистов высшей квалификации, то их численность за два кризисных года сократилась примерно на 335 тыс. человек. Таким образом «средний класс» под воздействием кризиса ужался примерно на миллион человек. Это значит, что около 30% пополнения армии безработных, вызванного экономическим кризисом, составили представители «среднего класса». Это даёт основание утверждать, что последние 20 лет опровергают рассуждения о перспективности «среднего класса» в Российской Федерации.

В условиях реставрации капитализма главной задачей режима является формирование класса «стратегических собственников». Без него была бы невозможна победа производственных отношений, основанных на господстве частной собственности. Эта объективная ситуация отодвигает на периферию формирование «среднего класса», несмотря на то, что без него капитализм не имеет надёжного социального фундамента. А если к этому добавить, что новая буржуазия, включающая представителей как крупного, так и среднего капитала, не в состоянии освоить доставшиеся ей от советского социализма производительные силы, то режим реставрации капитализма может вообще не добраться до решения задачи формирования «среднего класса».

В современных российских условиях «средний класс» превращается в миф не только в силу методологических аспектов, но он останется виртуальным и в практическом плане. Из-за низкого жизненного уровня населения Российской Федерации в обществе нет социальной базы не только для выращивания «среднего класса», но и для активной пропаганды его образа.

Наконец, мировая история убедила в том, что даже при государственной поддержке «среднего класса» он не может оставаться стабильным. В конечном счёте, он является не чем иным, как составной частью мелкой буржуазии, а она, как подметила ещё в начале ХХ столетия Р.Люксембург, постоянно подвергается скашиванию. Оставаясь более-менее постоянной численно, она характеризуется постоянно меняющимся пер-сональным составом. Обратимся к данным Росстата. В 2010 году в РФ было впервые зарегистрировано более 440 тыс. организаций. За это же время в стране было ликвидировано 210 тысяч организаций. Выходит, на каждых два новых хозяйствующих субъекта приходится один субъект, который сходит с экономической дистанции (см.: http://www.gks.ru/bgd/regl/b11_01/Main.htm).

Таким образом, «средний класс» — это не только идеологический, но и экономический миф. Корректно говорить о мелкой буржуазии — её социальном составе, интересах, политической идеологии, образе жизни и т. д. Этот класс имеет ясные объективные предпосылки своего существования и критерии его вычленения в обществе. Что касается «среднего класса», то это — явление виртуальное, которое используется по преимуществу в виде буржуазной идеологемы.

Версия для печати