В.Н.Земсков. Патриотический трудовой подвиг советского крестьянства в годы Великой Отечественной войны

Крестьян глубоко возмущало стремление чужеземных завоевателей захватить их землю, политую потом, хлеб, скот. «Видите, время-то какое настало, — обращался к землякам-крестьянам член колхоза «Новая жизнь»» Киренского района Иркутской области И.Г.Попов. — Фашист полез на нашу землю, приглянулась она ему, стервятнику. Мы её, родную, полили своим потом и сделали плодородной, посмотрите наши хлеба! За них мы постоим!.. Земли не отдадим злодеям ни одного клочка» (Патриотизм трудящихся Иркутской области в годы Великой Отечественной войны (1941—1945 гг.): Сб. документов и материалов. — Иркутск, 1965. С. 14).  

Можно привести ещё множество подобных высказываний крестьян. Они примечательны, в частности, тем, что разъясняют «странный феномен» массового патриотизма (ратного и трудового) колхозников, непонятного многим зарубежным (да и некоторым отечественным тоже) деятелям и пуб-лицистам. Им непонятно, как можно было сражаться за землю, которую у них Советская власть в 1929—1933 годах, в ходе коллективизации сельского хозяйства и образования колхозов будто бы «отобрала», «изъяла», «конфисковала», «экспроприировала» и т. п. Вся эта аргументация была бы справедливой только в том случае, если бы «отобранная» земля отошла к каким-то другим владельцам, но она же ведь осталась в коллективном владении тех же самых крестьян. Весь массив исторических источников, которым мы располагаем, неопровержимо свидетельствует о том, что советские крестьяне в массе своей не рассматривали колхозную землю как якобы чужую и отнюдь не собирались отдавать её без боя чужеземным завоевателям.

Чтобы адекватно разбираться в истоках и мотивах массового патрио-тизма советских людей (и особенно многомиллионных масс крестьянства), самим исследователям желательно хотя бы чуть-чуть быть российскими патриотами. Но, поскольку у американских, английских и других зарубежных исследователей это «чуть-чуть» начисто отсутствует, то они в этом вопросе многое воспринимают в превратном и искажённом свете. Подлинным камнем преткновения для них стал феномен массового пат-риотизма колхозного крестьянства. Распространенной в западной историографии была тенденция истолковывать данный феномен «ошибками» и «просчётами» немецких захватчиков в плане привлечения на свою сторону основной массы населения СССР (и в первую очередь крестьян), будто бы стонущего под «игом» большевизма и, чтобы сбросить это «иго», готового к сотрудничеству с оккупантами. Английский историк А.Ситон выдвинул совершенно бредовую, по нашему мнению, идею «отторгнутой протянутой руки», смысл которой состоит в том, что, мол, немцы, проявив с первых дней оккупации непомерную жёсткость, не сумели привлечь население на свою сторону, оттолкнули якобы «протянутую им руку» (см.: Seaton A. The Russ-German War. 1941—1945. — L., 1971. P. 54).

Несостоятельность указанной «идеи» совершенно очевидна, так как на самом деле никакой «протянутой руки» не было. Факты пособнической деятельности отдельных представителей крестьянства не носили массового характера и их, следовательно, ни в коем случае нельзя ставить во главу угла. Следует чётко уяснить: коллаборационизм некоторой части крестьян — это не правило, а исключение из правила.

В этой связи даже в поведенческой позиции бывших кулаков (а это, как известно, наиболее пострадавшая от Советской власти прослойка крестьянства) преобладали патриотические мотивы. Мы считаем своим долгом опровергнуть довольно прочный стереотип в общественном сознании, согласно которому бывшие кулаки, оказавшиеся на оккупированной территории, якобы чуть ли не поголовно становились полицаями или карателями. Разумеется, часть бывших кулаков, руководствуясь мотивами, которые условно можно назвать «классовой местью» или «попыткой классового реванша», пошла на полицейскую или иную службу к врагу. Однако у нас есть веские основания утверждать, что они составляли меньшую часть от общего числа бывших раскулаченных крестьян, находившихся на оккупированной территории, а большинство их не запятнало себя изменнической деятельностью.

В качестве примера приведём ситуацию со спецпереселенцами — бывшими кулаками, проживавшими в спецпоселках («кулацкой ссылке») Ставропольского края. По данным на 1 октября 1941 года, здесь на учёте состояло 43 360 человек (см.: Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 9479. Оп. 1. Д. 89. Л. 189—191). Во второй половине 1942 года «кулацкая ссылка» Ставропольщины оказалась в зоне немецкой оккупации. В январе 1943 года оттуда вместе с отступавшими немцами бежали 412 спецпереселенцев (там же. Ф. 9401. Оп. 1. Д. 2510. Л. 318). Их-то мы определяем как общее число активных коллаборационистов. А как же проявили себя остальные спецпереселенцы? Ответ на этот вопрос мы находим в письме секретаря Ставропольского крайкома ВКП(б) А.Орлова, датированном 11 июня 1946 года и адресованном лично И.В.Сталину. В письме, в частности, говорилось: «В период Великой Отечественной войны из числа спецпереселенцев было призвано в РККА 7 636 человек, причём многие из них отличились в боях за Советскую Родину. Из спецпереселенцев 3 человека удостоены звания Героя Советского Союза, 303 человека награждены орденами, 471 человек медалями и 564 человека возвратились в спецпосёлки инвалидами Отечественной войны. В период временной оккупации края спецпереселенцы в своем абсолютном большинстве были настроены за Советскую власть, против гитлеровских захватчиков. Имели место факты, когда спецпереселенцы прятали у себя коммунистов и евреев» (там же. Ф. 5446. Оп. 48а. Д. 2544. Л. 3). На основании всей этой информации мы можем сделать однозначный вывод: значительное большинство бывших кулаков, несмотря на серьёзные претензии к Советской власти, проявило себя вполне патриотично.

В первые месяцы войны у высшего руководства СССР имелись, видимо, определенные сомнения относительно благонадёжности и патриотического настроя крестьянства. В значительной мере именно этим объяснялось создание по постановлению ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1941 года чрезвычайных политических органов — политотделов при МТС и в совхозах. В дальнейшем же становилось все более очевидным, что поведенческая позиция подавляющего большинства крестьянства безусловно патриотическая, в связи с чем отпала необходимость в существовании на селе указанных чрезвычайных политических органов. Можно, в основном, согласиться с В.Т.Анисковым, который следующим образом характеризует ситуацию с введением политотделов при МТС и в совхозах в ноябре 1941 года и их упразднением в мае 1943 года: «Видимо, неспокойно было на душе у Сталина и его окружения в отношении крестьянства после недавних репрессий во время коллективизации и в самый разгар голода и мора в стране начала 30-х годов. А потому и позаботились о воссоздании уже «испытанных» чрезвычайных органов с понятными превентивными целями. Но забота оказалась чрезмерной, ибо, как свидетельствуют многочисленные донесения тех же политотделов, колхозное крестьянство оказалось куда более благонадёжным, чем могли о нём подумать (исключения здесь не в счёт). Более того, как явствует из тех же донесений, политотделам вскоре пришлось не столько политически «курировать» колхозников, сколько, зная истинно патриотические настроения и дела в деревне, всё чаще вставать на защиту самих крестьян от непомерного и неразумного сверхизъятия их продукции. Это и послужило одной из причин неожиданно быстрого упразднения политотделов на селе уже в мае 1943 г.» (Анисков В.Т. Крестьянство против фашизма. 1941—1945: История и психология подвига. — М., 2003. С. 36—37).

Война крайне тяжело отразилась на состоянии производительных сил сельского хозяйства. В первые же её месяцы вследствие оккупации из хозяйственного оборота выпали большие площади посевов. Захваченные врагом сельскохозяйственные районы до войны располагали значительной материально-технической базой.

Расходы бюджета СССР на сельское хозяйство к 1943 году, по сравнению с 1940 годом, сократились в 2,5 раза (с 12,6 млрд. до 5,1 млрд. руб.). Основную часть техники, причём самой лучшей, колхозы и МТС пе-редали фронту. Из села почти полностью были изъяты новые мощные гусеничные тракторы, почти 75% автомобильного парка, 60,2% рабочих лошадей. В общей сложности сельское хозяйство лишилось почти 54% всех своих механических энергетических мощностей, из которых 21,8% осталось на оккупированной территории и 32,6% было передано Красной Армии (см.: История советского крестьянства. — М., 1987. Т. 3. С. 174—175; далее — ИСК. Т. 3). Резко сократились поставки горючего, запасных частей, инструментов, лесоматериалов, брезента и т. д. Такие материалы, как стекло, толь, вообще не поступали. Выполнять возросший объём работ можно было лишь при условии огромного трудового напряжения, увеличения объёма конно-ручных работ.

Между тем трудовые ресурсы колхозной деревни довольно сильно сократились. По данным годовых отчётов колхозов, в армию и в промышленность за годы войны ушло как минимум 13,5 млн. крестьян. Ди-намические сведения об изменениях в трудовых ресурсах колхозов приводятся в таблице 1. К началу 1945 года трудоспособных стало меньше на 13 471,5 тыс. (38%), в том числе мужчин на 12 430,5 тыс. (73,7%), женщин на 1 041 тыс. (4,4%). Общая численность трудоспособных в колхозах сокращалась вплоть до 1944 года, а мужчин — до 1945 года.

Сокращение механизации основных работ неизбежно вело к резкому падению производительности сельскохозяйственного труда, продолжительности рабочего дня, росту затрат физических усилий. Если в промышленности производительность труда за годы войны в целом выросла на 14%, то в колхозах, совхозах и на других государственных сельскохозяйственных предприятиях она снизилась на 40%.

Таблица 1.

Численность трудоспособных колхозников (по состоянию на 1 января каждого года)

Годы	Число трудоспособных (тыс.)	Из них
		мужчин	женщин
1941 1942 1943 1944 1945	35448,3 16410,0 15051,8 16567,2 21976,8	16873,4 6262,8 4021,1 3620,7 4442,9	18574,9 10147,2 11030,7 12946,5 17533,9

В условиях войны каждый трудодень, так же как и каждый килограмм хлеба, давался ценой дополнительных физических нагрузок. Поэтому лишь в немногих областях (Горьковская, Ивановская, Ярославская, Костромская и некоторые другие), где существовали более благоприятные условия для восполнения убыли рабочей силы за счёт городского, эвакуированного населения, широкой помощи воинских частей (при относительно небольших посевных площадях и более развитом многоотраслевом производстве), имелась возможность удержать производство на довоенном уровне и даже превзойти его по некоторым показателям. В большинстве же районов страны, особенно в восточных, где недостаток рабочей силы и сельскохозяйственной техники оказалось невозможно восполнить, условий для расширенного производства не было. И вполне понятно, что здесь в целом на сопоставимой территории тыловых районов производство в период войны уменьшалось из года в год. Из-за сокращения количества тракторов в МТС колхозам рекомендовалось шире использовать на полевых работах лошадей, волов и даже коров из личных хозяйств. В первых колхозных планах военного времени предусматривалось большее, чем обычно, применение простейших механизмов и орудий ручного труда, организация работ в ночное время и т. д. Широкая инициатива и рационализация сочетались с мерами вынужденного характера, такими, как частичный возврат к упрощенным приемам земледелия — переложной системе, мелкой пахоте, посеву по стерне, уменьшению зяблевой вспашки, отступления от севооборотов и ухода за посевами и т. п.

Таким образом, война оказала сильное разрушительное влияние на состояние производительных сил сельского хозяйства. Лишь благодаря стойкости и самоотверженности крестьянства удалось выстоять и дать стране необходимое продовольствие и сельскохозяйственное сырье.

Широко привлекали на полевых работах крупный рогатый скот — в упряжке были быки и коровы. Для максимального использования лошадей вводилась строгая личная ответственность за их состояние, устанавливались нормы выработки, условия оплаты и льготы для колхозников, работавших на своих коровах. Даже в ведущих зерновых районах объём работ на живом тягле уже к весенней вспашке 1942 года составил более 50% общего объёма выполненных полевых работ, тогда как весной 1941 года он достигал лишь 4%. Столь же необычно возросла и доля ручного труда. Если в 1941 году в колхозах Западной Сибири и Красноярского края ручным способом было засеяно 10—20% яровых зерновых культур, то весной 1942 года — около 50%. По неполным данным, в 1942 году здесь было приучено к упряжи около 88 тыс. голов крупного рогатого скота, преимущественно коров (см.: ИСК. Т. 3. С. 180). В малоземельных районах страны, например в Нечерноземье, увеличение доли конно-ручных работ было ещё более разительным.

Активизировалась трудовая деятельность крестьянства. Этому спо-собствовало, в частности, постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 13 апреля 1942 года «О повышении для колхозников обязательного минимума трудодней» (см.: Важнейшие решения по сельскому хозяйству за 1938—1946 гг. — М., 1948. С. 310—311). Каждый член сельхозартели должен был вырабатывать в год не менее 100—150 трудодней (в зависимости от района). При этом основная доля трудового участия должна была приходиться на важнейшие периоды сельскохозяйственных работ. Впервые вводился обязательный минимум трудодней для подростков, которым стали выдаваться отдельные трудовые книжки. Колхозники, не выработавшие установленного минимума трудодней, считались выбывшими из колхоза и лишались приусадебного участка. За невыработку трудодней по периодам работ по неуважительным причинам трудоспособные колхозники могли предаваться суду и наказываться исправительными трудовыми работами в самих же колхозах на срок до 6 месяцев.

Однако основной формой воспитательной работы среди колхозников оставались методы убеждения. Санкции, рекомендованные постановлением от 13 апреля 1942 года, применялись не так уж часто. В 1940 году по тыловым областям колхозники, не выработавшие минимума, составляли 12,6% трудоспособного населения, из колхозов было исключено 7,7%; в 1944 году при 11,1% трудоспособных, не выработавших минимума, установленные законом санкции были применены всего лишь к 3,3% (см.: ИСК. Т. 3. С. 181).

Следовательно, есть основание утверждать, что в годы войны применение правовых мер как побудительного средства активизации об-щественного труда колхозников не только не усилилось, а, напротив, заметно уменьшилось. Это воочию опровергает имеющие широкое хождение в зарубежной, а в последние годы — в отечественной литературе утверждения о так называемом принудительном труде в колхозах в годы войны, о том, что якобы только с помощью принудительных мер удалось поддерживать трудовое напряжение крестьянства. Подобные утверждения не имеют ничего общего с исторической правдой. Пожалуй, не было ни одной крестьянской семьи, у которых кто-либо из членов семьи не находился бы на фронте. Основную массу крестьянства не нужно было принуждать к тому, чтобы с полной отдачей сил трудиться и этим оказывать посильную помощь своим родным и близким, сражающимся с чужеземными захватчиками.

Лейтмотивом морально-психологического состояния и отношения к труду у подавляющего большинства крестьянства являлись патриотические побуждения, стремление оказать посильную помощь фронту. Это наше утверждение далеко не голословно, а основывается на многочисленных фактах, свидетельствующих о том, что из среды тружеников села исходило бесчисленное множество различных патриотических инициатив, которые обычно получали широкое распространение.

Однако М.А.Вылцан в своей книге, выпущенной в 1995 году, назвал массовый трудовой героизм крестьянства «утвердившимися в исторической литературе клише и штампами». При этом о патриотических побуждениях в поведении крестьянства он не сказал ни слова, а мотивацию к трудовой деятельности объяснил тем, что, мол, «в поведенческой структуре крестьян не последнее место занимало и ощущение страха, неотвратимости наказания за неисполнение «своего гражданского долга», приказа высших и местных властей» (Вылцан М.А. Крестьянство России в годы Большой войны. 1941—1945: Пиррова победа. — М., 1995. С. 17). Если следовать логике Вылцана, то получается, что главным побудительным мотивом трудового подвига крестьян являлись не патриотические побуждения, а страх перед наказанием. Эта псевдоноваторская концепция могла бы быть предметом дискуссии, если бы не наличие огромного массива исторических фактов, прямо её опровергающих. Причём Вылцан прекрасно осведомлён о том, что из среды крестьянства исходило множество патриотических инициатив. Поэтому его выводы мы не можем расценить иначе как умышленную фальсификацию, как осознанное стремление дегероизировать и опошлить величие трудового подвига советского крестьянства.

В вышедшей в 2004 году статье М.А.Вылцана и В.В.Кондрашина приводится статистика уголовного преследования за невыработку обязательного минимума трудодней, и на основе этого делается совершенно неправильный и извращенный, по нашему убеждению, вывод: «Приведённые факты ставят под сомнение распространённые в литературе клише и штампы о «массовом трудовом героизме» крестьян, «жертвенном подвиге деревни» в годы войны. Да, многие тысячи, десятки тысяч крестьян трудились, не жалея сил, для обеспечения фронта всем необходимым, но зачем было вводить обязательный минимум трудодней? Крестьяне, безусловно, осознавали неизбежность тягот и лишений, вызванных войной, но, пожалуй, в большей степени в их отношении к труду действовал страх наказания за невыполнение своего «долга», приказа центрального и местного начальства» (Вылцан М.А., Кондрашин В.В. Патриотизм крестьянства // Война и общество. 1941—1945. Кн. 2. — М., 2004. С. 56).

Для недостаточно подготовленного читателя вышеприведенное высказывание Вылцана и Кондрашина может показаться убедительным, но это далеко не так. В их концепции заложено чудовищное извращение исторической правды. Из логики их рассуждений вытекает, что массовый трудовой подвиг советских крестьян являлся следствием не их патриотических побуждений, а страха перед неким наказанием. Мы категорически не можем согласиться с подобной «концепцией». Очень странно, что Вылцан и Кондрашин, входящие в число ведущих историков-аграрников, не видят одну очевидную вещь, а именно: постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 13 апреля 1942 г. не было направлено против большинства крестьянства. Оно не было направлено ни против стахановцев и ударников, ни против тех миллионов тружеников села, которые добросовестно выполняли установленные задания, движимые патриотическими побуждениями. Данное постановление было направлено в первую очередь против лодырей, бездельников и тунеядцев, а также против полулюмпенских и спившихся субъектов, чтобы заставить их работать. А заставить их работать надо было обязательно — этого требовала чрез-вычайная военная обстановка, в рамках которой в сельском хозяйстве ощущалась острая нехватка рабочей силы.

Колхозники многих артелей по собственной инициативе принимали решения об утверждении размера обязательного минимума трудодней, который превышал установленный государством. Вот одно из таких ре-шений, записанное в протоколе собрания артели им. С.М.Будённого Бе-ловского района Новосибирской области от 21 марта 1942 года: «Слушали: о пересмотре минимума трудодней для трудоспособного колхозника артели им. Будённого. Постановили: утвердить на 1942 год минимум трудодней для трудоспособной женщины — 200, для трудоспособного мужчины — 300» (Советская Сибирь, 28 марта 1942 г.). При обсуждении постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 13 апреля 1942 года многие колхозники отмечали, что установленный минимум является низким. Примечательно в этом отношении выступление 83-летнего колхозника артели им. XVII партсъезда Эхирит-Булагатского аймака Иркутской области А.Ф.Малянова: «120 трудодней и инвалид может выработать. Военное время требует от нас работы за двоих-троих. В прошлом году я выработал 436 трудодней, а в этом году выработаю не менее 500» (ИСК. Т. 3. С. 181—182).

Крестьянки, проводив на фронт своих братьев, мужей, сыновей, внуков, старались, насколько позволяли силы, помочь им своим ударным трудом. Так, выражая общие чувства и помыслы, колхозница сельхозартели «Путь Ленина» Чкаловской области А.П.Дюгаева, отправившая на фронт двух сыновей и внука, сказала: «Буду работать за двоих. Сил у меня хватит. Я знаю, мой труд пойдет на пользу фронту» (Урал — фронту. — М., 1985. С. 130). Такие почины носили массовый характер.

Настоящая, полная самоотверженности битва за военный хлеб развернулась с началом уборочных работ в 1941 году. Работа велась почти круглосуточно. Днём косили хлеб, ночью скирдовали и молотили. Вся жизнь многих артелей переместилась на полевые станы, тока. Полеводы, особенно молодёжь из отдаленных бригад, неделями, а то и до конца косовицы не возвращались домой. В деревнях оставались малые дети, старики да часть животноводов. Но и они охраняли колхозное и личное имущество односельчан, ремонтировали сбрую и тару, были заняты на приусадебных участках, а когда появлялась возможность — подключались к уборке, заготовке кормов, к подсобным работам. Получило распространение совмещение профессий. «Сколько я жил на свете, не помню, чтобы мои земляки так дружно работали, — вспоминал ветеран колхозного строительства Подмосковья И.А.Буянов. — Откуда только брались силы? И в полуденную жару, и в душные ночи — на жатве, на молотьбе, на копке клубней, на уборке пропашных, на фермах — люди работали и работали, не зная отдыха, не покладая рук» (Буянов И.А. Тебе, жизнь. — М., 1965. С. 130).

В колхозе «Путь Ильича» Калманского района Алтайского края средняя ежедневная выработка на сенокосилку в бригадах, состоявших из женщин, поднялась до 8 га вместо 4,5 по норме. В сельхозартели «Новая жизнь» Тяжинского района Новосибирской области группа женщин во главе с депутатом Верховного Совета РСФСР Чмырь ежедневно навязывала по 6 тыс. снопов, применяя раздельно-звеньевой метод работы. Колхозницы Белоглазовского района Алтайского края Корнева и Щеглова при норме 520 снопов навязывали в день 1150—1500. Таких примеров можно привести очень много.

Героические усилия колхозного крестьянства, направленные на сво-евременную уборку первого военного урожая, в целом увенчались успехом. Колхозами тыловых районов был убран урожай с 51 630 тыс. га, то есть почти с той же уборочной площади, что и в 1940 году. Сказались трудности войны и сложные погодные условия. Тем не менее план заготовок зерновых тыловые районы выполнили на 80% — в закрома Родины поступило свыше миллиарда пудов хлеба (174,7 тыс. ц). Это была крупная победа тружеников сельского хозяйства. Важно отметить, что в 1941 году колхозы и совхозы сдали государству 43,3% валового сбора зерновых против 38,1% в 1940 году (см.: Арутюнян Ю.В. Советское крестьянство в годы Великой Отечественной войны. — М., 1970. С. 44—45; Советская экономика в период Великой Отечественной войны. 1941—1945 гг. М., — 1970. С. 263).

Уборочные и заготовительные работы всюду проходили под лозунгом «В труде, как в бою!». Прямое значение он приобрёл в прифронтовых районах, где уборка и спасение хлеба представляли собой настоящее боевое задание. Нередко колхозники попадали под обстрел и бомбёжку, боролись с поджогами вражеских парашютистов и диверсантов. Для уборки и вывозки хлеба на особо опасных участках создавались бригады из добровольцев во главе с коммунистами, здесь патрулировали ночные колхозные дозоры.

Исключительно трудным для крестьянства был 1942 год. Враг оккупировал такие богатейшие сельскохозяйственные районы страны, как Дон, Кубань, Северный Кавказ, Украина. Почти единственными поставщиками продуктов сельскохозяйственного производства становились восточные районы страны. Сосредоточив силы на уборке урожая 1941 года и расширении озимых посевов, колхозы не смогли одновременно подготовить землю под урожай 1942 года. Объём вспаханных паров и зяби к яровому севу уменьшился на сопоставимой территории более чем в 2,5 раза (с 26,4 млн. до 10,5 млн. га). Особенно неблагополучно с подготовкой земель под урожай 1942 года было в областях Центра, Юго-Востока и Урала, где площадь паров и зяби сократилась в 3,5—5 раз. Соответственно резко возрос объём весенних пахотных работ и удельный вес ярового сева по весновспашке. Чтобы справиться с этими чрезвычайно трудными задачами, нужны были предельное напряжение сил и организованность.

Пройдя первые суровые испытания, крестьянство накопило опыт работы в условиях войны. В январе-феврале 1942 года началось Всесоюзное соревнование сельских тружеников. Большое мобилизующее значение имели состоявшиеся пленумы партийных комитетов, а вслед за ними — областные и районные совещания передовиков сельского хозяйства, обсудившие итоги прошедшего 1941 года и задачи предстоящего сева.

12—15 января 1942 года в ходе обсуждения на пленуме Новосибирского обкома ВКП(б) вопроса о плане сельскохозяйственных работ нового года делегация колхозников Купинского района вызвала на соревнование своих соседей из Тогучинского района. Через несколько дней участники областного совещания передовиков сельского хозяйства приняли обращение: «Горячо приветствуем почин колхозников, работников МТС и совхозов Купинского и Тогучинского районов области, начавших между собой соревнование за образцовое проведение сева, за высокий урожай… Развернём соревнование в каждом звене, в каждой бригаде, в каждом колхозе и между районами. Самоотверженным трудом на полях окажем мощную поддержку доблестной Красной Армии».

Первые недели 1942 года показали, что колхозная деревня переживает небывалый трудовой подъём. Важной вехой в подготовке Всесоюзного соревнования стал патриотический почин работников сельского хозяйства Алтайского края. В газете «Социалистическое земледелие» от 14 февраля 1942 года было опубликовано письмо колхозников артелей «Родина», «Красный боец» и коллектива Шипуновской МТС Алтайского края ко всем колхозникам, работникам МТС, земельных органов Поволжья, Урала, Сибири, Средней Азии и Казахстана с призывом вступить в социалистическое соревнование за лучшую помощь фронту. «Восточные области, — писали они, — стали основными базами производства зерна и других сельскохозяйственных продуктов. На эти области главным образом базируются тылы Красной Армии. Это возлагает на нас, сибиряков, так же как и на уральцев, волжан, жителей Казахстана, Средней Азии, колоссальную ответственность. Это требует коренного улучшения работы во всех колхозах и МТС… Вступайте в социалистическое соревнование за лучшую помощь фронту, за лучшее проведение весеннего сева. Помните, в этом деле нет мелочей, для успеха одинаково важно подготовить семена, кадры, своевременно составить план, отремонтировать каждый хомут, каждую постромку. Всю богатырскую мощь колхозного строя — на помощь фронту!».

Крестьянство Алтая не называло тогда начатое им соревнование всесоюзным, но его почин, по сути дела, впервые в стране отразил эту идею. Начинание крестьян-алтайцев получило высокую оценку в руководстве страны. Председатель Президиума Верховного Совета СССР М.И.Калинин писал: «С их предложениями не только можно согласиться, их надо приветствовать и решительно проводить в жизнь… Обязательство, принятое колхозниками, показывает, что алтайцы правильно поняли требования момента. Этому пути должны следовать все колхозы и других областей…» (Калинин М.И. О весеннее-полевых работах. — Ярославль. 1942. С. 7).

4 мая 1942 года Политбюро ЦК ВКП(б) одобрило предложения по ор-ганизации Всесоюзного социалистического соревнования. 8 июня 1942 года ГКО принял постановление об организации Всесоюзного социалистического соревнования колхозов, машинно-тракторных станций, районов, областей, краев и республик, а 10 июня «Правда» и «Известия» опубликовали его условия.

Руководя соревнованием, партийные и советские организации опирались на опыт довоенных лет. Но тогда условия работы были иные, и размах соревнования не был столь массовым. В 1940 году соревновались, например, 55% колхозов и 58% МТС. Менее распространенным и далеко не повсеместным до войны было соревнование между районами, областями и республиками. Начиная с 1942 года в сельском хозяйстве, как и в промышленности, Всесоюзное соревнование охватило все без исключения коллективы и административно-территориальные районы. На новую ступень поднялось внутрихозяйственное соревнование, а также соревнование тракторных бригад и отдельных механизаторов, комсомольско-молодёжных бригад по выполнению различных видов работ, соревнование пахарей, бороновальщиков, звеньевых, полеводов, доярок, телятниц и т. д. Наибольшего накала достигало соревнование во время проведения декадников, месячников, трудовых вахт, связанных с ударным завершением важнейших работ и в честь побед на фронтах войны.

По итогам весеннего сева 1942 года 680 трактористок были награждены знаком «Отличник социалистического сельского хозяйства». Первое место во Всесоюзном соревновании завоевала женская тракторная бригада Д.М.Гармаш из Рыбновской МТС Рязанской области. Только за период весеннего сева она обработала (в переводе на мягкую пахоту) 1 296 га при 487 по плану и сэкономила 2 110 кг горючего и 838 кг смазочных масел. По решению ЦК ВЛКСМ ей было присуждено переходящее Красное знамя ЦК ВЛКСМ. В 1943 году Д.М.Гармаш была удостоена Сталинской премии. М.Кострикина из этой же бригады на тракторе ХТЗ выработала на весеннем севе 260 га условной пахоты, выполнив план на 426% при экономии 360 кг горючего, А.Демидова — 250 га (409,6% плана), сэкономив 344 кг горючего. Бригада Д.М.Гармаш удерживала первенство в соревновании женских тракторных бригад страны и в последующие годы.

Женская тракторная бригада Больше-Раковской МТС Куйбышевской области, выступившая в числе инициаторов Всесоюзного соревнования, годовой план работ выполнила на 201%, а трактористка А.Казакова — на 213%. В Свердловской области в числе первых были созданы женские тракторные бригады Д.Ларионовой из Ирбитской МТС и Л.Жировой из Усениновской МТС. Обе бригады были признаны победителями областного соревнования, в котором участвовало 140 женских тракторных бригад (4 636 трактористок). Д.Ларионова приняла руководство бригадой, которую до призыва на фронт возглавлял её муж. В состав этого коллектива входили начинающие трактористки, но все они быстро освоили технику и добились высоких показателей. Трудовую доблесть проявила колхозница В.К.Борисова из артели им. XVII партсъезда Убинского района Новосибирской области. Мать пятерых детей, она пошла работать на трактор и за весну 1942 года вспахала и засеяла свыше 200 га.

Высокие результаты были и у тех, кто трудился вручную. Даже многие крестьяне, находившиеся в достаточно пожилом возрасте, показывали образцы высокопроизводительного труда. Например, 75-летние И.Третьяков и И.Прошухлин из Красноярского края выкашивали литовкой по гектару и более пшеницы в день при норме в полгектара. Во многих областях развернулось соревнование женщин-косарей. В колхозе им. 1 Мая Усть-Абаканского района Хакасской автономной области комсомольское звено из трёх колхозниц — Е.Дребенцовой, М.Дребенцовой и К.Касаткиной — на уборке урожая 1942 года впервые применило новый, раздельный по операциям, поточный метод работы. В среднем звено связывало в день до 11 тыс. снопов при норме 1 500. Метод звена Е.Дребенцовой нашёл многочисленных последователей. Только в Красноярском крае его применяло до 3 тыс. звеньев.

С весны 1942 года широкое распространение получила ценная инициатива рационального использования оставшегося конного поголовья, колхозного инвентаря и рабочей силы, проявленная В.Нагорным, 17-летним пареньком из колхоза «Красный партизан» Краснотуранского района Красноярского края. Используя сменных лошадей, он уже в первый день работы по-новому вспахал 4 га, выполнив более четырёх норм. В последующие дни выработка поднялась до 500%. Столь же высоких показателей добились пахари того же колхоза Д.Першин, Е.Шагоракова, И.Тимченко — всего более 20 человек. Почин новаторов, о котором оперативно рассказывала местная и центральная печать, был подхвачен не только в Сибири. В борьбу за перевыполнение норм по методу Нагорного включились не только пахари, но и бороновальщики, сеяльщики, трактористы, а затем машинисты сенокосилок и уборочных машин. На уборке урожая выдающихся успехов добились, используя метод Нагорного, колхозники артели «Революционный путь» Ташлинского района Чкаловской области Ерофеев, Иванов, Степанов, Катков. Двумя лобогрейками они скосили за день более 30 га, тогда как обычная норма выработки составляла 5—6 га. Но и это достижение не стало пределом. Всесоюзный рекорд выработки на лобогрейке был установлен в колхозе им. Шеховцёва Челябинской области. Здесь председатель артели П.Н.Алтынов сам сел за лобогрейку. Работа началась в 4 часа утра на трёх сменных лошадях и продолжалась весь день. Так как один круг поля составлял свыше 3 км, перепрягали лошадей после 17 кругов. Алтынова сменил напарник, который работал до 12 часов ночи. Выработка на одну лобогрейку составила в итоге 21 га (см.: ИСК. Т. 3. С. 189).

В 1943 году патриотические начинания сельских тружеников часто возникали в ответ на конкретные события. Разгром фашистских войск под Сталинградом, историческая победа под Курском, дальнейшее по-бедоносное наступление советских войск всё выше поднимали общена-родный патриотизм. «Работать так, как воюют наши земляки!», «Трактор — это наш танк, который мы ведём в бой за высокий урожай!», «Больше хлеба, мяса, овощей — сильнее ударю по врагу!» — эти лозунги определяли все дела и мысли тружеников тыла.

В начале сентября 1943 года во многих областях состоялись фронтовые декадники по усилению хлебозаготовок в честь освобождения Харькова. Так, в Новосибирской области передовые колхозы и целые районы успешно выполнили фронтовые задания: Нарымский округ — на 102%, Верх-Ирменьский район — на 118%.

Мощный подъём в дни уборки урожая вызвало сообщение об освобождении Донбасса. Колхозники Павловского района Алтайского края обратились ко всем работникам сельского хозяйства края с призывом провести в честь этого события с 13 по 20 сентября 1943 года Неделю труда. Почин павловцев нашёл горячий отклик в колхозах и на промышленных предприятиях Алтая. За Неделю труда были убраны тысячи гектаров зерновых, многие колхозы полностью вывезли хлеб, собранный с участков, засеянных в фонд победы и помощи освобождённым районам.

Ярославские земледельцы обязались завершить хлебозаготовки к 20 октября 1943 года, сдать сверх плана в фонд Красной Армии 700 тыс. пудов зерна и вывезти его на государственные склады не позднее 5 ноября. Повсюду был организован круглосуточный обмолот зерна, созданы комсомольско-молодёжные тракторные бригады, проводились дни массовых красных обозов. Промышленные предприятия Ярославля, Рыбинска и других городов выделили в помощь колхозам 328 автомашин, 350 лошадей и сотни рабочих для транспортировки зерна, погрузки и разгрузки обозов. В результате государственный план хлебозаготовок был завершен 16 октября — на 4 дня раньше срока, принятого обязательством. А к 20 октября область сдала сверх плана в фонд Красной Армии 200 тыс. пудов зерна. К 1 ноября ярославские колхозники выполнили уже план поставок картофеля.

Борьба за восстановление культуры земледелия активизировала соревнование бригад и особенно звеньев высокого урожая. Ещё в довоенные годы широко было известно соревнование пятисотниц свекловичных полей Украины, движение за 100-пудовый урожай среди хлеборобов Поволжья и др. С начала войны многие знатные полеводы ушли на фронт, часть звеньев распалась. Уже в 1942 году стали возрождаться звенья высокого урожая, они включались во Всесоюзное соревнование. Но более широкий размах это движение получило в 1944—1945 годы, став всеколхозным и преимущественно комсомольско-молодёжным. Если в 1943 году, по данным 28 областей, краев и республик, в нём участвовали 24 тыс. комсомольско-молодёжных звеньев, то в 1944 году их число возросло до 64 тыс., а к концу войны — до 100 тыс.

На Алтае вновь набирало силу ефремовское движение за получение высоких урожаев зерновых, начало которому было положено М.Е.Ефремовым в 1936 году. Если в 1941—1942 годах здесь в разное время оставалось не более 200 ефремовских звеньев, то в 1944 году их насчитывалось 1 140, а весной 1945 года — 1 600. Сбор зерна на закреплённых за ними участках в 2,5 раза превышал среднюю в Алтайском крае урожайность. В колхозах Новосибирской области весной 1942 года соревновалось только 112 звеньев высоких урожаев, а в 1943 году — уже 926, в 1944 году — 1 012. Молодёжные звенья здесь добивались урожая значительно выше среднего по области. Движение звеньев высоких урожаев получило широкое распространение также в Московской, Калининской, Воронежской, Свердловской и других областях.

В последние годы войны нарастали массовость и эффективность соревнования по профессиям. Этому способствовало учреждение в областях, краях и республиках почётных званий «Лучший пахарь», «Лучший сеяльщик», «Лучший бороновальщик», «Лучший жнец», «Лучшая сноповязальщица», а среди животноводов — «Лучший конюх», «Лучшая доярка», «Лучший овцевод» с вручением соответствующих дипломов и грамот. В Молотовской области по итогам соревнования за 1944 год решением бюро обкома ВЛКСМ была отмечена хорошая работа 500 юных пахарей и бороновальщиков. Свыше 100 молодых колхозников и колхозниц заслужили почётные звания «Лучший машиновожатый», «Лучший жнец», «Лучшая сноповязальщица». В Ярославской области в 1944 году в областную Книгу почёта были занесены имена 1 002 передовиков сельского хозяйства, награждённых дипломами I, II и III степени. Показательно, что 75% из них составляли женщины. В это число входили льнотеребильщицы, машинисты сельскохозяйственных машин, косцы, пахари и т. д. Из 277 косцов Ярославской области, отмеченных дипломами, 273 — женщины.

Помимо плановых заготовок колхозной продукции, которые составляли главную долю поступлений продовольствия и сырья, государство получало от крестьянства большое количество средств и продовольствия в виде добровольных сборов в фонд обороны и др. Многочисленные документы и воспоминания современников свидетельствуют о том, что сразу после нападения фашистской Германии вместе с первыми призывниками из колхозов потянулись первые обозы с хлебом, мясом, овощами. Ширилось движение крестьянства за отчисление в фонд обороны части выработанных трудодней с причитавшейся на них продукцией. Следуя примеру москвичей и ленинградцев, начавших отчисления части зарплаты в фонд обороны, крестьяне колхоза «Ленинский путь» Чкаловского района Чкаловской области стали отчислять в этот фонд по 10 трудодней с каждого трудоспособного колхозника. «Если все колхозы области последуют нашему примеру, то этим самым они дадут дополнительно один миллион пудов хлеба», — говорилось в их обращении (Известия, 6 августа 1941 г.). Уже в первый период войны крестьянство страны отчислило в фонд обороны десятки миллионов трудодней, в счёт которых из колхозной деревни поступили миллионы пудов хлеба, сотни тысяч рублей деньгами, а также мясо, молоко, овощи и другие продукты (см.: Синицын А.М. Всенародная помощь фронту. — М., 1979. С. 142).

Ярким выражением глубокого понимания общенародных задач явилось движение крестьянства по восполнению хлебных и других продовольственных запасов страны. После сдачи излишков продовольствия из предвоенных урожаев труженики села выступили с такой новой патриотической инициативой, как сверхплановый посев зерновых и других культур в фонд обороны. Идея «гектаров обороны» родилась ещё во время озимого сева 1941 года. С ней выступили колхозники Бузулукского района Чкаловской области, Каменского района Челябинской области и др. Весь урожай, собранный с «гектаров обороны», сдавался государству.

Ещё больший размах это движение получило в 1942 году. С почином выступили колхозники артели им. Н.К.Крупской Выселковского района Краснодарского края. Они призвали всех тружеников сельского хозяйства страны организовать сверхплановые посевы в фонд обороны и помощи колхозам, пострадавшим от оккупации. Кубанские колхозники засеяли в этот фонд около 11 тыс. га яровых культур. Их патриотическое начинание получило повсеместное распространение и стало всесоюзным. По ориентировочным подсчётам, в общей сложности в стране было засеяно не менее 200 тыс. «гектаров обороны». В пересчёте на среднюю урожайность зерновых в 1942 году с этих площадей было получено около 60 млн. пудов хлеба (см.: ИСК. Т. 3. С. 251).

Патриотизм колхозного крестьянства был поистине всеобщим. «Почти нет таких колхозов, которые не считали бы своей моральной обязанностью, сверх установленных государством поставок, сдавать часть продукции в фонд Красной Армии», — отмечал М.И.Калинин (Калинин М.И. О коммунистическом воспитании. — М., 1947. С. 235). При этом довольно часто сдавалось далеко не излишнее, а самое необходимое и даже последнее. Типично в этом отношении решение общего собрания колхозников сельхозартели «Красный пахарь» Шенкурского района Архангельской области. Когда встал вопрос о дополнительной сдаче в фонд обороны ещё 200 ц зерна, председатель этого хозяйства П.И.Клыкова заявила: «Вот что, бабы, если 200 центнеров хлеба отдадим, мы ещё проживём. А там люди за нас умирают». И решение было единодушным: «Отдать 200 центнеров для победы над врагом» (Овсянкин Е.И. В годы суровых испытаний. — Архангельск, 1965. С. 80).

Свидетельством трудового подвига крестьянства в годы войны являются приведённые в таблице 2 статистические сведения о выработке трудодней, взятые из годовых отчётов колхозов. Они свидетельствуют о том, что с начала войны повсюду происходил рост средней выработки трудодней каждым трудоспособным колхозником, которая в 2—2,5 раза превышала установленный минимум. Особенно высокий прирост выработки трудодней был у женщин — свыше 30%. Правда, в 1941 году средняя выработка трудодней колхозницами несколько уменьшилась. Объясняется это тем, что со второй половины 1941 года на смену выбывшим 1,9 млн. мужчинам пришло 428 тыс. женщин. До конца года они, естественно, не могли достичь среднегодового уровня выработки. В 1944 году, по сравнению с 1940 годом, процент женщин, не выработавших обязательного минимума трудодней, понизился в колхозах тыловых районов с 18,3 до 12,8%. В течение войны средняя выработка одним престарелым или больным составляли 130—135 трудодней, или половину среднегодовой выработки одним трудоспособным. Выработка одним подростком в возрасте от 12 до 16 лет поднялась с 74 трудодней в 1940 году до 103 трудодней в 1944 году и стала составлять 42,2% среднегодовой выработки взрослого трудоспособного (см.: там же. С. 67; ИСК. Т. 3. С. 195).

Таблица 2.

Выработка трудодней в колхозах на одного мужчину, одну женщину и одного трудоспособного

Годы	Мужчины	Женщины	Один трудоспособный
1940	312	193	222
1941	323	188	227
1942	327	237	259
1943	338	244	267
1944	344	252	275
1944,	110,3	130,6	123,9
% к 1940 г.

Важнейшей производственной задачей крестьянства первых лет войны было максимально возможное восполнение потерь, вызванных фашистской оккупацией (см. таблицу 3). Особое значение приобрел вопрос о посевных площадях в связи с утратой огромных земельных массивов Украины, Белоруссии, Прибалтики, Дона и других районов. Ухудшение всего комплекса агротехники практически исключало возможность быстрого и ощутимого прироста сельскохозяйственной продукции на старопахотных землях тыловых районов. Но здесь всё же, особенно в Казахстане, Сибири, на Урале, имелись благоприятные условия для быстрого расширения площади посевов за счёт освоения свободных земель. Уже в 1941 году, несмотря на небывалое сокращение производительных сил, труженики сельского хозяйства, часто по собственной инициативе, начинали расширять посевные площади озимых культур, особенно зерновых. В 1941 году было засеяно 21 671 тыс. га озимого клина (на 1,5 млн. га больше чем в 1940 г.). Наибольший прирост наблюдался в колхозах Западной Сибири — 762 тыс. га, Урала — 470 тыс., Казахстана — 280 тыс., Средней Азии — 186 тыс. га (см.: ИСК. Т. 3. С. 209).

Это и предопределило курс на расширение посевных площадей как единственно возможный путь восполнения и приостановки дальнейшего сокращения сельскохозяйственного производства. При этом учитывалась не только неотложность данного мероприятия, но и его резервное значение на случай дальнейшего продвижения врага. Отсюда следует, что расширение посевов представляло вынужденную меру, вызванную стремлением предотвратить ещё большее осложнение продовольственного положения. Но поскольку оно осуществлялось в обстановке нарастающих трудностей, то не всегда приводило к абсолютному приросту получаемой продукции, так как продолжившееся сокращение материально-технических и трудовых ресурсов, усугублённое неблагоприятными погодными условиями 1941—1943 годов, вызывало снижение урожайности на всей площади посевов, включая старопахотные земли.

Рост посевных площадей в тыловых районах, безусловно, смягчил продовольственные трудности первых, наиболее тяжёлых лет войны. Но он не мог восполнить основные потери: общая посевная площадь в стране сократилась со 150,6 млн. га в 1940 году до 84,7 млн. га в 1941 году и до 87,5 млн. га (или на 41,9%) в 1942 году (см.: История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941—1945. — М., 1961. Т. 2. С. 167, 516). Это явилось основной причиной резкого сокращения сельскохозяйственного производства. Данные таблицы 3 показывают, что количество полученного хлеба в 1942 году уменьшилось, по сравнению с 1940 годом, на 72%. Значительным было также сокращение общего производства овощей, картофеля и других культур.

Война создала тяжёлые условия и для животноводства. Из районов, которым угрожала фашистская оккупация, удалось эвакуировать свыше половины общественного стада, но до глубокого тыла доходило не более 13% поднятого к эвакуации скота: часть его погибала в пути, много животных было сдано воинским частям, а затем в виде заготовок в счёт обязательных поставок колхозов тыловых районов (ИСК. Т. 3. С. 212).

Таблица 3.

Посевные площади, урожайность и валовой сбор сельскохозяйственных культур в колхозах*

Годы	Уборочная площадь, тыс. га	Валовой сбор, тыс. ц		Сбор с 1 га, ц
Зерновые
1940	89 645,1		748 770,7		8,5
1941	50 722,3		355 606,5		7,0
1942	54 457,7		249 427,9		4,6
1943	52 548,3		205 611,1		3,9
1944	62 693,8		354 931,3		5,7
1945	64 778,6		333 338,0		5,1
Картофель
1940	2 900,5		249 721,6		86,1
1941	1 353,4		74 167,2		54,8
1942	1 702,5		69 541,0		40,8
1943	1 799,3		89 622,5		49,8
1944	2 481,5		119 446,5		48,1
1945	2 542,7		99 976,8		39,3
Овощи
1940	709,5		59 346,3		86,3
1941	306,6		19 186,1		62,6
1942	351,2		23 945,6		68,2
1943	410,7		25 210,2		61,4
1944	587,0		33 450,6		58,4
1945	625,0		28 957,0		46,3
Сахарная свекла
1940	1 111,1		159 157,3		143,2
1941	94,5		14 614,7		154,7
1942	268,4		19 562,9		76,8
1943	228,7		7 208,2		31,5
1944	555,3		35 768,9		64,4
1945	688,4		45 544,0		66,2
Подсолнечник
1940	3 067,5		22 989,6		7,5
1941	869,3		2 322,5		2,6
1942	800,2		981,6		1,2
1943	1 326,8		3 073,7		2,3
1944	2 240,0		7 486,0		3,3
1945	2 198,4		6 133,0		2,8
Хлопок-сырец
1940	1 481,0		20 226,1		13,7
1941	1 496,1		23 485,1		15,7
1942	1 449,1		13 234,6		9,1
1943	1 099,6		7 082,4		6,4
1944	1 087,0		10 679,8		9,8
1945	1 132,5		11 143,6		9,8

Численность скота значительно уменьшилась (см. таблицу 4). Ухудшились условия содержания скота, ослабла ветеринарная служба, усилились заболевания животных. Сократилась кормовая база, почти не стало концентрированных кормов. Зерно и даже картофель использовались теперь только на продовольственные нужды. При всём этом колхозы восточных районов в трудных условиях военного времени увеличили поголовье продуктивного скота, в том числе крупного рогатого скота с 11,4 млн. голов на начало 1941 года до 12,5 млн. голов на начало 1943 года, овец и коз — соответственно с 28,1 млн. до 34,2 млн. голов (см.: Вознесенский Н.А. Военная экономика СССР в период Отечественной войны. — М., 1948. С. 97). Даже поголовье свиней в течение первого года войны в тыловых районах практически оставалось неизменным, хотя именно эта отрасль животноводства больше всего пострадала в связи с ограниченными ресурсами концентрированных кормов и в ходе эвакуации.

Таблица 4.

Численность скота в колхозах (на конец каждого года, млн. голов)

Годы	Крупный рогатый скот		В том числе
			коровы		свиньи		Овцы и козы		лошади
1940	20,1	5,7		8,2		41,9		14,5
1941	13,8	4,2		4,0		39,5		8,0
1942	13,5	3,7		3,3		35,5		6,6
1943	14,1	3,5		2,2		35,9		6,2
1944	15,4	3,4		2,4		36,9		6,2
1945	15,9	3,6		2,7		37,1		6,6

Ухудшение кормовой базы и условий содержания скота не могло не привести к снижению его продуктивности. Тем не менее положение в животноводстве было значительно лучше, чем в растениеводстве. Если урожайность основных культур полеводства к концу первого периода войны упала на 150—200%, то продуктивность животноводства — в среднем только на 10—25%. Удойность коров, например, уменьшилась за это время на 20% — с 949 л в 1940 году до 764 л в 1942 году. На этом уровне она поддерживалась до конца войны. Самый высокий надой на корову (в литрах) имели Ивановская (1 288), Ярославская (1 237), Московская (1 236), Рязанская (1 181), Горьковская (1 142) области (Арутюнян Ю.В. Указ. соч. С. 194, 442—443).

Производство мяса, сала, животных жиров резко снизилось. Если в 1940 году валовая продукция животноводства (в пересчёте на убойный вес скота и птицы) составляла 939 тыс. т, то в 1941 году — 729,6 тыс. т, а в 1942 году — только 441,5 тыс. т, или в 2 раза с лишним меньше чем до войны (см.: Страна Советов за 50 лет. — М., 1967. С. 122, 130, 149; История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941—1945. — М., 1965. Т. 6. С. 67, 69). Столь ощутимая разница была, прежде всего, следствием оккупации врагом части территории страны.

Война сильно ослабила общественное хозяйство колхозов. Лишь не-многие из них сумели удержать, а тем более превзойти довоенный уровень развития. В Московской области к таким хозяйствам относился колхоз им. В.И.Ленина, в Ярославской — колхоз «Горшиха», в Ивановской — сельхозартель им. XVII съезда партии, в Горьковской — им. К.А.Тимирязева, в Свердловской — колхоз «Заря», в Алтайском крае — колхоз «Родина», в Красноярском — колхоз «Власть труда», в Томской области — колхоз «Молот» и др. (см.: ИСК. Т. 3. С. 221).

Но таких хозяйств было мало. Подавляющее число колхозов не только приостановило свое поступательное развитие, но и сократило производство в силу необычайных трудностей. Чтобы свести к минимуму неизбежные потери, а главное, поддержать на допустимом уровне объём государственных заготовок, колхозы вынужденно сокращали натуральную оплату труда. В итоге снизилась доля продукции, выделяемой для материального обеспечения колхозников.

Отчисления продовольствия в пользу государства росли за счёт фон-дов потребления, сокращавшихся из года в год. В 1943 году для оплаты трудодней было выделено 16,7% зерновых вместо 22,9% в 1939 году. В натуральном выражении эта разница была ещё ощутимее, так как фактически выдавалось меньше предусмотренного. В 1942 году из предполагавшихся к выдаче на потребление колхозникам 44 млн. ц зерна было выдано 24 млн., а в 1943 году — 29,5 млн. ц вместо 36 млн. (см.: История социалистической экономики СССР. — М., 1978. Т. 5. С. 387). Значительная часть хлеба, предназначенная для фонда потребления, добровольно перечислялась колхозниками в фонд обороны. Так, в 1942 году из 2 283 тыс. ц зерна, выделенных к выдаче на трудодни колхозникам Урала, в фонд обороны и помощи рабочим было отчислено 35,6%. В 1942—1943 годах на трудодень выдавалось в среднем 650—800 г зерна, 200—400 г картофеля, то есть примерно по 200 г зерна и 100 г картофеля на душу населения в день, или почти в 2 раза меньше чем в 1940 году (см.: ИСК. Т. 3. С. 241).

Высокое понимание патриотического долга проявило крестьянство и при заготовках животноводческих продуктов. В 1943 году из общей доли реализованного колхозного стада государственные заготовки крупного рогатого скота составили 84,1% против 62,9% в 1940 году, свиней — 30,5% против 20,9%, овец и коз — 79,2% против 44,2% (см.: Арутюнян Ю.В. Указ. соч. С. 210). В тот же наиболее тяжелый для сельского хозяйства год (1943-й) колхозы сдали по обязательным поставкам почти столько же мяса (686,3 тыс. т), сколько и в 1940 году (691,5 тыс. т), хотя число колхозов за время оккупации сократилось почти на 40% (см.: ИСК. Т. 3. С. 241). Начавшееся освобождение оккупированных районов не облегчало положение, так как тысячи и миллионы голов скота были направлены на возрождение хозяйств.

Во время войны неоднократно отмечались достижения ярославских и костромских животноводов. Они не только сохранили, но и увеличили поголовье общественного стада: крупного рогатого скота — на 15%, свиней — на 25%, овец и коз — на 32%. Самой высокой продуктивностью славились молочно-товарные фермы колхозов им. XVII партсъезда Ярославского района, «Красный коллективист» Некрасовского района Ярославской области, где получали от каждой коровы по 5 тыс. л молока и более в год. В этих и других хозяйствах отдельные коровы ярославской и костромской породы давали за дойный период по 8, 9 и даже 11 тыс. л молока.

Животноводам всей страны было известно имя вологодской свинарки А.Е.Люсковой — жены фронтовика, матери семерых детей — из колхоза «Будёновец» Междуреченского района. Усовершенствовав методы выращивания и откорма, разработав свои рекомендации по уходу за свиньями, она получала ежегодно по 26—27 поросят от каждой свиноматки. Вместе со своими подругами Л.Н.Коротковой и А.И.Аносовой А.Е.Люскова вырастила за войну 5-тысячное стадо свиней, заготовила для государства 40 т свинины (см.: там же. С. 223).

В возделывании картофеля и овощей широкую известность получило юткинское движение. В довоенные годы звено А.Юткиной из колхоза «Красный Перекоп» Мариинского района Новосибирской области получало по 600—800 ц картофеля с 1 га. Средний урожай за военные годы был выше — 900—1000 ц. Не отставало звено А.Картавой из артели «Путь новой жизни» того же района, которое в трудном 1943 году превысило показатель юткинского звена, соревновавшегося с ним. Урожай с гектара опытного участка поднялся здесь до 1 680 ц картофеля, а на всей закреплённой площади до 400 ц.

Соревнование юткинских звеньев было организовано во многих областях и республиках страны. В Московской области к концу войны 350 молодёжных звеньев вырастили по 350 ц картофеля с 1 га и выше, а овощей — более чем по 400 ц. Высшее достижение принадлежало соревновавшимся между собой звеньям Т.Крутовой из колхоза «Пятилетка в четыре года» и К.Шориной из артели «День урожая» Коломенского района. Все годы войны оба звена получали по 500—600 ц картофеля с 1 га. В 1945 году звено К.Шориной вырастило 1 110 ц и завоевало первенство во Всесоюзном соревновании молодёжных звеньев высокого урожая (см.: там же. С. 222).

Несмотря на тяжёлые условия труда, отсутствие минеральных удобрений и хороших семян многие полеводы всё же получали высокие и даже рекордные урожаи. Выдающихся результатов добился известный хлебороб А.Я.Карпов из колхоза «Путь к социализму» Аскизского района Красноярского края, снимавший с закреплённого участка до 80 ц пшеницы. В колхозе «Заветы Ленина» Шадринского района Курганской области новатор-опытник Т.С.Мальцев применил более рациональные для местных условий методы обработки почвы и посева зерновых, что позволило не только на опытном участке, но и на всей посевной площади колхоза получать по 20—25 ц яровой пшеницы с 1 га. Это в 3—4 раза превышало среднюю урожайность по стране и в 5—6 раз по Курганской области за военные годы. Не прекращая научной работы в области рациональных методов обработки почвы и посева зерновых, Т.С.Мальцев вывел два новых сорта высокоурожайного картофеля (см.: там же. С. 222; Коммунист, 1967, № 11. С. 99).

Всё это — свидетельство достижений выдающихся мастеров сельского хозяйства. Такие примеры не единичны, но вместе с тем массовые показатели развития производства были, конечно, намного ниже. Тяжелейшие условия труда военного времени, недостаток материально-технических средств чаще, чем когда-либо, сводили к минимуму даже самые максимальные усилия колхозников. За годы войны производительность труда в сельском хозяйстве, как отмечалось, сократилась на 40% (см.: Народное хозяйство СССР за 60 лет: Юбилейный стат. ежегодник. — М., 1977. С. 12, 14). При этом необходимо учесть, что названный процент сокращения относится к 1945 году, когда уже началось восстановление производительных сил колхозной деревни. Если же сопоставить уровень предвоенной производительности труда с соответствующим уровнем 1943 года, то сокращение составит не менее 50% и будет примерно равным аналогичному падению валовой продукции сельского хозяйства (см.: Страна Советов за 50 лет. — М., 1967. С. 122, 128, 130—131).

Приведённые данные о состоянии производительности труда исходят из среднегодовых расчётов без учёта часовой и ежедневной выработки и тем более без поправки на фактическое трудовое напряжение крестьян в течение всего трудового дня. Такого учёта, понятно, и быть тогда не могло. Но всем хорошо известно, что в годы войны трудовой день крестьян продолжался от зари до зари и общий объём выработанных ими трудодней равнялся довоенному уровню при одновременном сокращении численности трудоспособного населения.

Тем не менее необходимо отметить, что даже в самое тяжёлое для сельского хозяйства время, каким стал 1943 год, когда на сравнимых тер-риториях был получен самый низкий за все годы войны валовой объём сельскохозяйственной продукции, колхозы дали 94,2% всех хлебных за-готовок в стране, и этого оказалось достаточно, чтобы обеспечить население и фронт необходимым продовольствием (см.: ИСК. Т. 3. С. 224). Крестьянство внесло величайший вклад в достижение экономической победы над врагом.

Мы не можем согласиться с рассуждениями Вылцана о том, что, мол, «сельское хозяйство оказалось на грани развала» и в «экономическую победу» явно не «вписывается» и что «для него больше подошло бы определение: «Пиррова победа» (Вылцан М.А. Указ. соч. С. 24). Такие оценки грешат против истины, и к тому же за ними явно скрывается стремление принизить значимость трудового подвига советского кресть-янства. По нашему глубокому убеждению, результаты труда тружеников сельского хозяйства вполне вписываются в понятие «экономическая победа». Несмотря на все потери и лишения, советское сельское хозяйство вовсе не находилось на грани развала. Напротив, уже в 1944 году по подавляющему большинству показателей сельскохозяйственного производства прекратился спад, а по некоторым показателям даже наметилась тенденция к росту. В том-то и заключается величие трудового подвига советских крестьян, что они внесли весомый вклад в достижение экономической победы над врагом и, несмотря на все потери и лишения, не допустили развала сельскохозяйственного производства.

Отдельно следует остановиться на пресловутой «пирровой победе». Этот термин Вылцан употребляет применительно к советскому сельскому хозяйству в годы войны не только на страницах своей книги, но он вынесен даже на её обложку и титульный лист в качестве подзаголовка. При этом многие читатели теряются в догадках, какое отношение «пиррова победа» имеет к исследуемой Вылцаном проблеме. Сделаем небольшой экскурс в античную историю. Пирр, царь Эпира, в своей войне с Римом (280—275 гг. до н. э.) ценой больших потерь выиграл одно сражение, но в конечном итоге войну проиграл. А в войне 1941—1945 годов ценой больших потерь был достигнут диаметрально противоположный результат — Советский Союз войну выиграл. Поэтому отождествление итогов римско-эпирской войны 280—275 годов до н. э. и Великой Отечественной войны 1941—1945 годов в любой сфере (включая сельскохозяйственное производство) не просто некорректно — оно в принципе неверно.

Главным итогом производственной деятельности всех тружеников сельского хозяйства военных лет было обеспечение основных потребностей страны в продовольствии и сырье. Высочайший патриотический подъём советского крестьянства, большие мобилизационные возможности колхозно-совхозной системы в целом позволили вопреки всем трудностям и утратам сосредоточить в руках государства такое количество товарной продукции, которого вполне хватило для бесперебойного снабжения фронта и нормированного распределения среди тружеников тыла. За 1941—1944 годы государство заготовило 4 264 млн. пудов хлеба, из которых 3 536 млн. дало крестьянство (см.: Советское крестьянство: Краткий очерк истории. — М., 1973. С. 384).

Здесь уместны принципиальные итоговые сравнения. Заготовки и за-купки хлеба в дореволюционной России (1914—1917 гг.) достигали только 1 399 млн. пудов, в разоренной Советской России (1918—1921 гг.) — 920 млн. пудов, или соответственно в 3 и 4,6 раза меньше, чем в годы Великой Отечественной войны (см.: Вознесенский Н.А. Указ. соч. С 90). Несравненно меньшую долю к собственным заготовкам составляли продовольственные поставки из США, Канады и Австралии. К середине 1943 года (по данным руководителя программы ленд-лиза Е.Стеттиниуса) из США СССР получил 1,5 млн. т, или 93,7 млн. пудов продовольствия. Всего же за время войны среднегодовой экспорт из США и Канады в СССР крупы, муки и зерна (в пересчёте на зерно) был равен 0,5 млн. т, то есть в общей сложности 125 млн. пудов, или 2,9% наших внутренних заготовок (см.: Stettinis E.R. Lend-Leus. — N.Y., 1944. P. 192; Чернявский У.Г. Война и продовольствие: Снабжение городского населения в Великую Отечественную войну. — М., 1964. С. 20). Кроме хлеба, Советский Союз заготовил 184 млн. ц картофеля, 50,5 млн. ц мяса, 132 млн. ц молочных продуктов, а также 57 млн. ц хлопка-сырца, 3,6 млн. ц льноволокна, 3,3 млн. ц шерсти (см.: Всемирно-историческая победа советского народа. 1941—1945. — М., 1971. С. 306—307) и много другой сельскохозяйственной продукции.

Но и этим не исчерпывался вклад тружеников села, прежде всего колхозников, в военно-экономическое обеспечение Победы. По примеру рабочего класса крестьянство активно участвовало в добровольных сборах материальных ценностей, денежных средств, тёплых вещей, подарков для бойцов фронта, для их снаряжения и вооружения. Многочисленные добровольные отчисления продовольствия шли также на оказание помощи семьям фронтовиков, инвалидам войны, детским учреждениям, эвакуированному и освобождённому от оккупации населению, рабочим и служащим оборонных предприятий.

К сказанному добавим, что и это ещё не всё. Колхозная деревня являлась главным источником пополнения рабочей силой промышленности. Не покладая рук трудились её посланцы вместе с рабочим классом на фабриках, заводах, транспорте, а в качестве сезонных работников — на заготовках леса и торфоразработках, на строительстве оборонительных рубежей, на восстановлении мостов и дорог в прифронтовой полосе. Крестьянство полностью, всегда досрочно рассчитывалось с государством по всем видам налоговых сборов, перевыполняло планы подписок на военные займы.

Но основной задачей крестьян в тылу и на освобождённой земле была работа на полях и фермах. Это требовало максимального напряжения физических сил и воли. Война нанесла трудновосполнимый урон. Несколько миллионов крестьян-фронтовиков пали в сражениях с врагом. Сократилась численность крестьянского населения. Упали урожаи, снизилась продуктивность животноводства. Скудным стал и быт сельского населения.

Сельское хозяйство вышло из войны сильно ослабленным. Однако все решающие сражения за хлеб и продовольствие были выиграны. «В венок великой Победы, — как ёмко и образно сказал М.А.Шолохов, — навечно вплетён мозолистыми крестьянскими руками и золотой колос» (Правда, 20 января 1984 г.). В годы войны с небывалой силой проявились такие качества советского крестьянства, как патриотизм и интернационализм, коллективизм в общественном труде, верность гражданскому долгу.

Версия для печати