В.А.Бударин. Социализм - наше будущее

Повторно вышла в свет монография известного учёного, доктора экономических наук, профессора Феликса Наумовича Клоцвога «Социализм: Теория, опыт, перспективы»» (изд. 2-е, перераб. и доп. — М.: Изд-во ЛКИ, 2008. — 200 с.). Книга имеет пояснительный подзаголовок: «Размышляя о марксизме». Это неслучайно. Автор широко известен как последовательный защитник и пропагандист экономической теории марксизма-ленинизма, неординарно, как правило, творчески решающий рассматриваемые проблемы.

Уважаемый профессор видит одну из своих главных задач в том, чтобы опровергнуть погудки лжеучёных — приспособленцев советского и нынешнего времени, будто марксизм оказался полностью несостоятельным и окончательно устарел. В отличие от фальшь-пророков и некоторых заблудших деятелей науки, растерявшихся под напором антикоммунизма, автор убеждён в противоположном. «Думается, — пишет он, — что всё произошедшее в нашей стране и в мире за последние десятилетия не только не опровергает, но, напротив, полностью подтверждает марксистско-ленинскую теорию. Марксизм-ленинизм был и остаётся единственно научной методологией познания окружающего мира. Эта методология — столбовая дорога процесса человеческого познания, и всякие попытки свернуть с неё неизбежно заводят в тупик» (С. 6).

Автор убеждён, что ХХI век станет эпохой окончательного торжества социализма на Земле в результате революционной борьбы трудящихся за свои экономические и политические права. Но для этого необходимо «преодоление того страшного идейно-теоретического разброда, который царит сегодня в массовом общественном сознании» (С. 6). Успешное решение данной задачи он видит только на основе теории и методологии марксизма-ленинизма. При этом Ф.Н.Клоцвог справедливо рассматривает марксизм-ленинизм «не как набор цитат из классиков, а как теорию развивающуюся, непрерывно обогащающуюся новыми знаниями о развитии природы и общества, новыми фактами реальной действительности» (С. 6—7). Поэтому сама жизнь, по его мнению, настоятельно требует внесения в марксистско-ленинскую теорию социализма новых положений и выводов.

Таковы важнейшие моменты авторского подхода, которым он следует на протяжении всей книги. На мой взгляд, не все его суждения бесспорны. Но в любом случае они заслуживают внимания и рассмотрения.

Основные противоречия эпохи. Работа открывается главой, освещающей данную проблему. В ней рассматривается состояние современной мировой цивилизации, её главные конфликты, пути их разрешения. Эта начальная, довольно краткая, запевка книги весьма важна. Она обосновывает неизбежность крушения мировой капиталистической системы и историческую необходимость перехода к социализму. В целом автор успешно справляется со своей задачей. Им даётся обобщённая характеристика сущности капитализма, его исторических достижений, перерастания в стадию империализма, возникновения и развития общего кризиса капиталистической системы. Профессор акцентирует внимание читателя на основных конфликтах современного мира. На последнем моменте остановимся несколько подробнее. Всего в книге упоминается шесть конфликтов в качестве основных.

Первым и ключевым конфликтом автор справедливо считает противоречие между общественным характером труда (правильнее было бы сказать «производства». — В.Б.) и частным характером присвоения его результатов. В книге подчёркивается классовая сущность данной коллизии. «Именно частновладельческое присвоение, — отмечает Ф.Н.Клоцвог, — является глубинной причиной нарастающего в мире неравенства. При этом неравенство внутри стран и неравенство между странами — это органически взаимосвязанные процессы. Развитые капиталистические страны постарались ослабить внутреннее неравенство за счёт усиления неэквивалентных отношений с другими странами мира. В результате классовое противоречие воплотилось в противостояние развитых капиталистических стран и стран остального мира» (С. 16). Сохранение и господство частной собственности на большей части планеты стало сегодня главным тормозом человеческого прогресса, заключает автор. Остальные из числа названных важнейшими конфликтов являются, по существу, производными от первого.

Таково «нарастающее несоответствие между непрерывно растущим потреблением человеческого общества и реально имеющимися мировыми ресурсами» (С. 17). Нельзя не согласиться с автором относительно того, что исчерпание многих необходимых современной промышленности ресурсов на фоне «сверхпотребления» развитых (империалистических) стран, где огромную долю занимает удовлетворение неумеренных потребностей паразитических классов, где сверхвелики расходы на конкуренцию и рекламу, на содержание силовых структур, подчёркивают нерациональность капиталистических порядков и системы в целом, обусловливают необходимость их замены новым общественным строем.

Не вызывают сомнения и рассуждения профессора о нарастающем противоречии «между научно-техническим прогрессом и духовно-нравственным развитием общества» (с. 18). Вне всякого сомнения, буржуазное использование научно-технического прогресса ведёт, как и во времена К.Маркса, к превращению работника в придаток машины. Дело нисколько не меняется от того, что некогда такой машиной был ткацкий или токарный станок, а ныне на первое место всё более выдвигается техника, управляемая с помощью компьютера.

Бесспорен и конфликт личности и общества (см.: С. 21). Господствующая в капиталистическом мире идеология индивидуализма, объявляя свободой личности свободу от обязанностей перед обществом, провозглашая «право силы», право на эксплуатацию чужого труда, заводит человечество в тупик. Ф.Н.Клоцвог отстаивает единственную привилегию сильного — отдавать обществу значительно больше других. Данное требование он особо относит к представителям творческого труда. Это, разумеется, совершенно справедливо.

Однако аргументация вызывает возражения. Автор утверждает: «Интеллектуальный труд не может редуцироваться, приводиться к простому физическому труду. Поэтому говорить об эквивалентном возмещении интеллектуального, творческого труда просто бессмыспенно» (С. 21). Прежде всего, отметим, что редукция (т. е. сведение сложного труда к простому) — явление относительное. В частности, процесс редуцирования в огромной мере определяется характером господствующего общественно-экономического строя, существенными особенностями собственности на средства производства, обусловливающими существование или принципиальное отрицание экс-плуатации человека человеком. Поэтому не случайно многие представители творческого труда при капитализме могут стать миллионерами и даже миллиардерами, а при социализме, отдавая обществу многократно (подчас тысячекратно) больше других, они имеют несколько более высокие доходы, обеспечивающие разумные потребности, исключающие «сверхпотребление», превращение их в рантье, стригущих купоны.

Профессор выдвигает также положение, что «противоречие между ин-тернационализацией (глобализацией) общественной жизни и ростом национализма в современном мире обострилось до предела и содержит в себе серьёзную опасность». Он пишет: «Обостряющаяся борьба транснациональных корпораций за мировые ресурсы сопровождается подавлением национальной самобытности и национальной культуры, что вызывает естественную ответную реакцию» (С. 19). Автор подчёркивает, что «уродливым проявлением капиталистической глобализации является рост международного терроризма» (С. 20).

Данные тезисы представляет собою не вполне точное переложение давно известного в теории марксизма-ленинизма противоречия между системой империалистических государств и его «банановой» (колониально-сырьевой) периферией. Как известно, после крушения колониальной системы в её классическом виде в результате разгрома фашизма во Второй мировой войне колониализм не только не умер, но сохранился, приняв внешне новые, более «цивилизованные» формы. Это обстоятельство обусловливает непрерывно растущее и крепнущее национально-освободительное движение. И оно отнюдь не сводится к борьбе за национальную самобытность в сфере культуры и уж тем более к проблеме международного терроризма. Речь идёт прежде всего об уничтожении ненавистного колониального ярма и колониального грабежа, об экономической независимости, о политическом суверенитете. Жаль, что при характеристике данного противоречия это обстоятельство осталось за пределами внимания автора.

В непосредственной близости к рассмотренному вопросу стоит и включение Ф.Н.Клоцвогом в число основных противоречий современного мира конфликта «между религиозным фундаментализмом и научным материалистическим мировоззрением» (С. 20). В усилении религиозности во всем мире, в том числе религиозности исламской, он не без оснований усматривает падение роли научного знания, распространение всякого рода мракобесия, усиление вмешательства религиозных институтов в дела государства и светского образования, в дела армии и других силовых структур. Все эти негативные моменты, безусловно, имеют место. Но существует и иная, не менее существенная, сторона дела. Из далекой истории и современных событий хорошо известно, что освободительная борьба классов и целых народов за свои экономические и социальные права нередко приобретает религиозную оболочку. Таким было буржуазное движение протестантизма в средневековой Европе. А, к примеру, в ХХ веке свержение векового английского владычества в Иране приняло форму исламской революции. И сегодня мусульманские институты в этой стране поддерживают прогрессивные позиции Ахмадинежада. Как видим, одностороннюю оценку современного клерикализма вряд ли можно считать правильной.

В заключение вопроса о рассмотрении основных конфликтов современного мира нельзя не упрекнуть автора в том, что им упущены из виду и никак не охарактеризованы антагонистические противоречия между странами так называемого золотого миллиарда, то есть между империалистическими державами. Данные противоречия не только не исчезли сегодня, но сильно обострились после разрушения социализма в СССР и восточноевропейских странах.

Нельзя не сказать и ещё об одном, на мой взгляд, упущении Ф.Н.Клоцвога. Среди современных разладов мирового сообщества им не названо противоречие между империализмом и реальным социализмом. По сравнению с основным периодом ХХ века данное противоречие, разумеется, существенно видоизменилось. Роль, скажем, КНР как ведущей социалистической державы сегодня во многом иная, нежели роль СССР до его разрушения. Однако само по себе указанное противоречие сохраняет свою силу и не может быть проигнорировано.

Социализм как система. Много места уделено в книге размышлениям о собственно социалистической системе, её аналитическому исследованию. Несомненное достоинство работы состоит в том, что в соответствии с марксистско-ленинской методологией автор подходит к социализму как к социально-экономической формации, возникающей в результате общественно исторического процесса. «Глубокое понимание исторических процессов может дать, — по убеждению автора, — только формационный подход, рассматривающий историю как последовательно меняющуюся систему общественных отношений людей под воздействием развития производительных сил человеческого общества» (С. 28). В связи с этим он категорически отвергает взгляд на историю с позиций смены различных цивилизаций по этнокультурному признаку, поскольку он не отражает главную суть, определяющие факторы общественных процессов.

При этом в соответствии с концепцией, некогда выдвинутой учёными-марксистами Германской Демократической Республики, автор не рассматривает социализм как первую фазу коммунизма. Он убеждён в том, что социалистическое общество составляет самостоятельную формационную ступень в прогрессе человечества. На мой взгляд, данный подход имеет право на существование. К тому же он ничуть не мешает анализу ранее существовавшего и ныне сохраняющегося реального социализма, равно как и рассмотрению перспектив его развития. Однако же такое понимание должно быть не просто заявлено, но и, хотя бы кратко, теоретически обосновано. Без этого озвученная позиция звучит декларативно и не совсем убедительно.

Отличительные черты производительных сил социализма, опирающихся на общественную собственность на средства производства, Ф.Н.Клоцвог видит не просто в высоком уровне концентрации, электрификации, механизации, автоматизации, химизации производства. Эти качественные характеристики мы наблюдаем и в современном капитализме. Социализму, помимо этого, присуще формирование общенациональных технических систем: энергетических, транспортных, коммуникационных, информационных. Такие отраслевые и межотраслевые системы на плановой основе образуют единый народнохозяйственный комплекс. На мой взгляд, выделение данного обстоятельства на первый план имеет важное значение. Оно выявляет одно из принципиальных отличий социализма от капитализма, где энергетика, транспорт, коммуникационное и информационное обслуживание раздроблены между конкурирующими компаниями, что решительно препятствует созданию технических систем национального масштаба, а тем более, формированию единого народнохозяйственного комплекса. Благодаря этому, исторически сложившийся социализм в СССР и других странах, имея первоначально материально-техническую базу, уступающую развитым капиталистическим странам, вырвался на самые передовые технические позиции. Советский Союз за какие-нибудь десять лет прошёл путь, на который Запад потратил добрые 100 лет.

Вместе с тем производительные силы реально существовавшего и ныне сохраняющегося социализма, отмечает автор, не успели превратиться в ту высокую форму, которую В.И.Ленин называл «единой конторой, единой фабрикой». В условиях единого народнохозяйственного комплекса сохраняется относительная техническая обособленность отдельных предприятий. Преодоление такого состояния, по мнению профессора, возможно лишь на стадии коммунизма в результате «технического сращивания предприятий». Итоговым следствием такого процесса станет перерастание единого народно-хозяйственного комплекса в нечто более высокое и совершенное. Это нечто Ф.Н.Клоцвог называет «единым технико-технологическим комплексом», вводя, таким образом, в оборот новое научное понятие (см.: С. 38). Это, безусловно, законное право автора. Вопрос лишь в том, насколько точно оно отражает существо дела. На мой взгляд, недостаток определения предлагаемой категории в том, что оно сводит весьма сложный многосторонний процесс всего лишь к технико-технологическим проблемам, не учитывает проблем экономических и социальных. Думается, что правильнее было бы вести речь о едином технико-технологическом и социально-экономическом комплексе.

Если же возвратиться от далёких перспектив коммунизма к дням недавнего прошлого, придётся заметить в свете сказанного, что преимущества плановой организации производительных сил спасло страну в суровые военные годы. Производственный потенциал СССР технически не превосходил возможности гитлеровской Германии и оккупированной ею Европы, а уступал им. Однако примерно к середине Великой Отечественной войны Советский Союз производил больше вооружений и более высокого качества, что и стало важнейшим фактором Победы. К сожалению, это великое преимущество социализма в дальнейшем было использовано не лучшим образом партийным и государственным руководством. И что мы имеем сегодня в стране возрождённого капитализма? Не только разваленный народнохозяйственный комплекс, но и разрушенные отраслевые и межотраслевые технические системы, упадок промышленного производства, полную неконкурентоспособность российской промышленности на внешнем и внутреннем рынках.

Автор справедливо подчёркивает, что господство общественной собственности создает принципиально новую ориентацию производства при социализме. «Непосредственной целью производства, — указывается в работе, — становится не получение прибавочного продукта и прибыли, как при капитализме, а удовлетворение материальных и духовных потребностей общества. Распределение по капиталу, играющее определяющую роль при капитализме, уступает место распределению по количеству, качеству и эффективности труда» (С. 29). В СССР жизненный уровень народа неуклонно повышался, как путём роста заработной платы, так и особенно с помощью растущих из года в год фондов общественного потребления.

Иное дело в наше время. Возрождённая победившей контрреволюцией алчная погоня за прибылью стала во главу угла распределения общественного продукта. Возродились эксплуатация человека человеком, массовая безработица, нищета широких народных масс. И всё это на фоне жирующих олигархов, хищнически эксплуатирующих жульнически доставшееся им народное достояние, переводящих миллиардные прибыли в заграничные банки и фирмы, расходующих их на приобретение роскошных вилл и яхт, либо прожигающих их в разного рода куршавелях.

Следуетобратить внимание читателя и на такую особенность производительных сил социализма, отмечаемую в книге, как принципиальное повышение роли творческого интеллектуального труда в процессе производства. Данный вид труда ещё не становится главной определяющей формой. Это возможно только при коммунизме. Но качественное возрастание творческого характера труда имеет место уже при социализме.

Благодаря общественной собственности, работники, особенно их передовая часть, осознают общественную значимость личного труда. И всякий, кто способен объективно видеть советскую эпоху не могут не оценить её достижения в сфере образования народа, успешную работу учёных, инженеров, рабочих высшей квалификации в создании новой техники, в историческом прорыве в космические дали. Всё это особенно заметно на фоне всеобщего развала сферы науки и образования в наше злополучное время. Несколько миллионов детей не посещают школу, некоторые призывники приходят на военную службу, не умея читать и писать, средства массовой информации переполнены сообщениями о закрытии школ, вузов, конструкторских бюро, научно-исследовательских институтов.

Социалистическая собственность. Интерес представляют взгляды автора на социалистическую собственность. Он считает, что основной её формой является собственность общенародная. В сравнении учебниками и монографиями советских времен, когда общенародная и государственная собственность отождествлялись, в такой постановке вопроса не было бы ничего нового, если бы не само толкование данного понятия. Но, прежде всего, вызывает несогласие трактовка автором государственной собственности. Поскольку государственная собственность, отмечает он, имеет место в современном капитализме, а также существовала и в античную эпоху, данное понятие «ни о чем не говорит» (см.: С. 48). Иными словами, по своей сути оно бессодержательно и к социализму фактически неприменимо. Но вслед за этим профессор, противореча самому себе, констатирует, что существуют такие вполне содержательные понятия, как «буржуазная государственная собственность» и «собственность рабовладельческого государства». На этом он останавливается, забывая сказать, что миру известно также такое вполне содержательное понятие как «социалистическая государственная собственность», принципиально отличная от госсобственности других формаций. И эта забывчивость не случайна. Он фактически отрицает существование государственной собственности при социализме. Но c таким ходом рассуждений трудно согласиться, он влечёт за собою нагромождение ряда искусственных построений.

Трактовка автором сущности социалистической собственности представляет собою причудливый симбиоз экономических и юридических категорий, где объективные понятия политэкономии переплетаются с правовыми, носящими обычно волевой характер, ибо право есть, как известно, хотя и опирающаяся на объективные условия, но всё-таки возведённая в закон субъективная воля господствующего класса. Ф.Н.Клоцвог полагает, будто обществу в целом принадлежит право владения средствами производства, государству — право распоряжения, а трудовому коллективу — право пользования ими. Чтобы уйти от смешения объективного с субъективным он пытается придать правовым понятиям объективный экономический смысл. Так, право владения, по его мнению, определяет при социализме верховного собственника («общество в целом»). Правом распоряжения обладает государство, принимающее стратегические решения в отношении объекта собственности. Наконец, право пользования принадлежит трудовому коллективу, присваивающему результаты функционирования такого объекта.

Данная схема, несмотря на внешнюю логичность и привлекательность, имеет ряд существенных изъянов. Главный из них, по нашему мнению, в том, что при социализме «общество в целом» не является экономическим фигурантом, не обладает экономическими функциями и не является носителем собственности. Оно лишено субъектной идентификации и никаких правовых или экономических органов не имеет. Такая идентификация возникнет лишь после отмирания государства, когда на смену ему придёт общественное самоуправление. Следовательно, общество в целом в условиях социализма не может быть ни «верховным», ни каким-либо иным собственником. В роли собственника и распорядителя выступает социалистическое государство, хотя бы уже потому, что национализация крупной частной собственности стратегического значения означает ничто иное, как передачу соответствующих средств производства в собственность именно государства. И принять их в своё лоно способен только такой властный политический институт как социалистическое государство, но отнюдь не абстрактное «общество в целом», которое не обладает необходимыми для этого полномочиями.

Всё это явственно отражается в функциях государства. И об этом совершенно правильно пишет сам автор: «Главной функцией социалистического государства становится хозяйственно-организаторская функция — стратегическое управление воспроизводственным процессом в целях наиболее полного удовлетворения текущих и перспективных потребностей общества на основе рационального использования обобществлённых средств производства» (С. 43). Добавим к этому, что социалистическое государство наряду с трудовым коллективом выступает и в роли пользователя. Оно обладает правами на определённую долю, созданного коллективом прибавочного продукта и в случае необходимости безвозмездно финансирует расширенное воспроизводство, реконструкцию предприятий и т. п. из средств централизованного дохода. И это нисколько не противоречит тому, что государство «не вмешивается в оперативно-хозяйственную деятельность трудовых коллективов, предоставляя им широкую хозяйственную самостоятельность» (С. 49—50). Словом, авторское «ноу-хау» в виде механического подключения юридических категорий к политэкономии социализма, лично у меня, вызывает большие сомнения и принципиальные возражения.

Теперь о категории «общенародная собственность», которая в советские времена, как правило, отождествлялось с государственной собственностью. Автор возражает против такого отождествления. В этом с ним нельзя не согласиться, но отнюдь не потому, что она якобы достояние общества в целом, а не собственность государства.

Мне представляется, что данную категорию следует рассматривать в её генезисе.

При таком подходе на этапе раннего социализма госсобственность на средства производства представляет собою наиболее зрелый вид общественной социалистической собственности, наряду с такими менее развитыми её видами, как государственно-кооперативные, артельно-товарищеские, народно-групповые предприятия. По мере перехода к зрелой стадии социализма все эти виды общественного достояния превратятся в единую общенародную собственность. Сохраняющаяся на ранней стадии социализма частная собственность отомрёт в ходе обобществления производства. Иными словами, общенародная собственность характеризуется тем, что она едина и всеобща для всего экономического строя. На стадии раннего социализма эта ступень ещё не достигается. Поэтому говорить о господствующем положении общенародной собственности, считать её основной формой, на мой взгляд, преждевременно. Она существует пока что в эмбриональном, то есть неразвитом состоянии, принимая форму государственной собственности, которая действительно занимает господствующее положение. Для раннего социализма можно употреблять понятие «общенародная собственность», только оговаривая указанные обстоятельства.

Государственноесоциалистическое предприятие в этих условиях обладает определённым набором экономических функций и юридических прав. Несомненно, точен Ф.Н.Клоцвог, утверждая, что в социалистическом обществе «важной формой народовластия является самоуправление трудовых коллективов»(С. 43). При этом вполне резонно отмежёвывается от крайностей в понимании самоуправления. Он не приемлет представлений о госпредприятиях как о полностью самостоятельных товаропроизводителях, равно как и о лишённой всякой самостоятельности составной части некоей чисто технократической вертикали. Первые ведут нас в правооппортунистический капкан «рыночного социализма», вторые — загоняют в дебри леводогматического произвола.

При этом, по мнению автора, абсолютно неприемлема любая передача государственных средств производства в собственность коллективов предприятий. «Такое понимание самоуправления, — убеждён он, — лежит в основе концепции рыночного социализма. Оно практически сводит на нет общенародный характер собственности на основные средства производства. Как известно, практическая реализация такой концепции самоуправления в Социалистической Федеративной Республике Югославия показала свою несостоятельность и привела к тяжёлым экономическим и политическим последствиям» (С. 50).

Что можно сказать по этому поводу? Во-первых, к сожалению, любой оппонент вполне резонно может ответить, что и советский вариант, вполне укладывающийся в очерченные автором рамки, также не избежал тяжёлых экономических и политических последствий. Словом, данный аргумент не работает. Во-вторых, во многих отраслях промышленности, не относящихся к числу стратегических, то есть не определяющих экономическое развитие, вполне уместно существование народных предприятий, собственниками которых способны быть трудовые коллективы. Они вполне соответствуют понятию кооперативных предприятий, которые были в Советском Союзе и относились к категории промысловой кооперации. Их Н.С.Хрущёв искусственно и крайне несвоевременно «огосударствил», включив в системы лёгкой, пищевой промышленности и торговли. Существенная ошибка была допущена и в сфере колхозной системы, где кооперативные отношения оказались в силу ряда объективных и субъективных факторов недостаточно развернуты, а самостоятельность сельскохозяйственной артели существенно ограничена. Анализ ошибок и заблуждений советского периода, а также конкретный опыт сохранившихся социалистических стран, свидетельствуют, что несостоятельна не только идея «рыночного социализма», но и идея преждевременного обобществления и огосударствления всего и вся. И вполне резонно Программа КПРФ видит социализм ХХI века свободным от такого рода недостатков.

Ступени социализма. Сказанное подводит нас к рассмотрению вопроса о раннем социализме, который в последнем двадцатилетии получил статус одного из самых обсуждаемых в научных кругах социалистической ориентации. Выше мною неоднократно упоминалось данное состояние социалистического общества. Теперь необходимо его рассмотреть в свете анализа авторской концепции, тем более что Ф.Н.Клоцвог относится к числу тех, кто активно использует идею раннего социализма применительно к советскому обществу и становлению социализма вообще. На двухстах страницах рассматриваемого издания разговор о раннем социализме мне удалось обнаружить в пяти случаях. При этом всякий раз речь, как правило, идёт о том, что руководство советского общества не сумело обеспечить переход от раннего социализма к более высокой ступени, которая якобы уже назрела, но осталась за бортом экономического и социального развития.

Приведём одно из высказываний. Автор пишет: «…По своему организационно-экономическому характеру производительные силы, сформировавшиеся в единый хозяйственный комплекс, уже адекватны новым общественным отношениям, что создаёт объективную возможность их быстрого развития. В условиях раннего социализма производительные силы и производственные отношения были взаимно адекватными. Однако дальнейшее развитие социалистического общества и дальнейший прогресс производительных сил требовал перехода к новой, более высокой ступени социалистических общественных отношений. К сожалению, такой переход своевременно не был осуществлён, что в конечном счёте стало главной внутренней причиной разрушения СССР и его общественной системы» (С. 40). В последующем данный тезис дополняется следующей фразой: «Вместо этого началась бессмысленная идеологическая трескотня о том, что якобы мы уже перешли в стадию развитого социализма» (С. 106).

Действительно, «бессмысленная идеологическая трескотня» по поводу «развитого социализма» имела место, что отражало крайне низкий уровень теоретического мышления руководителей КПСС и Советского государства 60—80 годов прошлого столетия. Всё это, бесспорно, стало одной из причин крушения социализма и общественной системы СССР. Однако, на мой взгляд, неправильно предполагать, что «главная внутренняя причина» разрушения Советского Союза сводится тому, что не был своевременно осуществлён переход от раннего социализма к развитому. Автор же придерживается именно данной точки зрения. Он убеждён, что такой переход был в то время возможен. Но тут он явно выдает желаемое за сущее. Имелась ли объективная возможность такого перехода?

Чтобы дать строго научный ответ на такой вопрос, необходимо рассмотреть проблему объективных критериев применительно к понятиям «ранний социализм» и «развитой (полный, по В.И.Ленину. — В.Б.) социализм». Среди этих критериев одним из главных, если не самым главным, является экономический. Ф.Н.Клоцвог такой критерий выдвигает. Для него сформировавшийся единый народнохозяйственный комплекс есть признак раннего социализма, поскольку его производительные силы адекватны общественным отношениям (см.: С. 40). При этом единый комплекс по понятным причинам одновременно адекватен отношениям и «более высокой ступени социалистических общественных отношений» (там же). Иными словами, достаточно создать единый народнохозяйственный комплекс и беспрепятственный переход к развитому социализму сам по себе обеспечен.

Как видим, тут в основу положен организационно-экономический принцип функционирования производства при социализме. Это, конечно же, весьма важное обстоятельство, которое, как уже говорилось, свидетельствует об огромных преимуществах социалистического общественного строя перед буржуазным. Оно даже при более низком по сравнению с капитализмом уровне развития производительных сил позволяет достигать крупных успехов и побед. Однако данный фактор не является главным для перехода в более высокую стадию развития. Он имеет место как в раннем, так и в зрелом социализме. При этом его специфика, характер и масштабы определяются уровнем развития производительных сил. Разумеется, он оказывает обратное позитивное влияние на производительные силы, но всё же в конечном счёте эффективность социалистического народнохозяйственного комплекса определяется именно производительными силами.

Ввиду сказанного выдвинутый критерий, на мой взгляд, является спорным. Его порок в том, что он не содержит точного мерила раннего и зрелого социализма. Иными словами, он не может быть не только критерием достижения реального полного (развитого, зрелого) социализма, но и не указывает относительно точный момент, с которого начинается переход к нему. Согласно концепции Ф.Н.Клоцвога, такой переход мог быть осуществлён в советское время, но своевременно это сделано не было (см.: С. 35, 40). Отсюда-де и все беды нашего Отечества и нашего народа. Но так ли это? Попытаемся разобраться. Но сначала придётся немного отклониться от заявленного разговора.

Дело в том, что вопреки первоначальному заявлению о соответствии на этапе раннего социализма между производительными силами и производственными отношениями (см.: С. 40), автор, спустя полсотни страниц, заявляет нечто противоположное. Он выдвигает тезис, что в СССР «конкретные формы общественных отношений, свойственные раннему социализму, исчерпали себя и начали тормозить дальнейший рост производительных сил и общественный прогресс в целом» (С. 106). В столь глобальном виде данный тезис не может считаться правильным. И в самом деле, такие коренные особенности социализма, как общественная собственность на средства производства, уничтожение эксплуатации человека человеком, изживание экономических кризисов и безработицы, внедрение общественных фондов потребления, развёртывание социалистического принципа распределения по количеству и качеству труда существуют на всём временнóм пространстве социализма, в том числе и на ранней его стадии. Как таковые данные «конкретные формы» устареть не могли. С автором можно согласиться лишь частично, имея в виду методы конкретного использования указанных форм.

Теперь вернёмся к заявленной теме. На мой взгляд, ранний социализм потому и называют ранним, что его производительные силы, будучи организованы и используемы принципиально иначе, нежели при капитализме, остаются по своему технико-технологическому уровню в рамках, достигнутого развитыми капиталистическими странами. И в силу победы социалистической революции первоначально в странах ниже среднего экономического уровня эти производительные силы оказываются менее развитыми, чем в главном буржуазном зарубежье. Именно так было в Советском Союзе и в большинстве социалистических стран. И даже гигантский скачок СССР от отсталости к прогрессу не поднял нашу страну выше планки мировых производительных сил. Это, естественно, не проходит мимо внимания автора. И он совершенно справедливо отвергает формально-логический вывод, будто в СССР не существовало материально-технической базы социализма, а США были ближе к социалистическому строю чем наша страна. Отсюда и выдвинутый им тезис, что главной особенностью производительных сил социализма является создание единого народнохозяйственного комплекса (см.: С. 36—37).

Но Ф.Н.Клоцвог упускает из виду то обстоятельство, что материально-техническая база СССР была материально-технической базой раннего социализма. То же самое относится, как уже говорилось, и к единому народнохозяйственному комплексу. Одна из главных особенностей раннего социализма состоит в том, что он развивается на основе производительных сил, специфичных для буржуазного общества. Поэтому в случае перехода власти в руки врагов социализма они в состоянии вновь ввести частную собственность, переиначить социалистическую организацию производства на свой манер, восстановить раздробленность, расчленить хозяйственные процессы, возродить капиталистическую эксплуатацию. Иными словами, ранний социализм не исключает возможности капиталистической реставрации, что, к сожалению, и произошло с нашим Отечеством.

Иное дело производительные силы полного социализма. По своему характеру и уровню они не могут допускать ни малейшей возможности использования их буржуазией или преобразования на капиталистический лад. Производительные силы зрелого социализма должны полностью исключать возможность капиталистической реставрации. Аналогичные факты истории известны. Так, когда капитализм создал индустриальное производство, машинную технику, первоначально снабжённую паровым двигателем, возврат к феодальному средневековью стал невозможен. Такие производительные силы ни один сюзерен и ни один его верноподданный использовать были не в состоянии. С этого момента началась эра зрелого капитализма. И чем более он укреплялся, тем очевиднее становился факт невозможности реставрации феодализма. Существует единая закономерность, открытая К.Марксом, состоящая в том, что всякое развитое общество создает только лишь ему одному присущие производительные силы, неподвластные предыдущим общественно-экономическим формациям. Соответственно, при социализме в его зрелом виде вслед за индустриальными средствами производства, порождёнными буржуазными отношениями, будет создана постиндустриальная материально-техническая база. В своём развитом виде она будет недоступна для частновладельческого использования и возможность реставрации капитализма будет полностью исключена. Постиндустриальные средства производства зарождаются уже сегодня, но их зрелое состояние, очевидно, принадлежит относительно отдалённому будущему.

Исходя из такого понимания проблемы, можно утверждать, что непосредственный переход к развитому социализму в Советском Союзе вплоть до начала 90-х годов ХХ столетия был ещё невозможен. Мы не располагали для этого необходимым уровнем производительных сил, фактически не вышли из стадии индустриального развития, то есть находились на незавершённой ступени раннего социализма. И полагать, что можно произвольно миновать не пройденный до конца этап некорректно как с точки зрения теории, так и практического строительства нового общества. Задача состояла не в том, чтобы «проскочить» в полный социализм, а том, чтобы, совершенствуя материально-техническую базу, единый хозяйственный комплекс, социалистические производственные отношения, ускоренно завершить этап раннего социализма, а затем приступить к строительству зрелого социалистического общества, производительные силы которого недоступны для капитализма.

Столь же спорны рекомендации в книге относительно будущего современной России. Ф.Н.Клоцвог пишет: «Преодоление нынешнего кризиса возможно лишь при условии поворота общественно-политического курса на путь социалистического возрождения, на дальнейшее социалистическое развитие страны». Это заявление, естественно, не вызывает никаких возражений. Но следующий тезис, с нашей точки зрения, сомнителен: «Речь идёт не о возврате к прежним формам общественных отношений, свойственных раннему социализму, а о переходе к новой ступени социалистического развития, к новым формам народовластия, общественной собственности, новым формам и методам планового управления экономикой» (С. 35). Автор и тут предлагает перескочить через не пройденный этап и с ходу «вписаться» в развитой социализм (ибо после раннего социализма «новой ступенью» является именно зрелое социалистическое общество).

Однако сегодняшнее состояние производительных сил РФ, превращённой в топливно-сырьевой придаток стран «золотого миллиарда», весьма плачевно. Она отброшена на 50—100 лет назад по сравнению с концом 80-х годов истекшего столетия. И при таких обстоятельствах профессор полагает возможным не начинать в будущем первоначально с раннего социализма, а сразу «перемахнуть» в «новую ступень». Такие пропагандистские обещания, даваемые от имени российского коммунистического движения, неосновательны и, на мой взгляд, даже вредны. Они создают беспочвенные, неоправданные левацкие иллюзии у части коммунистов и в глубинных слоях народа. Марксистско-ленинская идеология и популизм не совместимы друг с другом.

В завершение рассматриваемой темы напомним, что учёные-марксисты, экономисты и философы, давно уже бьются над проблемой выявления основного противоречия социализма. Такую попытку делает и Ф.Н.Клоцвог. Она представляется мне плодотворной, хотя и нуждающейся в уточнениях. Приведем её: «Противоречие между господством общенародной собственности на средства производства и относительной самостоятельностью общенародных предприятий, образующих единый народнохозяйственный комплекс, является основным противоречием социализма»(С. 46). Однако, как уже говорилось, ни в Советском Союзе в прошлом, ни в современных социалистических странах, не достигнуто господство общенародной собственности, поскольку она не может в зрелом виде сложиться в рамках раннего социализма. Соответственно, высшей формой организации производства здесь являются государственные предприятия. Помимо этого, в условиях раннего социализма в городе и на селе существуют предприятия кооперативные, приусадебные хозяйства колхозников и рабочих совхозов, мелкие артели (временные и постоянные), заметное распространение имеет индивидуальная трудовая деятельность. С учётом данного обстоятельства правильнее было бы считать, что определение Ф.Н.Клоцвога, скорее, относится к развитому социализму. Для этого этапа данную формулу, видимо, можно считать близкой к истине. В ней привлекает то, что попытку выявления основного противоречия социализма автор связывает с той формой собственности, которая выражает главную сущность зрелого общества.

Что же касается раннего социализма, то здесь, пожалуй, уместнее вести речь о противоречии между государственной собственностью, как зародышем общенародной собственности, и преобразующимися во взаимодействии с нею кооперативной и другими формами. Данное противоречие разрешится в результате создания единой общенародной собственности. При этом именно многообразные преобразования госсобственности, как зародыша собственности общенародной, её развитие и совершенствование отражают общий прогресс раннего социалистического общества в целом, генезис кооперативных и частных форм собственности, полное утверждение единых развитых форм общенародной собственности на средства производства при переходе в стадию зрелого социализма. Несомненно, при вступлении в эту стадию возникнет возможность окончательного научного определения основного противоречия социалистического общества.

Как видим, у Ф.Н.Клоцвога отсутствуют чёткие критерии деления стадий социализма на раннюю и зрелую. В результате многие свойства развитого социалистического общества переносятся на начальную ступень социализма. В частности, это относится к понятию «общенародная собственность». Так, автор полагает, что «сегодня актуальны не схоластические споры: допустима или не допустима частная собственность при социализме, а глубокое исследование природы и конкретных форм реализации основной формы социалистической собственности — общенародной». И далее добавлено: «Принципиальной ошибкой нашей прежней политэкономии было отождествление общенародной и государственной собственности» (С. 48).

Несомненно, когда будет достигнута стадия развитого социализма, глубокое исследование и совершенствование общенародной собственности выйдет на первое место. Но сегодня нам важно знать, что делать, перейдя от капитализма к раннему социализму. На данный вопрос Ф.Н.Клоцвог не отвечает, поскольку этот этап движения им в будущем фактически отвергается. В результате такого подхода на начальной ступени социализма искусственно сужаются задачи преобразовательской деятельности. Всё сводится к одному лишь совершенствованию ещё окончательно не вызревшей общенародной собственности. Государственной же социалистической собственностью, которую автор с порога отметает, заниматься вообще ни к чему. Принижается и значение кооперативных и «смешанных» государственно-артельных предприятий, которым придавал огромное значение В.И.Ленин и которые в практике социалистических преобразований доказали свою позитивную роль.

Наконец, ещё один важный момент. Для автора полностью исключена при социализме двухуровневая экономика, предусматриваемая программными документами КПРФ. То обстоятельство, что в таком варианте экономического строя важное место будет занимать мелкий и средний бизнес для него никакой не факт. Профессор забывает о том, что сегодня в сфере мелкого и среднего бизнеса занята вместе с членами семей почти четверть всего населения РФ. И это не случайно. Вопреки нашим прежним представлениям, на базе индустриального производства не достигается полный охват всех хозяйственных сфер крупными и крупнейшими предприятиями. Остаются ниши, где крупное производство нерентабельно. Именно сюда и внедряется мелкий и средний предприниматель. По мнению же Ф.Н.Клоцвога, «мелкое товарное производство не играло и сейчас не играет сколько-нибудь серьёзной роли» (С. 89). Тем самым фактически отрицается в условиях раннего социализма значимость мелкого и среднего частного предпринимательства как нечто несущественное, на что и внимания-то обращать не стоит. Подобная «рекомендация» уводит нас далеко назад к плехановским взглядам на мелкого товаропроизводителя, как на «сплошную реакционную массу». Такая «ориентация» лишает рабочий класс одного из союзников, толкает представителей мелкого и среднего бизнеса в объятия олигархата и коррумпированного чиновничества.

Но главный свой аргумент против двухуровневой экономики профессор усматривает в том, что она предусматривает сохранение частнокапиталистического сектора. По его мнению, данный сектор и социалистический (государственный) не совместимы, поскольку якобы нарушается «целостность воспроизводственного процесса». Он полагает, будто бы два эти уклада, имея качественно разнородную природу, не смогут взаимодействовать между собой, что полностью опровергается практикой СССР, Китая, Вьетнама, Кубы и других социалистических стран. К тому же, рассуждает он далее, возникнет вопрос «кто кого». В этих условиях, ссылаясь на заметную роль «теневого» капитала в разрушении СССР, он видит судьбу социализма, скорее всего, трагической. По существу автор смыкается со взглядами профессора В.А.Вазюлина, который выдвинул идею, будто ранний социализм по этой причине обязательно обречён на гибель. Видимо, именно из этого и проистекают безапелляционные «предложения» Ф.Н.Клоцвога о скорейшем во что бы то ни стало переходе от раннего социализма к развитому.

Вопрос действительно непростой. Таит ли угрозу социализму частнотоварный сектор? Несомненно, таит, но при двух условиях. Во-первых, если власть рабочего класса, власть социалистического государства даст трещину и окажется не в состоянии защищать завоевания революции. Во-вторых, если частнокапиталистический сегмент народного хозяйства окажется сильнее или хотя бы равноценен социалистическому укладу. Однако ни то, ни другое не планируется и не может планироваться. Власть следует брать всерьёз и не повторять старых ошибок. Согласно Программе КПРФ, имеется также в виду национализировать и сделать государственной собственностью природные ресурсы, землю, все стратегические отрасли экономики, оставив частному капиталу, да и то не целиком, второстепенные сферы, не играющие решающей роли (часть предприятий лёгкой и пищевой промышленности, торговли и т. п.). Это значит, опасения, что мощный социалистический уклад будет соседствовать и конкурировать со столь же мощным буржуазным сектором (см.: С. 90), не имеют оснований. Более того, возникнет возможность использовать в интересах строительства социализма такие положительные стороны крупного, среднего и мелкого капитала, как высокая мобильность, большая приспособляемость к разного рода неудобствам и т. п.

Товарно-денежные отношения. Ф.Н.Клоцвогв своих взглядах на товарно-денежные отношения руководствуется тем, что при социализме экономика утрачивает рыночный характер. Закон стоимости перестаёт быть регулятором воспроизводственного процесса, резко сужается сфера рыночного обмена, перестают быть товарами земля, природные богатства, рабочая сила труженика. Преодолевается безраздельная власть денег, характерная для обществ, основанных на частной собственности. Ограничивается сфера применения свободных рыночных цен. Такая позиция логично вытекает из его понимания рыночной экономики как искусственно внедрённого заместителя понятия «капитализм». Такое замещение введено буржуазной наукой с целью замаскировать истинную природу буржуазной эксплуатации наёмного труда, растворить проблему в рыночных категориях, в частных интересах.

Термин «рыночная экономика» есть идеологическая прививка антикоммунизма к сознанию широких масс трудящихся — таков смысл рассуждений автора. И с этим нельзя не согласиться. Одну из своих задач он видит в непримиримой борьбе против рыночной идеологии. «Идеи рыночной экономики, — свидетельствует профессор, — западные страны поставили нам вместе с другим залежалым товаром, вышедшим из употребления. В этом был определённый социально-политический и геополитический умысел: соблазнив нас рыночными прелестями, отбросить с передовых позиций в мире в число третьеразрядных стран, политически и экономически зависимых от крупных империалистических держав и транснациональных корпораций. Этот замысел полностью удался» (С. 58). Понятно поэтому, что автор категорически не приемлет возможность применения принципов рыночной экономики к будущему социалистическому обществу в России.

Вместе с тем, как справедливо отмечает учёный, товарно-денежные отношения при социализме сохраняются и используются властью трудящихся для созидания нового общества. Сохраняется товарный характер производства, а также такие категории, как стоимость, цена, деньги, доход, прибыль. Закон стоимости, перестав быть основным регулятором хозяйственной жизни, продолжает оказывать определённое влияние на воспроизводственный процесс. Ф.Н.Клоцвог исходит из объективной необходимости данных явлений для социализма. Поэтому он отвергает субъетивно-идеалистические взгляды группы «ортодоксальных марксистов», которых в научных и политических кругах именуют «антитоварниками». Последние исходят, как известно, из того, что уже при социализме труд приобретает непосредственно общественный характер, не понимая, что в отличие от «чистой теории» в реальной жизни это не одноактный, а продолжительный процесс перехода от состояния опосредованно общественного к непосредственно общественному характеру. Практика показала, что простое первичное обобществление средств производства ещё не делает труд непосредственно общественным. Из противоположных этому представлений «ортодоксов» вытекает также, что исчезает не только противоречие между частным и общественным трудом, но и противоречие между трудом абстрактным и трудом конкретным, между потребительной стоимостью и стоимостью, устраняется товар и исчезает товарное производство. В результате формируется некая «социалистическая экономика потребительной стоимости», якобы единственно соответствующая основной цели социалистического производства.

Исследователь отчётливо видит неприемлемость таких представлений. «Политическая вредность догматизма «антитоварников», — пишет он, — состоит в том, что эта концепция мешает увидеть истинные причины разрушения социализма в СССР. Она препятствует нахождению новых конструктивных решений, обеспечивающих динамичное развитие социалистической экономики в условиях достигнутого в мире высокого уровня развития производительных сил. В политическом плане она отталкивает от социализма значительную часть населения, которое интуитивно ощущает несовершенство хозяйственной системы, существовавшей в СССР» (С. 59).

Профессор не ограничивается полемическими рассуждениями. Читатель найдёт у него немало глубоких размышлений о сути товарно-денежных отношений, закона стоимости при социализме, множество конкретных рекомендаций по организации товарного производства в условиях плановой социалистической экономики. Все эти рекомендации, насколько я могу судить, пропущены им через собственную жизнь, основаны на опыте продолжительно работы в плановых органах, включая Госплан СССР. Но попытаемся провести критический анализ некоторых из них.

Ф.Н.Клоцвог полагает, что в рамках государственного сектора экономики цены должны быть государственно-договорными. Это значит, что государство определяет прейскурантные цены, а предприятия в ходе поставок могут в установленных пределах договариваться о скидках или надбавках к прейскурантной цене. На товары народного потребления необходимы твёрдые цены при заранее предусмотренных скидках. Такая система ценообразования, по мнению автора, позволит сочетать централизованный народнохозяйственный подход с элементами товарно-денежного механизма и дос-тигнуть сочетания прямого воздействия на экономику с развитым механизмом обратных связей, который реализуется через совокупность договорных отношений. Всё это порождает функцию страховки от ошибок плановых решений верхнего эшелона управления. В частности, ошибки ценообразовании в той или иной мере исправляются с помощью договорных цен. Просчёты в инвестиционной политике устраняются использованием децентрализованных источников инвестиций и т. д.

Добавим к сказанному, что вообще планово-договорные принципы профессор считает универсальным методом управления народным хозяйством. По его мнению, они должны были придти на смену планово-директивным методам. Последние были эффективны в 20—40 годах, но затем по мере усложнения народнохозяйственных связей всё более исчерпывали себя, но своевременно заменены не были, что имело негативные последствия.

Суть планово-договорной системы автор видит в том, «что при ней целе-направленное управление процессом воспроизводства в соответствии со стра-тегическими целями и конечными потребностями общества органически соединяется с развитием прямых договорных отношений между хозяйствующими субъектами, которые строятся на базе общей стратегии, но вместе с тем наполняют её конкретным содержанием с учётом своих локальных интересов» (С. 62). Такая система демократизирует процесс: объектом государственного управления становятся общеэкономические, межотраслевые и межрегиональные пропорции воспроизводства, а внутриотраслевые и внутрипроизводственные пропорции формируются непосредственно хозяйствующими субъектами. Иными словами, система планового управления приобретает двухуровневый характер. Это обеспечивает оптимальное сочетание централизованного руководства с достаточно широкой самостоятельностью отраслей, предприятий. Отсюда более полный учёт конечных потребностей общества. Рост производства становится не самоцелью, как это нередко бывало, а средством оптимального удовлетворения потребностей производства и социальных нужд трудящихся. Улучшается ресурсное обеспечение планов, повышается роль качественных показателей производства. Понятно, что эффективное решение таких сложнейших задач предполагает использование в плановом управлении экономико-математических методов и моделей, а также ускоренное создание мощного отряда высококвалифицированных специалистов.

Перечисленные рекомендации профессора Ф.Н.Клоцвога, разумеется, носят предварительный характер. Они выработаны, исходя из анализа достижений и ошибок прошлого. Но жизнь, несомненно, поставит новые проблемы, не поддающиеся решению на основе прежнего опыта. Потребуются новые пути и актуальные методы их воплощения. Помимо экономико-математического моделирования в ход пойдут современные информационные технологии, будут использованы мощный скачок в развитии сети Интернет, многочисленные инновационные технологии, порождаемые современной наукой и прогрессом техники. Всё это способно качественно изменить сформулированные исследователем подходы. Но на сегодня его наработки заслуживают того, чтобы отнестись к ним с должным вниманием. На мой взгляд, они во многом сохраняют свою актуальность.

Для правильного использования товарно-денежных отношений в интересах созидания нового общества существенное значение имеет теоретическое понимание причин их существования при социализме. Автор по данному вопросу располагает собственной точкой зрения, отличной от той, что доминировала в советские времена и ныне преобладает среди «ортодоксов-антитоварников». Он убеждён в том, что наличие двух форм социалистической собственности, а также некоторых видов досоциалистической собственности не выступают единственной причиной сохранения товарного производства и закона стоимости, как это мы считали в советские времена. Поскольку государственная (общенародная в его понимании) собственность является господствующей формой, причину товарно-денежных отношений следует искать прежде всего в ней и способах функционирования представляющих её хозяйственных органов.

Предприятия, задействованные в данной форме собственности (самоуправляемые народные предприятия), по мнению автора, имеют двойственную природу. С одной стороны, они отражают интересы всего сообщества в целом, а с другой — интересы трудовых коллективов, которые в ряде случаев могут в чём-то не совпадать с общественными интересами. Это обусловлено тем, что государственные (общенародные — по Ф.Н.Клоцвогу) предприятия технически и экономически относительно обособлены, то есть вынуждены обмениваться друг с другом своей продукцией. Но коль скоро, добавлю от себя, продукт производится для обмена, а не для прямого распределения, он неизбежно становится товаром. При этом отношения и между предприятиями единой формы собственности требуют эквивалентности для нормального осуществления воспроизводственного процесса в рамках каждого предприятия, а следовательно, и народного хозяйства в целом. Отсюда и необходимость хозяйственного расчёта как объективной формы функционирования социалистической экономики.

Подобную точку зрения лично мне приходилось отстаивать в своих печатных и устных выступлениях, потому я полностью с нею солидарен. Однако, на мой взгляд, аргументацию нельзя считать завершённой. Дело в том, что одной из причин существования товарно-денежных отношений во все времена являются качественные социальные различия разных видов труда, что требует их сведения к единому общему базису на основе редукции труда. Таким единым базисом является абстрактное рабочее время, то есть стоимость. Отметим также, что качественные социальные различия в труде обычно рассматриваются исключительно с точки зрения элементарной не-обходимости его редукции. Но они же являются и одной из дополнительных причин непосредственного сохранения товарно-денежных отношений, что прошло мимо внимания многих исследователей. Поэтому, на мой взгляд, и при переходе общества к единой общенародной собственности в условиях полного (развитого) социализма товарно-денежные отношения, скорее всего, сохранят свою силу, поскольку существенные различия в уровне квалификации, различия между трудом умственным и физическим, между селом и городом, видимо, ещё не будут устранены.

Полное изживание товарного производства и закона стоимости связано лишь с переходом к коммунизму. Кстати, Ф.Н.Клоцвог полагает, что при коммунизме стоимость отомрёт, потому что труд окончательно приобретёт интеллектуальный характер. Но этот вид труда, по его мнению, не подлежит редукции, и поэтому абстрактный труд станет ненужным (см.: С. 54). А не правильнее ли было бы предположить, что отпадет сама потребность в редукции, поскольку труд станет социально однородным, благодаря всеобщей интеллектуальности?

В разрезе рассмотренных вопросов имеется необходимость коснуться ещё одной проблемы, которая после ХХ съезда КПСС трактуется многими не иначе как грубая теоретическая ошибка И.В.Сталина. Отмеченное в недавнее время 130-летие со дня его рождения придает ей дополнительную актуальность. Речь идёт о введённом великим зодчим социализма в СССР экономического понятия «продуктообмен». После его смерти определённые политики и научные круги стали рассматривать данную категорию как нечто противоположное товарному обмену, как явление, отрицающее товарно-денежные отношения и закон стоимости при социализме. Был поднят шум относительно того, что, дескать, И.В.Сталин предложил стране курс на отмену товарно-денежных отношений и замену их продуктообменом, что явно было преждевременно и ошибочно, то есть свидетельствовало о его теоретической «несостоятельности». Всё это однако же было либо умышленной фальсификацией либо результатом недомыслия.

Тем не менее, такое понимание утвердилось и вошло в оборот, приняв благообразный вид научной истины. Не миновал данного заблуждения и наш автор. Так он пишет: «…Рыночный обмен в отличие от прямого продуктообмена осуществляется с помощью денег» (С. 56). Попытаемся разобраться в существе дела.

Что понимал И.В.Сталин под продуктообменом? Обратимся к его работе «Экономические проблемы социализма в СССР». В ней, в частности, говорится следующее: «Как известно, продукция хлопководческих, льноводческих, свекловичных и других колхозов уже давно «отоваривается», правда, «отоваривается» не полностью, но все же «отоваривается». Заметим мимоходом, что слово «отоваривание» — неудачное слово, его следовало бы заменить продуктообменом. Задача состоит в том, чтобы эти зачатки продуктообмена организовать во всех отраслях сельского хозяйства и развить их в широкую систему продуктообмена с тем, чтобы колхозы получали за свою продукцию не только деньги, а главным образом необходимые изделия». Чуть ниже И.В.Сталин добавляет: «Выгодна ли такая система для колхозного крестьянства? Безусловно выгодна. Выгодна, так как колхозное крестьянство будет получать от государства гораздо больше продукции и по более дешёвым ценам, чем при товарном обращении» (Сталин И. Соч. Т. 16. С. 223).

Как видим, у И.В.Сталина идёт речь не об отмене товарного обращения, а о его упорядочении. Колхозы должны были, по мысли руководителя Коммунистической партии и Советского государства, в соответствии с заключёнными договорами получать за свою продукцию не только деньги, но и промышленную продукцию в возрастающих количествах, причём по более низким ценам. В начале 50-х годов прошлого века село недополучало промышленные товары, и предлагаемая система продуктообмена должна была восполнить данный пробел. Следовательно, совершенно некорректно приписывать И.В.Сталину стремление заменить эквивалентную торговлю мифическим «прямым продуктообменом», предполагающим прямое распределение продуктов. По этому поводу И.В.Сталин в «Беседе по вопросам политической экономии», состоявшейся ещё до написания «Экономических проблем социализма в СССР», отмечал: «(Продуктообмен — это всё-таки обмен, а прямое распределение — это распределение по потребностям). Пока ещё существует товарное производство, купля-продажа, с ними надо считаться. Артель связана с куплей-продажей, а прямое распределение будет на второй фазе коммунизма» (Сталин И. Соч. Т. 18. С. 571). Иными словами, в противоположность искажённым представлениям, сталинский продуктообмен реально вписывался в систему товарного производства и товарно-денежных отношений, сложившихся в Советском Союзе, но отнюдь не противостоял им.

Согласно концепции Ф.Н.Клоцвога, товарно-денежным отношениям социализма соответствуют самоуправляемые народные предприятия в системе общенародной (государственной. — В.Б.) собственности. По этому вопросу читатель найдёт в соответствующей подглавке интересные размышления. В ней сказано, что они обладают широкой экономической самостоятельностью. В частности, являются полноправными собственниками хозрасчётного дохода, корректируют индикаторы народнохозяйственного плана, уплачивают налоги государству в соответствии с установленными нормативами, самостоятельно осуществляет инвестиционные мероприятия, реализуют свою продукцию по планово-договорным (у автора, в противоположность его основной концепции, сказано «по твердым» ценам; cм.: С. 69). Все эти рекомендации в адрес будущего социалистического общества вполне логичны и, видимо, могут быть испытаны практически.

Что же касается вопроса об отношениях «арендного типа» между государством и самоуправляемым народным предприятием (см.: С. 70), то тут возникают многие сомнения. Начнём с того, что автор вступает в противоречие со своей концепцией общенародной собственности, выдвигая идею, будто бы народные предприятия могут арендовать у государства землю, производственные фонды и другое имущество. Но всё это, согласно его концепции, общенародная, а не государственная собственность. По логике же вещей, не будучи собственником, нельзя сдавать имущество в аренду. Правда, арендованные фонды можно сдавать в субаренду. Но и это в данном случае невозможно, поскольку государство никоим образом не арендует у «общества в целом» общенародную собственность. Фактически данным утверждением Ф.Н.Клоцвог отвергает свою идею о существовании в условиях социализма (тем более раннего!) некоей общенародной собственности вне рамок государственной. Спорны и рекомендации профессора о необходимости введения налоговой системы, принципиально отличной от всех имеющихся в мире, в том числе от применявшейся в СССР. Он считает, что объектом налогообложения должны стать не результаты хозяйственной деятельности (продукция, добавленная стоимость, прибыль), а ресурсы (природные и трудовые, а также основные фонды). Изложенные в данном абзаце взгляды уже озвучивались исследователем в подготовленной им от лица РУСО работе «Социализму в России альтернативы нет». Их сравнительно подробный критический анализ мною сделан в соавторстве с профессором В.А.Кочневым (см.: Вперёд, а не назад к социализму // Диалог. 2001. № 1. С. 45—47). Всякий, кто интересуется данными проблемами, может обратиться к указанному источнику.

Отношения распределения. Система социалистических распределительных отношений в целом достаточно сложна, пишет автор, и до сих пор недостаточно разработана в теории и на практике. Он по-своему пытается преодолеть данный недостаток. По его мнению, структура распределения имеет два этажа. Верхний (народнохозяйственный) уровень определяет распределение произведённого национального дохода между обществом в целом и трудовыми коллективами производственной сферы. Данные пропорции устанавливает социалистическое государство. При этом сами пропорции такого первоначального распределения зависят от того, какими функциями воспроизводственного процесса наделено государство и какие выполняются трудовыми коллективами. Характеризуя в таком свете данные пропорции, Ф.Н.Клоцвог, видимо, руководствуется тем, что в разных странах и на разных этапах развития эти пропорции придётся строить в соответствии с конкретными условиями, что следует считать вполне резонным.

Такой метод первичного распределения доходов полностью оправдал себя в СССР, в других социалистических странах. По своему составу часть национального дохода, которым распоряжается государство, представляет собою как прибавочный, так и необходимый продукт. Первый поступает в фонд накопления, используемый в целях расширенного инновационного воспроизводства, второй образует многообразные фонды общественного потребления, являющиеся специфической формой социалистического распределения. Метод поступления средств в государственное распоряжение учёный видит в применении платежей за используемые ресурсы, о которых уже говорилось. На нижнем этаже остаётся та часть национального дохода, которой распоряжаются трудовые коллективы. Одна её половина предназначается для удовлетворение общих потребностей, другая в соответствии с количеством и качеством труда распределяется между членами производственного коллектива. Данная структура в принципе не вызывает возражений. Но она, думается, должна быть дополнена и такими уровнями, как региональный и межрегиональный, поскольку государство вряд ли в состоянии оперативно контактировать с многотысячной массой хозяйствующих субъектов.

Разумеется, проблема распределения внутри коллектива, будучи производной от общей системы, не является главной для социализма, но она, как справедливо отметил автор, чрезвычайно важна. Он напоминает, что в СССР она решалась путём фондирования заработной платы, с помощью централизованной государственной тарифно-квалификационой системы и централизованной регламентации материального поощрения. Эту систему он считает устаревшей и пригодной разве лишь для раннего социализма. Но поскольку ранний социализм для него — это вчерашний день нашей страны, возврат к которому не нужен и бесперспективен, профессор сосредоточивает своё внимание исключительно на формах и методах, свойственных зрелым формам нового общества. «…На развитых стадиях социализма, — считает он, — система распределения хозрасчётного дохода между членами трудового коллектива должна полностью находиться в компетенции самого трудового коллектива, включая выбор системы оплаты труда и системы материального поощрения. Трудовой коллектив, выбирая систему оплаты труда или премиальную систему, разумеется, может пользоваться рекомендациями государственных или научно-исследовательских структур. Но право окончательного выбора должно принадлежать исключительно самому трудовому коллективу. Только в этом случае оплата труда сможет достаточно точно учесть все особенности квалификации, условий и результативности труда каждого работника. Только в этом случае трудящиеся социалистических предприятий смогут в полной мере ощутить себя хозяевами производства, а не наёмными работниками» (С. 76).

По признанию самого автора, главный недостаток данной системы в том, что она способна привести к разному уровню оплаты за одинаковый труд на двух соседних предприятиях. Но и в Советском Союзе при прежней системе данный недостаток имел место, да и у государства остаются достаточные рычаги, чтобы не допустить чрезмерной дифференциации в оплате равноценного труда — отбивает он данный аргумент.

Всё так. Но любая теоретическая система требует тщательной экспериментальной проверки. Автор слишком безапелляционно предлагает свои методы. Пожалуй, правильнее было бы рекомендовать их как возможные или пробные. При этом, на мой взгляд, при таких условиях они вполне приемлемы не только для развитого, но и для раннего социалистического общества.

Немалое место в разных разделах своей монографии Ф.Н.Клоцвог уделяет проблеме нового отношения к труду и новым отношениям людей в процессе труда, ибо «сущность социалистического образа жизни, — подчёркивает он, — конечно, не сводится к уровню и характеру потребления» (С. 79). Автор перечисляет такие характерные для социализма явления: труд всё более перестает быть средством к существованию, становясь естественной потребностью, непосредственной целью труда становится не получение вознаграждения, а сам результат труда. Он ссылается на массовое в Советском Союзе движение рационализаторов и изобретателей, на социалистическое соревнование, которое было в нашей стране качественно новым моментом в образе жизни народа, на опережающий рост духовных (культурных) потребностей людей.

Всё это, несомненно, имело место в СССР и наблюдается сегодня в сохранившихся социалистических странах. И ему должно быть воздано по заслугам. Однако не следует идеализировать перечисленные явления. Наивысший их взлёт наблюдался в первые десятилетия после победы Октября, а также в годы Великой Отечественной войны и некоторое время после неё. При этом новое отношение к труду было достоянием передовой части рабочего класса, крестьянства и трудовой интеллигенции. Но эта часть никогда не составляла большинство общества. В обозе у передовиков тянулась значительная масса людей, заражённых мелкобуржуазной психологией, мещанскими принципами, потребительскими и рваческими настроениями. Особенно широко такое состояние значительной массы общества наблюдалось после хрущёвских реформ и его клеветнического доклада по поводу «культа личности». Если бы в указанной области всё было так «бело и пушисто», как порой описывают, то вряд ли в СССР могла произойти реставрация капитализма.

Поэтому трудно согласиться с авторской оценкой соотношения материальной и моральной заинтересованности в труде. Обратимся к тексту: «В отличие от капитализма работник трудится не за зарплату, а ради достижения того результата, который даёт его труд» (С. 39). Думается, если взять средневзвешенную величину соотношения между указанными факторами, то правильнее было бы сказать: «И за результат, и за зарплату». Недооценка материального стимула искажает истинное положение дел. Не спасает положение и идущая далее фраза: «Разумеется, материальное стимулирование труда отнюдь не утрачивает своего значения. Социалистический принцип распределения по труду играет важную стимулирующую роль. Тем не менее, он подкрепляет, но не заменяет сознательного отношения к труду» (С. 39).

Нельзя не согласиться — материальная заинтересованность не может заменить сознательный фактор. Но и самоотверженное отношение к труду без экономически обоснованных материальных стимулов действует лишь в экстремальных ситуациях. В обычных обстоятельствах ослабление материальной заинтересованности подрывает моральные стимулы и наоборот. Опыт СССР явно свидетельствует в пользу сказанного. В.И.Ленин был тысячу раз прав, когда говорил, что социализм предстоит строить на энтузиазме, рождённом великой революцией, и на материальном интересе. Поэтому, когда приходится сегодня слышать от левацки настроенных политиков, будто социализм в СССР был разрушен по причине увлечения советского руководства совершенствованием материального стимулирования, то остаётся только развести руками. Скорее, беда была в том, что для совершенствования материальных стимулов использовались далеко не совершенные пути и методы.

Помимо затронутых в моём отклике проблем в книге Ф.Н.Клоцвога рассмотрены вопросы народовластия, социалистического федерализма, опыт и уроки советского социализма, последствия его разрушения и конкретные перспективы возрождения. Соответствующие главы и разделы снабжены обширным цифровым и фактическим материалом. Поскольку моя статья и без того получилась довольно объёмной, оставляю незатронутые проблемы на отзыв других рецензентов. Одно для меня остаётся несомненным — автор и здесь верен себе в творческом решении рассматриваемых вопросов. Рекомендую читателям самостоятельно ознакомиться с этой частью и работой в целом. Главное достоинство книги в том, что она даёт пищу для ума всякому созидательно мыслящему человеку. Пожелаем автору новых книг и новых идей.

Версия для печати