А.С.Марков. Ульяновы в Астрахани
(Продолжение. Начало в №№ 4 и 6 за 2010 г.)
Первый биограф Ульяновых
Много усилий приложил в своё время заведующий Астраханским городским архивным бюро П.И.Усачёв, разыскивая документы, отражающие жизнь родных Владимира Ильича, проживающих в Астрахани. Вёл он и беседы со старожилами, которые знали семью Ульяновых. О поисках неутомимого исследователя стоит поговорить подробнее.
Родился Пётр Иванович в 1890 году в семье астраханского рабочего-бондаря. Детство было трудное. Пришлось поработать на побегушках у многих астраханских промышленников. Только поднялся на ноги — грянула мировая война. Всласть нанюхался пороху на австрийском фронте, В конца 1917 года вернулся в Астрахань уже повидавшим виды солдатом. Он был так большевистски настроен, что в мае 1918 года ему без колебаний дали рекомендацию в партию старые подпольщики-рабочие Ф.А.Трофимов, К.В.Сивков, С.З.Жадаев. В августе 1918 года, когда в Астрахани вспыхнул белогвардейский мятеж, Усачёв был членом Временного военно-революционного комитета. В апреле 1919 года Пётр Иванович стал работать в политотделе 11-й армии в качестве агитатора-организатора. Вокруг Астрахани всё туже стягивалось кольцо вражеской блокады. Всё новые и новые отряды бойцов уходили на защиту города. В городском райкоме Усачев провёл мобилизацию коммунистов и комсомольцев на 8-е пехотные курсы комсостава. Вместе с курсантами добровольно ушёл на фронт. Жестокие бои с белой конницей под Михайловкой и Яндыками. Кровью пропитались пески у станции Шунгай. У Владимировки пулемётный расчёт, где находился Усачёв, накрыл белогвардейский снаряд. Два дня Пётр Иванович не приходил всознание, около месяца ничего не слышал. Но выжил и вернулся в строй. В октябре 1919 года был назначен в оперативный отдел 11-й армии. В конце 1920 года отправился в Персию. Вскоре был назначен заместителем редактора газеты «Красный Иран»...
В 1922 году вернулся в Астрахань и был послан на учёбу в комвуз. Отец Усачёва, Иван Максимович, был неграмотным, каракулями выводил фамилию и цифирь. Никогда не думал, что его сын будет учиться в Москве, в одном из лучших вузов страны, получит высшее образование.
В 1925 году Усачёв окончил институт журналистики и вскоре был назначен заведующим Астраханским окружным архивным бюро, одновременно являлся уполномоченным по истпарту ОК ВКП(б).
С 1925 года Усачёв приступил к поискам материалов о жизни Ульяновых в Астрахани. Прежде всего он скупал, где только можно, краеведческую литературу. Так, книгу Тихона Остроумова «Исторический очерк Астраханской 1-ой мужской гимназии», где упоминается ученик гимназии Илюша Ульянов, Усачёв купил у букиниста. Труднее было с отбором документов. Архивные фонды были не разобраны, в архивах хаос, многие материалы считались утерянными. И всё же Усачёв ведёт поиск. После работы он часами просиживал в пыльных, полутёмных подвалах, которые зимой никогда не отапливались. Просматривал кипы бумаг, груды старых ревизских сказок, журналы записей мастеров Ремесленной управы...
Наконец, первые находки! В 1929 году Петр Иванович послал в Институт Ленина рукопись очерка об Илье Николаевиче. Эта рукопись заинтересовала Марию Ильиничну Ульянову. Она прислала Усачёву письмо:
«Уважаемый товарищ!
Обращаюсь к Вам с просьбой: не будете ли добры сообщить, на основании каких данных Вы пишете в своей работе об И.Н.Ульянове, присланной Вами в Институт Ленина, что отец его, Ник. Вас., «был портным». Попросила бы также прислать фотографию того домика, где Илья Николаевич родился (Вы пишете, что он цел), а также, если возможно, «Очерк» Остроумова, который я Вам верну по просмотре.
Буду очень благодарна за выполнение, возможно незамедлительно, этой моей просьбы.
С т. приветом М.Ульянова.
Адрес мой: Москва, Кремль, б/кв. Ленина»
(Архив Астраханского обкома КПСС).
Усачёв постарался дать подробный ответ.
10 сентября 1930 года Мария Ильинична обрадованно писала Усачёву:
«Получила Ваше письмо и книгу, а вчера и снимки. Большое спасибо Вам. Книгу постараюсь скоро возвратить...».
Однако Мария Ильинична задержала книгу дольше, чем думала. 23 февраля 1931 года она сообщила Петру Ивановичу:
«К сожалению, мне не удалось выполнить своего обещания и вернуть Вам книгу через 2—3 недели, как я Вам писала. Уехав на этот срок из Москвы, я дорогой простудилась и затем пролежала более трёх месяцев с воспалением лёгких. Благодарю Вас за предложение задержать книгу ещё на более долгий срок, но она мне более не нужна, и я с благодарностью возвращаю Вам её.
Если у Вас будут ещё какие-либо дополнительные сведения об отце, надеюсь, не откажете поделиться ими со мной.
Желаю Вам всего хорошего и шлю привет.
М.Ульянова».
Да, эта книга и материалы, собранные Усачёвым, были крайне нужны Марии Ильиничне. Она заканчивала работу о своём отце. Эта книга «Отец Владимира Ильича Ленина — Илья Николаевич Ульянов» была издана в 1931 году. В предисловии к книге Мария Ильинична писала:
«Сколько-нибудь полной биографии Ильи Николаевича Ульянова нет ещё до сих пор. Между тем, характеристика отца Владимира Ильича имеет значение не только для научной биографии В.И.Ленина... Илья Николаевич и сам по себе был незаурядной личностью для того времени, в которое жил и работал. Это был один из пионеров в деле начального образования, его неутомимым деятелем в течение не одного десятка лет...».
Главу о детских и гимназических годах И.Н.Ульянова Мария Ильинична писала, используя материалы Астраханского архива. Также были помещены две фотографии, которые прислал Усачёв. Это вид домика семьи Ульяновых и портрет Василия Николаевича.
Прислала Мария Ильинична Усачёву и свою книгу. В письме она писала: «Посылаю Вам книгу об И. Н.-че с благодарностью за помощь, кот. Вы мне оказывали... Как обстоит дело с разбором Астраханского архива? Если у Вас будут ещё какие-либо книги или материалы, имеющие отношение к И. Н. — поделитесь, пож., со мной».
П.И.Усачёв продолжал с ещё большим упорством собирать сведения о семье Ульяновых. Начал он с опроса старожилов.
По рассказу Марии Андреевны Трапезниковой (мать Трапезниковой, Семечкина, имела недалеко от дома Ульяновых и от дома Горшковых на Косе свой дом), как она помнит, по словам Федосьи Николаевны, отец её — Николай Васильевич — умер очень старым, дряхлым. Трапезникова хорошо помнила Василия Николаевича. По её словам, это был человек тихий, скромный, небольшого роста, худенький. Он с юношеских лет начал служить у купцов-рыбопромышленников.
Мария Андреевна Трапезникова была дружна с Федосьей Николаевной Ульяновой. Трапезникова рассказала о последних годах жизни Федосьи Николаевны: «После смерти Василия Федосья перешла жить к Горшковым и дожила век у племянника Степана Николаевича Горшкова. Вся её жизнь протекала между церковью и родными. Умерла в 1908 году, восьмидесяти пяти лет. Всё, что от неё осталось: шкатулка, подаренная братом Ильёй Николаевичем, документы, фотографии — всё это было передано Горшковым. Похоронили её в семейном склепе Ульяновых. Когда рыли могилу, то в склепе было ещё много сохранившихся гробов, так что гроб с телом «Федосьи Николаевны поставили туда с трудом. Я лично помню, что там должен быть ещё похоронен и Николай Захарович Горшков — муж Марии Николаевны. Её сын, Степан Николаевич Горшков (двоюродный брат Владимира Ильича), всегда заботился о могиле-склепе Ульяновых».
Агриппина Ильинична Горшкова (вторая жена Степана Николаевича Горшкова) сообщила, что Василий Николаевич служил у купца Алабова, а большую часть жизни служил у Сапожниковых. Когда Василий Ульянов тяжело заболел, фирма Сапожниковых платила ему небольшую пенсию.
Собранные П.И.Усачёвым материалы частично использовала в 1937 году и писательница Мариэтта Сергеевна Шагинян. В своём очерке «Предки Ленина» писательница назвала Усачёва добросовестным архивным работником. Это к нему с полным правом относятся слова о том, что среди архивных работников есть энтузиасты не хуже любых советских энтузиастов других профессий. Они чувствуют себя на положении пограничников, поскольку всегда находятся у черты розыска истины, защиты и обороны её от досужих фантазий и всякого рода измышлений. Подобно лётчикам, водолазам, геологам, архивисты ныряют, углубляются в моря и тучи бесконечного количества неведомого и неразобранного материала. Сравниваются они и с изобретателями, так как каждую минуту готовы сделать неожиданное открытие.
Бывая в Москве, Пётр Иванович несколько раз встречался с Марией Ильиничной Ульяновой, уточнял разные моменты из жизни И.Н.Ульянова в Астрахани. К большому сожалению, Усачёв не вёл записи этих бесед. А может быть, и вёл, но они не сохранились. Поиски неутомимого краеведа прервала лишь смерть. Он скончался в 1965 году. Личный архив Усачева до нас дошёл не полностью. По-видимому, многие документы утеряны безвозвратно, но сохранившиеся исключительно интересны.
В мае 1934 года Усачёв послал в Москву Марии Ильиничне стенографическую запись своей беседы с Екатериной Ивановной Лисиной, которая знала брата и сестру Ильи Николаевича — Василия Николаевича и Федосью Николаевну. Приводим её с краткими сокращениями:
«Усачёв: Где вы родились и в каком году?
Лисина: Родилась в Астрахани, мне сейчас 73 года.
Усачёв: Сколько лет вы прожили в доме Ульяновых?
Лисина: Мне минуло 8 лет, когда мои родители поселились в доме Ульяновых. Замуж вышла 18 лет — из этого дома.
Усачёв: Ваш отец был кто?
Лисина: Мой отец был сапожник, мать и сёстры шили бахилы для ловцов.
Усачёв: Кто хозяином дома считался?
Лисина: Василий Николаевич Ульянов.
Усачёв: Кто ещё жил с Василием Николаевичем Ульяновым?
Лисина: Жила родная сестра — Федосья Николаевна, девица.
Усачёв: А мать была жива у них?
Лисина: Матери не было, но жила с ними тётка родная, Татьяна Алексеевна; она им готовила, потом стала слепая. Они называли её «крёстная».
Усачёв: Кто был старше: Василий Николиевич или Федосья Николаевна?
Лисина: Федосья Николаевна.
Усачёв: Между ними было сходство?
Лисина: Было, но очень мало.
Усачёв: Какое обличье они имели, русское лицо или нет?
Лисина: Как бы сказать: если всмотреться, то русское. Знаю, что были русские, богомольные.
Усачёв: Федосья Николаевна не была ли смуглой в лице?
Лисина: Она была тёмная, смуглая, некрасивая, скуластая, нос большой, ноздри большие. Василий Николаевич так же смугл и носил на ушах через голову чёрную ленту, был болен и носил ленту для того, чтобы ветер не надул в уши.
Усачёв: Василий Николаевич какого был роста?
Лисина: Небольшого роста, худенький, бородка маленькая.
Усачёв: Бакенбарды были?
Лисина: Не было, только чуть усики и борода.
Усачёв: Он был лысый, седой?
Лисина: Не могу сказать. Лента была повязана через голову. Помню только, ноги были очень плохие, ходил тихо.
Усачёв: На какие средства они жили?
Лисина: Он служил управляющим у Алабова*.
Усачёв: Помните, что он служил у Сапожниковых?
Лисина: Этого я не знаю.
Усачёв: Алабовы были солепромышленники, откупщики?
Лисина: Не могу сказать.
Усачёв: Где была контора Алабова?
Лисина: На Кутуме, а который дом — не помню.
Усачёв: Какое дело было у Алабова?
Лисина: Кажется, рыбные промыслы, точно не помню.
Усачёв: Как вы думаете: много жалованья получал Василий Николаевич?
Лисина: Не могу сказать, не знаю.
Усачёв. Как они жили?
Лисина: Очень бедно.
Усачёв: Как же так: Василий Николаевич был управляющим, а жили бедно?
Лисина: Вероятно, он небольшое жалованье получал, по своему здоровью часто болел. А чтоб гости у них 5ыпи или они в гости — этого никогда не было, жили очень скромно.
Усачёв: Он не пил?
Лисина: Нет, очень скромно жили. Готовили иногда для себя кофе и какао сварят, и пирог испекут, а другого ничего не было.
Усачёв: Как обращался Василий Николаевич со своей сестрой?
Лисина: Очень хорошо. Называли друг друга «братец» и«сестрица» и друг без друга никуда. Никогда не было ссоры. Друг друга почитали.
Усачёв: Василий Николаевич когда-нибудь говорил про своего брата Илью Николаевича?
Лисина: Когда умер Василий Николаевич, то Федосья Николаевна послала телеграмму в Симбирск и просила: «Братец умер, домом я владеть не могу, если можете, приезжайте, продайте его, и мы разделим наследство пополам». А он ответил: «Никакого дома мне не надо, сестра, а Вы можете его продать иживите, кормитесь на эти деньги».
Усачёв: Где сами Ульяновы жили: вверху или внизу?
Лисина: Они жили внизу.
Усачёв: Кто жил вверху?
Лисина: Квартирант, он ходил в море с рабочими. Фамилия его По-пов, Иван Григорьевич. Сейчас их никого нет в живых.
Усачёв: Кто ходил в гости к Ульяновым?
Лисина: Кроме квартиранта, который приезжал с моря, никто. С квартирантом Ульяновы были дружны. Когда квартирант приезжал с моря, он устраивал угощения — чай, балык, а потом Ульяновы к себе приглашали, угощали чаем, поставят самоварчик, но водки никакой никогда не было.
Усачёв: Кому был продан этот дом?
Лисина: Не могу сказать. Ещё при жизни Василия Николаевича по-купал дом сосед их Смирнов*, хорошие деньги давал, потому что у него на той улице была гостиница, номера, и он хотел иметь место, которое занимал дом Ульяновых. А Василий Николаевич этот дом не хотел продавать. А когда Василий Николаевич помер, кому Федосья Николаевна дом продала, не могу сказать.
Усачёв: Непродала ли этот дом Артемьеву?**
Лисина: Не могу сказать. Знаю, что хотел этот дом купить Смирнов.
Усачёв: Откуда Вы это знаете?
Лисина: Федосья Николаевна говорила моим родителям — матери, потому что она была с ними в большом ладу и у нас всё было общее, никаких секретов не было. Она говорила: «Я посылала телеграмму братцу, а то наследники будут требовать после смерти Василия Николаевича», а потом говорила: «Слава богу, братец отказался от дома».
Усачёв: Какие постройки были во дворе?
Лисина: Как войдешь в ворота — вправо был садик небольшой, загороженный решётками, стоял стол там, скамеечка, кустик барбариса, кустик акации, сирени. Дальше шла баня. Это всё по правой стороне. Влево за баней — амбар, после этого громадный сарай — это для И.Г.Попова — для сбруи, там у него много было сетей. После этого сенница, где складывали сено, так как у Федосьи Николаевны была одна корова. Она её доила сама. Рядом ледник, летом постоянно был лед. Дальше в уголке был наш амбар для дров. Была у них корова, были гуси, штук 10, кур семь-восемь. Это для Федосьи Николаевны было развлечением.
Усачёв: На левой стороне был домик старый?
Лисина: Да, тут был коридор: как только зайдешь с улицы, на левую руку ход, парадная дверь к Ульяновым. А потом мимо их двери лестница идёт вверх. Под этой лестницей Федосья Николаевна в летнее время спала. Потом вы входите к Ульяновым, первый коридор, стеклянной галереи не было. Потом дверка, коридорчик небольшой, зал побольше, направо — кухня летняя, влево — их дверь. Взойдёте налево по крылечку — летняя кухня, а прямо — комната Василия Николаевича, где он спал. В его комнате стоял шкаф с книгами, 2 стула, стол, кровать, и больше ничего. Из этой комнаты выходите в зал. В зале не было ни занавесок, ни гардин, ничего. Полы выкрашены, стены оклеены обоями. В зале стояло зеркало, иконы. Из этого зала вы идёте через маленькую комнату в переднюю. Тут стоял ларь, на котором спала их тётка, кровати у неё не было, тут спала Федосья Николаевна, на сундуке, кровати у неё тоже не было.
Усачёв: Шкаф глухой или стеклянный?
Лисина: Глухой.
Усачёв: Книги с переплетами или без переплетов?
Лисина: Не знаю, много было книг, полно набито.
Усачёв: Горшкова Степана Николаевича помните? Ходил он к вам?
Лисина: Ходил.
Усачёв: Где он жил?
Лисина: На знаю. Но Федосья Николаевна говорила, что это их племянник.
Усачёв: Он выглядел богаче, чем Ульяновы, Василий Николаевич?
Лисина: Он одевался прилично.
Усачёв: На купца похож не был?
Лисина: Нет.
Усачёв: Не ходил ли кто из женщин к Федосье Николаевне?
Лисина: Ходила какая-то одна, кто, не помню.
Усачёв: Мать Василия Николаевича и Федосьи Николаевны была рождённая по отцу Смирнова, звали её Анна Алексеевна, она умерла раньше Василия Николаевича. Вы не знаете, кто такие были Смирновы: родственники или близкие?
Лисина: Не знаю.
Усачёв: Как фамилия «крёстной» — тётки Ульяновых?
Лисина: Не помню. Но звать её Татьяна Алексеевна.
Усачёв: Какая она была женщина: простая или чиновница?
Лисина: Простая.
Усачёв: У Василия Николаевича по церковным книгам крёстной ма-терью была Смирнова, может быть, это и есть Татьяна Алексеевна?
Лисина: Не знаю, только Василий Николаевич и Федосья Николаевна звали её крёстной.
Усачёв: Были ли у них дома карточки фотографические?
Лисина: Не помню, знаю, что была лампа — подсвечник, где Василий Николаевич спал.
За неграмотностью по её просьбе подписался Истопов. Беседу вёл зав. Астраханским городским архивным бюро П.И.Усачев.
В беседе присутствовал зам. зав. Астр. гор. архивн. бюро Г.М.Алексеев.
Стенографическую беседу записала стенографистка президиума горсовета Боровкова 5/V 1934 года, г. Астрахань».
В архиве П.И.Усачёва обнаружена и фотография Елизаветы Ивановны Лисиной. Старушка с измождённым усталым лицом стоит, придерживая рукой на груди чёрную кашемировую шаль. На ней зипун и длинная, до земли, юбка. Хотя Елизавета Ивановна не могла дать ответ на многие вопросы Усачёва, стенограмма беседы имеет исключительное значение для выяснения быта семьи Ульяновых.
Готовясь к беседе, Усачёв заранее наметил вопросы, которые должен был задать. Он хотел найти подтверждение на некоторые до-кументы, найденные им в Астраханском архиве, уточнить многие детали из жизни Василия Николаевича. Больше всего Петра Ивановича интересовало:
1) Где работал Василий Николаевич?
2) Какого происхождения была жена Николая Васильевича Ульяно-ва — Анна Алексеевна?
3) Кто был знаком с семьей Ульяновых?
Ответ на первый вопрос, видимо, несколько озадачил Усачёва. Он считал (имея на руках документы Астраханского архива), что Василий Николаевич всю жизнь прослужил у братьев Сапожниковых. Сначала соляным объездчиком, а затем приказчиком. Это же писала Мариэтта Шагинян в очерке «Предки Ленина». Но Лисина сообщила нечто новое — Василий Николаевич служил у Алабова. Можно ли доверять сообщениям Лисиной? Несомненно! То, что она рассказывала, выдумать нельзя. Ведь Алабов был хорошо известен в старой Астрахани. Здесь, правда, есть некоторая неувязка. А.В.Горшкова сообщала ранее, что фирма Сапожниковых выплачивала Василию Николаевичу небольшую пенсию.
Всего вероятнее, Василий Ульянов перешёл к Алабову, когда болезнь стала чаще приковывать его к постели. Ведь Сапожниковы предъявляли к своим конторщикам и приказчикам очень жёсткие требования. Справляться со своими обязанностями, как прежде, Ульянов уже не мог. И на работу-то он ходил через силу. Но пенсия, положенная ему Сапожниковыми, была так мала, что ему, очевидно, приходилось временами помогать канцеляристам разбирать дела в конторе Алабова.
О службе у Сапожникова Лисина вполне могла не слышать. Она знала Василия Николаевича лишь в последние годы его жизни. Но надо вести поиск шире. Василий Николаевич работал и у других промышленников. Вот что говорится в списке мещан города Астрахани за 1859 год о Василии Ульянове: «Вероисповедания православного. Грамоту знает. Находится в услужении у разных лиц. Под судом и следствием не был» (ГААО. Ф. 687. Оп. 2. Д. 2150. Л. 643 об.).
Видимо, Василий Николаевич служил конторщиком или приказчиком у многих именитых купцов. Он был общительным человеком и, несомненно, пользовался большим авторитетом. Многие астраханцы считали за честь породниться с ним. Об этом говорят записи в метрических книгах церкви Николы Гостиного, Он был крёстным отцом детей многих купцов, крестьян, мещан. Выступал поручителем на свадьбах у купца Михаила Юдина, красноярского купца Александра Ловцова, крестьянина Ивана Тепакова.
Только документально я установил, что он был близок с семьями мещан Матфея Макашина, Дмитрия Тимофеева, Михаила Кожевникова, Фёдора Звонарёва, крестьян Михаила Суренкова, Павла Кузьменкова и др.
Конечно, Пётр Иванович Усачёв этого не знал. Иначе он расширил бы круг поисков. У Лисиной он старался выяснить социальное происхождение жены Николая Васильевича Ульянова.
В переписи домовладения от 29 января 1835 года говорится, что Анна Алексеевна — дочь мещанина Алексея Смирнова. Между тем её сестра Татьяна Алексеевна, которая была крёстной матерью Василию Николаевичу и Илье Николаевичу и постоянно проживала в семье Ульяновых, в одном из найденных документов значилась чиновницей. У Петра Ивановича даже возникло сомнение — принадлежала ли Татьяна Алексеевна к семье Смирновых? Но, видимо, Лисина рассеяла эти сомнения. Татьяна Алексеевна и по одежду и по разговору была женщина из простонародья. А документ, виденный Усачёвым, вероятно, касался другой женщины.
Кстати, Лисиной допущена одна ошибка, от неё не зависящая. На вопрос, кто был старше — Василий или Федосья? — она ответила: Федосья Николаевна. На самом деле Василий Николаевич был старше Федосьи на три года. Здесь можно лишь объяснить ответ Лисиной тем, что внешне Федосья Николаевна, очевидно, выглядела старше своего брата.
Усачёв также старался выяснить, кто хорошо был знаком с семьёй Ульяновых? Кто поддерживал с ними постоянные дружеские отношения?
Однако вызывает удивление, почему Пётр Иванович ничего не спросил о протоиерее Николае Агафоновиче Ливанове? Ведь он крестил почтивсех детей в семье Николая Васильевича, был крёстным отцом Ильи Николаевича. Он исповедовал и приобщал Анну Алексеевну и Василия Николаевича Ульяновых. Николай Агафонович слышал последние просьбы умирающих, их наказы близким. Видимо, специально по просьбе Анны Алексеевны, чувствующей свой смертный час, пришел Ливанов в дом Ульяновых.
В метрической книге Гостино-Николаевской церкви против фамилии Анны Алексеевны Ульяновой записано: «Кто исповедовал и приобщал? — протоиерей Николай Агафонович Ливанов и диакон Михаил Рувимов и исправляющий должность псаломщика Попов» (ГААО. Ф.630. Оп. 1. Д. 13. Л. 426). Если же посмотреть записи в метрической книге, то исповедовать умирающих в это время ходили иерей Николай Никольский или иерей Гавриил Востоков. Для Анны Алексеевны Ульяновой бы-ло сделано исключение. Да и кто мог лучше Ливанова знать семью Ульяновых! Ведь Николай Агафонович хорошо помнил старого портного и дал ему слово опекать его детей и жену. Теперь Ливанов дожил до смерти Анны Алексеевны и её сына Василия. Умер протоиерей в 1885 году. Лисина могла его хорошо помнить.
Жизнь Николая Агафоновича заслуживает того, чтоб о ней хоть немного знали читатели.
В формулярном списке астраханских церковнослужителей за 1871 год есть очень много биографических сведений о Ливанове. Там писалось: «Протоиерей Николай Агафонович Ливанов из великороссиян. По окончании в Астраханской духовной семинарии курса наук со степенью студента, 1829 года 1 сентября определён в низшее отделение уездного училища учителем греческого языка, российской и славянской грамматик, 1829 г. определён учителем нотного пения в высшее и низшее отделения уездного училища... 1830 г. 1 сентября перемещён в высшее отделение учителем латинского языка и всеобщей географии. В 1830 году рукоположен в священника Гостино-Николаевской церкви...» (там же. Ф. 599. Оп. 8. Д. 17. Л. 4 об.).
Даже будучи священником, Ливанов продолжал преподавать в уездном училище. Николай Агафонович учил началам русской словесности, латинскому языку, географии и Василия Ульянова, и его брага Илюшу. Оба они кончали Астраханское уездное училище.
Стараниями Николая Агафоновича при Гостино-Николаевской церкви была устроена книжная лавка, где по дешёвой цене продавались книги, присылаемые из комитета грамотности.
Николай Агафонович был трудолюбив и неутомим. Да склоне лет он ухаживал за деревья в саду, сам шил себе подрясники и камилавки.
В 1878 году в Астрахани отмечали 50-летний юбилей священнической деятельности Ливанова. 19 октября, в день юбилея, внучка Ливанова К.П.Ильинская произнесла: «Было время, когда вы кипели жизнью, трудились и трудами своими устраивали не только своё, но вместе с тем и общее благо. Вы воспитали и подарили обществу полезных деятелей на поприще воспитания новых поколений...».
Возможно, К.П.Ильинская хорошо знала судьбу Илюши Ульянова, ставшего известным в Симбирске народным просветителем. Как раз на этом торжестве Ульянов напомнил о себе.
«Во время трапезы были получены поздравления от разных лиц: от родных из Рязани, от некоторых благочинных Астраханской епархии, от директора народных училищ Симбирской губернии статского советника И.Н.Ульянова — крёстного сына юбиляра» (Астраханские епархиальные ведомости. 1878. № 46. С. 723). Отец крёстный. Очень много раньше вкладывалось в это слово на Руси.
Они знали семью Ульяновых
Моё предыдущее повествование основывалось почти исключительно на документальном материале. Теперь я изложу то, что услышал от астраханских старожилов, что по крупицам сохранилось в народной памяти, расскажу, как создавался дом-музей Ульяновых в Астрахани. Все эти непосредственные восприятия требуют более эмоционального отображения.
Постараюсь сделать нечто вроде репортажа, который уже через несколько лет вряд ли кому удастся провести. Всё меньше остается людей, которые в какой-то мере знали жизнь семьи Ульяновых.
Как-то мне по телефону позвонил краевед Алексей Иванович Ухин. Он сказал, что хочет сообщить мне нечто новое о семье Ульяновых. Договорились о встрече. Я с нетерпением ждал его прихода. Ухина я знал как автора интересных детских книг «Приручёнушка», «Журавлиный пляс». Но что сообщит он нового об Ульяновых?
Оказывается, он хорошо знал семью Горшковых — родственников Ульяновых. Они вместе читали моё первое издание книги «Ульяновы в Астрахани». Тогда стали вспоминать Горшковы давние рассказы своих дедов и отцов, перебирать старые вещи, кое-что отыскали. Ухин пришёл не с пустыми руками. Из большого саквояжа он вытащил шкатулку, расписной глиняный горшок и вязаную небольшую скатерть.
— Вот вещи, которые некогда находились в семье Ульяновых, — с волнением произнёс Алексей Иванович, — всё это осталось от Федосьи Николаевны.
Я внимательно разглядывал дорогие реликвии. Шкатулка простая из прочного полированного дерева. Раньше в таких шкатулках подносили подарки. Я знал, что шкатулка, подаренная Ильёй Николаевичем сестре, посла смерти Федосьи Николаевны перешла к её племяннику Степану Горшкову. Но я не думал, что она сохранилась.
Горшок с узким горлышком, расписной, покрытый поливной глазурью, служил для цветов, которые Федосья Николаевна очень любила.
А что расскажут сами Горшковы? Я спросил их адрес и на другой день был на улице Нечаева.
В глубине дворика, среди зарослей цветов, притаился деревянный домишко. Здесь живёт одинокая старушка Антонина Яковлевна Марапулец-Горшкова. В небольшой комнатке, уставленной старомодной мебелью, ведём, не спеша, разговор. Антонина Яковлевна повествует:
— Мария Николаевна Ульянова была замужем за Николаем Захаровичем Горшковым — родным братом нашего деда Андрея Захаровича Горшкова.
— А чем занимался отец Николая Горшкова? В некоторых архивных документах Захар Гаврилович Горшков значится купеческим сыном, а в некоторых мещанином? — спросил я.
— Слышала яот матери, что род Горшковых выбился в купечество из мещан. Так, дед Захар Гаврилович, когда женил на Марии Ульяновой своего сына, ещё в мещане был записан. В Красноярском уезде был у него небольшой рыбный стан. И доныне один из бугров под Красным Яром называется Горшковским...
Немного помолчав, она продолжала:
— По словам деда, это уж нам мать говорила, в трудное для Марии Александровны Ульяновой (матери Ленина) время, когда не стало Ильи Николаевича, а Александр был осуждён, Горшковы часто высылали в Симбирск посылки с рыбой. Сын Марии, Степан Николаевич Горшков, закончил четырёхклассное городское училище и был служащим государственных учреждений*. Василий Ульянов советовал отдать Степана учиться в гимназию, но Николай Захарович не согласился, считая, что для их дел нет надобности иметь гимназическое образование.
— А нет ли у вас альбома со старыми фотографиями? — любопытствую я.
Антонина Яковлевна принесла из соседней комнаты небольшой старинный альбом с застежками, похожий на молитвенник. Я раскрыл его. На первом листе была вставлена фотография Антонины Яковлевны. Я сразу узнал её, хотя лицо было молодое, цветущее, большие тёмные глаза глядели весело и задорно. А вот и другие, незнакомые лица, рубашки со стоячими крахмальными воротничками, картузы, длинные платья, отороченные кружевами... Встречались листы и пустые, из которых фотографии были вынуты.
— А Степана Горшкова (сын Марии Николаевны Ульяновой) была фотография? — любопытствую я.
— Была. Многих Горшковых были фотографии. Даже, помнится, и Федосьи Николаевны Ульяновой была фотография. Но куда-то давно пропала, ещё в годы Гражданской войны.
— А Федосью Николаевну помните?
— Помню, но смутно. Нас, девчонок, со двора почти никуда не пускали. Родитель держал нас в строгости. Вы уж лучше моего брата Василия Яковлевича об этом спросите. Он живёт на Московской улице.
И вот я в доме Василия Яковлевича. Здесь же живёт и его младший брат Андрей Яковлевич. Горшковы вспоминают годы своего далёкого детства. Федосью Ульянову больше помнит Василий Яковлевич. Он рассказывает:
— Век-то свой доживала Федосья Николаевна у племянника Степана Горшкова. Наш дом находился неподалёку от дома Степана. Я к ним часто забегал, там и видел Федосью, звали мы её бабка Федотка. Росту была небольшого, ходила сгорбленная, вся в чёрном. Очень добрая была. На нашей улице часто появлялся отставной солдат с деревянной ногой, возил в тележке мороженое. Бывало, купит Федотка рюмочку мороженого и суёт мне: «Ешь, Васенька, ешь...».
А то за копейку купит конфетку с махорком и тоже мне. На Новый год для детей обязательно готовила ёлку. Своих не было, так с чужими забавлялась. Каждому гостинец дарила. Знала Федосья много пословиц и загадок. Одну я запомнил: «Из земли взят, вознёсся на небеса, с небес в огнище, с огнища на тарбище — по улицам везут, за ним бабы идут, в руки его берут. По боку его выбияши, а он тонким голосом вопияши, на свете живёт, а потом умрёт и опять в землю уйдёт». Трудно было разобраться в мудрёных словах. А она погладит по головке и скажет: ведь это горшок — основа фамилии вашей.
* * *
Однажды меня разыскала Татьяна Александровна Смолянинова, внучка Константина Михайловича Аммосова, о котором я упоминал в книге «Ульяновы в Астрахани».
— Знаете, ведь мой дед знал Илью Николаевича очень хорошо. И фотографировался вместе с ним. Правда, когда «Учительская газета» поместила этот снимок, то вместо фамилии деда указала другую...
— А эта газета у вас имеется?
— Да, мы бережём её. Заходите, я покажу.
И вот у меня в руках «Учительская газета» от 26 января 1963 года. В глаза бросается большая статья «В поисках ленинских материалов». Статья написана М.Веселиной — научным сотрудником Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. На страницах газеты Веселина рассказывала о новых находках ленинских материалов и о пути поисков документов, касающихся просветительной работы Ильи Николаевича. Статью сопровождала фотография: «И.Н.Ульянов среди инспекторов народных училищ Симбирской губернии».
На фотографии шесть человек. В первом ряду в середине сидит Илья Николаевич. Он сидит, нарочито приподняв голову, держа правую руку за бортом сюртука — так его усадил фотограф. Ульянова окружают инспектора народных училищ.
— Вот смотрите, — говорит Татьяна Александровна, указывая на фотографию в газете, — сзади Ильи Николаевича, во втором ряду справа, стоит мой дед Константин Михайлович. Мы его сразу узнали. Правда, в статье предполагается, что это Раменский. Почитайте здесь.
Я стал читать:
«...Наше внимание привлекла также фотография Ильи Николаевича Ульянова в группе инспекторов г. Симбирска, опубликованная в книге «Отец Владимира Ильича Ленина — Илья Николаевич Ульянов». До сих пор точно ещё не установлены все запечатлённые на этой фотографии лица (крайний справа, во втором ряду, предположительно, А.П.Раменский). Возможно, этот снимок сделан именно в 1882 году, когда из Симбирска в разные города Поволжья разъехались с новыми назначениями бывшие учителя и инспектора, работавшие под руководством Ильи Николаевича. А ведь такой же снимок должен быть и у остальных участников съёмки или их родственников. И.Н.Ульянов переписывался с В.И.Фармаковским, а возможно, и с А.П.Раменским и другими учителями и инспекторами после 1882 года. В архивном фонде Фармаковских хранится большое количество писем инспекторов и учителей, в некоторых из них сообщаются сведения о семье Ульяновых. Родственники Боткиных, Ишерских, Красевых, Стрыжалевских, Хохловых, Яковлевых, Барсовых, Покровских, Архангельских и других, возможно, до сих пор хранят письма И.Н.Ульянова, которые могут дополнить многие факты из жизни семьи Ульяновых в Симбирске и дать дополнительные ценнейшие сведения об истории развития народного образования в Поволжье...».
— А Вы написали Веселиной, что на фотографии первый справа, во втором ряду, ваш дед? — спросил я Татьяну Александровну.
— Написала. И даже копия этого письма сохранилась...
Я с интересом стал читать это письмо:
«Многоуважаемая тов. Веселина!
Пишу Вам по поводу Вашей статьи, помещённой в «Учительской газете» от 26/1 1963 г. Я внучка Константина Михайловича Аммосова, одного из инспекторов Ильи Николаевича Ульянова. Он в 1889 году переехал в Астрахань на должность директора народных училищ. Умер в 1921 году. На фотографии он стоит справа крайним. Его Вы принимали за Раменского. Справа от Ильи Николаевича сидит Ишерский — дедушкин товарищ по Казанской духовной академии.
Моя мать — дочь К.М.Аммосова — Ольга Константиновна узнала на снимке своего отца, его близкого друга Ишерского и Илью Николаевича, который, приезжая в Алатырь, останавливался у дедушки. Маме было лет пять. Она вспоминает Илью Николаевича невысоким, худощавым, очень подвижным человеком. Мамина мачеха, вторая жена Константина Михайловича Евгения Петровна при жизни своей говорила, что она училась в Симбирской гимназии вместе с Анной Ильиничной, что Мария Александровна Ульянова очень хорошо относилась к ней. Бабушка Евгения Петровна рассказывала о семье Ульяновых, о поездках Ильи Николаевича. Она говорила о большой любви и уважении Константина Михайловича к Илье Николаевичу, о пользе его инспекторских поездок. Рассказывала о вечерах, проведённых ею и Константином Михайловичем в семье Ульяновых в Симбирске, куда они часто ездили. Останавливались они у Ишерских, но к Ульяновым всегда заходили. Говорила о высокой культуре семьи Ульяновых, о высокой одарённости Александра Ильича. Владимир Ильич был ещё маленький, но мама моя видела его.
Фармаковский также имеет некоторое отношение к дедушке: оба они были женаты на двух сестрах Поповых — Клавдии и Валентине...».
— А приведённая в газете фотография у вас имеется? — спросил я.
— В том-то и дело, что задевалась неизвестно куда. А была точно такая. Я хорошо помню. Другие сохранились...
Татьяна Александровна выдвинула ящик большого письменного стола и достала оттуда три фотографии.
На первой Константин Михайлович сидит с двумя маленькими девочками в белых нарядных платьицах, отороченных рюшками.
— Эта фотография самая старая, — стала пояснять Татьяна Александровна. — Сделана в Вятке. Дед только что понёс большую утрату, у него умерла жена. Тогда, видимо, и познакомился дед с Ильёй Николаевичем. В 1880 году, когда мой дед был преподавателем Вятской семинарии, Ульянов обратился к попечителю Казанского учебного округа, чтоб Константина Михайловича назначили инспектором народных училищ Симбирской губернии. Ведь директор народных училищ Ульянов подбирал себе помощников инспекторов, известных своей преданностью делу... И некролог мой дед писал, когда Илья Николаевич скончался, — добавила Татьяна Александровна.
Я не знал, что некролог писал астраханец, и дома перечитал его вновь.
Константин Михайлович отмечал, что в Симбирске всем была хорошо известна прекрасная семья Ильи Николаевича. Погребение Ульянова происходило 15 января 1886 года. К 9 часам утра к дому покойного собрались инспектора, преподаватели и учащиеся гимназии, народных училищ, кадетского корпуса, духовной семинарии... Проститься с Ильёй Николаевичем пришли многие горожане, заполнив всю улицу около дома. Далее Аммосов описывает, как началось печальное шествие. Первыми его гроб несли сын Владимир с ближайшими сотрудниками и друзьями отца...
Да, Аммосов очень хорошо знал семью Ульяновых. Ему было очень больно провожать в последний путь человека, который был его наставником, советчиком и другом.
А вскоре Татьяна Александровна позвонила мне опять, сообщила, что, перебирая старые вещи своей тётки — дочери Аммосова Зинаиды Константиновны Доброхотовой, она отыскала фотографию «Илья Николаевич Ульянов среди инспекторов народных училищ». Имеются также и другие старинные фотографии и документы...
И вот я вновь у Татьяны Александровны. На большом письменном старинном столе, который когда-то стоял в кабинете Аммосова, разложены фотографии и документы. Я начинаю с пакета, склеенного из плотной желтоватой бумаги. В этом пакете оказалась заветная фотография — фотография светло-коричневого тона, наклеенная на плотный картон. И хотя я неоднократно видел её в репродукциях, но ни с чем не сравнимое чувство переживаешь, держа в руках оригинал...
— А вы знаете, — говорит Татьяна Александровна, — я припоминаю, что эта фотография висела в кабинете деда. И ещё там была одна фотография, где Константин Михайлович был сфотографирован в группе, где был и Илья Николаевич. Но, видимо, та фотография безвозвратно утеряна. Да и эти-то уцелели чудом. Глядите, в каком состоянии они находятся.
Татьяна Александровна указала на лежащие на столе огромные картонные листы. Многие фотографии покрыты пятнами и поцарапаны.
Вот фотография, где Аммосов среди благотворителей Вятской женской гимназии. Дородные купчихи, священнослужители, промышленники с медалями на шее. Вот они, «покровители и благодетели» народного просвещения. Как похожи они на персонажи пьес Островского. Одиноко и чуждо чувствовал себя среди них Аммосов.
Ещё фотография — Аммосов среди народных учителей. Вверху надпись: «Астраханские курсы садоводства и огородничества для народных учителей». Константин Михайлович был организатором курсов.
Не менее интересны и документы. Формулярные списки, диплом об окончании Аммосовым Казанской духовной академии с приложением академической печати, благодарственные адреса учителей...
Любопытен проект создания в Астрахани воскресных школ. Проект написан Аммосовым в октябре 1891 года. Проект рукописный, со следами исправлений самого же автора.
Константин Михайлович считал, что главная задача воскресных школ — научить неграмотных горожан «пользоваться могучим орудием просвещения — книгою и письмом». Он отмечал далее: «К сожалению, несмотря на десятки тысяч начальных школ, раскинутых по обширному нашему государству, громадная масса не только сельского, но и городского населения остаётся вне внимания школы. Это те люди, кои и наипаче по материальному положению были с первых лет детства в необходимости посвятить всё время и труд заботам о хлебе насущном...».
Когда в 1912 году Аммосов уходил на пенсию, народные учителя поднесли ему благодарственный адрес. На плотной меловой бумаге, украшенной виньеткой, золотом тиснуты слова:
«Глубокоуважаемый Константин Михайлович!
Мы, преподаватели и преподавательницы приходских и начальных училищ города Астрахани, при расставании с Вами не можем не выразить Вам своей грусти и глубокого сожаления, как доброму и высокоавторитетному начальнику.
Почти четверть века Вы руководили нашей педагогической деятельностью. Вы видели в нас — преподавателях — самостоятельных работников, и это доверие пробуждало и поддерживало в нас живой интерес к учебному делу...».
Под этим адресом стоят подписи семидесяти учителей.
Константин Михайлович навсегда сохранил в своей памяти благородный нравственный облик Ильи Николаевича Ульянова и всегда старался в своей деятельности следовать его примеру.
* * *
На моё имя в редакцию газеты «Волга» пришло письмо. Прислала его Елизавета Степановна Артемьева. Она писала:
«Вчера я прочитала книгу А.Маркова «Ульяновы в Астрахани». Горшковы — мои родственники. Жена Степана Николаевича Горшкова (сын Марии Николаевны Ульяновой) — моя родная тётка. У меня сохранился портрет Степана Николаевича и его детей.
Я думала написать тов. Маркову, но не знаю куда. У меня есть вещи, принадлежавшие Горшковым, а может быть, и Федосии Николаевне Ульяновой, сестре Ильи Николаевича. Её я знала. Встречалась с ней в последние годы её жизни, когда с матерью приходила к Горшковым. Была и на её похоронах».
Что нового я узнаю о Горшковых у Артемьевой?
Улицу Ярославскую я отыскал на Эллинге — части старого порта. Вот и дом № 16.Елизавета Степановна была дома и приветливо встретила меня. Усадила за стол. Положила передо мной большой альбом. Я разглядываю фотографии. Елизавета Степановна обращает моё внимание на старое потрескавшееся фото.
— Вот семья Степана Николаевича Горшкова. Сфотографированы за чаепитием во дворике дома. Справа, в белом пиджаке и шляпе, сидит Степан Николаевич. Рядом с ним в тёмной рубашке мальчик — это его сын Борис. Крайний слева, в белой рубашке и фуражке с гимназическим гербом — сын Вячеслав. В Первую мировую войну был офицером. Затем перешёл к красным. После Гражданской войны учился в военной Академии. Во время Отечественной войны погиб в чине полковника. За самоваром в наброшенном на плечи платке — жена Агриппина Ильинична. Это моя тётка. У Степана Николаевича был ещё сын Евгений, погиб во время Первой мировой войны. В альбоме есть его фотография. Вот смотрите...
Я вижу фотографию, наклеенную на чёрный картон. На картоне тиснуто серебром слово «Казань». Евгений Степанович сфотографировался в 1914 году, когда находился в школе прапорщиков. Стройная его фигура опоясана офицерским ремнем На левом боку кортик. На голове офицерская фуражка. Застенчиво его совсем юное лицо. В припухлых губах и широких ноздрях есть что-то ульяновское.
На обороте коричневыми чернилами собственноручная подпись Евгения: «Подпоручик Евгений Степанович Горшков». И ниже скорбная подпись, сделанная рукой отца: «Убит 17 марта 1915 года в чине подпоручика Невского 1-го полка».
Фотография Евгения у меня имелась. Мне её дал астраханский ста-рожил, друг Евгения — Борис Александрович Плотников. Правда, фото несколько иное. Евгений Степанович снят в шинели и папахе с шашкой на боку. Фото было прислано из действующей армии.
Но вот изображение сына Марии Николаевны Ульяновой Степана Николаевича я вижу впервые. И я вновь и вновь разглядываю потускневшее фото. Степан Николаевич сидит, откинувшись на спинку стула, опёршись левой рукой об угол стола. Сосредоточенно его усталое, суховатое лицо с седой небольшой бородкой и усами. Это у него доживала век сестра Ильи Николаевича Ульянова — Федосья Николаевна.
Я спрашиваю о Федосье Николаевне.
— Да, я знала её; — подтверждает Елизавета Степановна. — Маленького роста, ходила всегда в чёрном. Заходила к моей матери час-то, любила посидеть за самоваром. Да ведь и она на фотографии есть. Вот в чёрном одеянии сидит между Вячеславом и моей тётей.
Я внимательно разглядываю изображение Федосьи Ульяновой. Она сидит прямо, убрав руки под стол. И, видимо, волнуется. Не часто приходится сидеть перед фотоаппаратом. Она умерла в 1908 году. На двадцать с лишним лет пережив брата Илью.
Елизавета Степановна принесла небольшой медный самовар с затейливым краником и боками, гранёнными наподобие пчелиных сот.
— Вот за этим самоваром чаёвничали. Елизавета Степановна припомнила и другой случай.
Однажды к Горшковым приехали Анна Ильинична и Марк Тимофеевич Елизаровы. Взошли на крыльцо, постучали в двери, но их в дом не пустили. Дома были лишь дети, и они выполняли строгий наказ старших — двери чужим не отворять. Потом долго смеялись Елизаровы — за чужих приняли.
— Расскажите, что вы знаете о Степане Горшкове? — спрашиваю я.
— Это был скромный человек. Последние годы работал кассиром на знаменитом курорте «Тинаки». И обстановка в доме была скромная. Посмотрите на фотографию. На столе простая белая скатерть, клеёнка. Традиционный медный самовар, недорогая посуда, обычные венские стулья. Степан Николаевич одевался очень чисто, опрятно. Очень любил природу. Был у него большой сад в Красном Яру. В саду яблоки лучших сортов. Он выписывал журналы и справочники по садоводству. Вообще, книги он очень любил, есть у меня несколько его книг.
Елизавета Степановна достала из шкафа толстый потрёпанный том. Это был Энциклопедический словарь Ф.Павленкова. На титульном листе записано: «На добрую память Степану Николаевичу Горшкову от Ивана Михайловича Шадинова, 18 ноября 1905 года. Астрахань».
Кто такой Шадинов — Елизавета Степановна не знала, но она сказала, что Горшковы и Ульяновы были дружны с Саварскими*.
Кто они, она тоже не знала. Слышала это от матери.
Затем Артемьева достала ещё книги. Одна из них меня особенно заинтересовала. Она называлась: «Дух или избранные мысли Ж.-Ж.Руссо. Перевод с французского Ивана Мартынова. В Санкт-Петербурге. 1801». Напечатана книга в императорской типографии. Главное, что меня привлекло, — это владельческие записи. На первом после обложки листе значилось: «Из книг есаула Матвея Егорова Ляпина. 1812 сентябрь 18, г. Новочеркасск».
А чуть пониже: «Из книг учителя Тимофеева». Возможно, это Александр Васильевич Тимофеев, преподаватель Астраханской гимназии, который трижды представлял сочинения Ильи Ульянова в Казанский учебный округ. По всей видимости, Тимофеев давал читать «Избранные мысли» французского философа гимназисту Ульянову. Позже многие книги Ильи остались у его брата Василия, а затем оказались в семье Горшковых.
Елизавета Степановна не знала, где Степан Николаевич работал в годы Гражданской войны, когда курорт был закрыт. Она слышала, что Горшков умер в селе Безродном, но не могла сказать, почему он там оказался.
На это дают исчерпывающий ответ документы Астраханского государственного архива.
В начале 1919 года Степан Николаевич поступил на службу в Комитет государственных сооружений и общественных работ при Астраханском губсовнархозе (см.: ГААО. Ф. 1216. Оп. 1. Д. 2482). Затем перешёл работать в политотдел Волжско-Каспийской военной флотилии. Но он сильно прибаливал. Горшков жаловался на боли в голове, ломоту в ногах, перебои в сердце. На работу ходил с трудом. Это было тяжёлое время. В Астрахани голод, разруха, тиф. Именно тогда в Астраханский губсобес пришло письмо из Москвы от Анны Ильиничны Ульяновой-Елизаровой. Она писала:
«Уважаемые товарищи!
Я недавно получила письмо от моего двоюродного брата, единственного племянника моего отца Ильи Николаевича Ульянова. Моему двоюродному брату уже 70 лет. Он служит в политотделе Волжско-Каспийской военной флотилии, имеет больную жену и сына, страдающего эпилепсией. Другой сын Вячеслав, батальонный командир, на фронте. Степан Николаевич пишет о чрезвычайной трудности жить теперь в Астрахани и о последнем своём горе — об объявлении ему отставки. Я пишу одновременно и в политотдел, но думаю, что престарелому родственнику моему, может быть, трудно уже служить, я полагаю, что его и его больного сына, а может быть, и жену следует обеспечить по законам Советской республики. Прошу поэтому обследовать положение С.Н.Горшкова — адрес его: Армяно-Петропавловская улица, 5-й участок, дом Пет-рунина № 114, дать ему полагающееся пособие, а может быть, устроить на какой-нибудь несложной работе, где он мог бы иметь какой-нибудь паёк, где-нибудь за городом, где легче достать продовольствие, и о сделанном известить меня»
(там же. Д. 5191. Л. 5).
Завгубсобесом Шичков дал указание провести обследование семьи Горшковых, и председатель домового комитета по Армяно-Петропавловской улице доложил, что Степан Николаевич «не имеет никакой недвижимости в городе ни в торговле, ни в денежных капиталах и существует исключительно на получаемое жалованье» (ГААО. Ф. 1216. Оп. 1. Д. 2482. Л. 3).
Горшков не имел даже собственного дома, а жил на квартире у мещанина Петрунина. До утверждения пенсии Степана Николаевича устроили на новую работу за городом. Но он даже не доехал до места назначения. Вот сообщение начальника управления Военных сообщений 11-й армии:
«Настоящее удостоверение выдано Агриппине Ильиничне Горшковой в том, что муж её Степан Николаевич Горшков был назначен казначеем этапа № 25 с. Тундутово и по дороге к месту службы заболел и умер от сыпного тифа в с. Безродном» (там же. Д. 5191. Л. 3).
Степан Николаевич скончался 27 апреля 1920 года. Узнав о его кончине, жена тут же выехала в село Безродное, но мужа уже похоронили чужие люди. Все вещи его были уничтожены, так как умер он в тифозном бараке. Вскоре Агриппина Ильинична стала получать установленную законом пенсию. А когда с фронта вернулся её сын Вячеслав, Горшковы переехали в Москву. Там Вячеслав Степанович поступил в Высшую военную школу связи. В 1937 году вышел в резерв. Работал инженером на Московской ГЭС. Затем перешёл на преподавательскую работу в «Трансэнергокадры». У него было двое детей: сын и дочь. Вячеслав Степанович Горшков и его сын Альберт погибли на фронтах Великой Отечественной войны.
Близкое и дорогое
Этот дом знает каждый астраханец. В нём долгие годы жила семья Ульяновых: дед Владимира Ильича Николай Васильевич, дядя Василий Николаевич, отец Илья Николаевич.
В этом доме на Косе Илья Николаевич Ульянов провёл детские и юношеские годы, сюда он приезжал на каникулы из Казанского университета, в отпуск из Пензы и Нижнего Новгорода.
Здесь на Косе Илья Ульянов видел страшные контрасты буржуазного мира, видел и рабочие артели, спаянные силой бескорыстного товарищества. Дом Ульяновых находился недалеко от берега Волги, рядом с пристанями и причалами.
Николай Васильевич купил дом у матроса Фёдора Липаева. Но точно установить время покупки дома пока не удалось. Из «Книги оценочного сбора с недвижимого имущества частных владельцев города Астрахани за 1828 год» (ГААО. Ф. 480. Оп 1. Д. 621. Л. 29) видно, что Николай Васильевич в то время был уже владельцем дома.
После смерти Николая Васильевича владельцем дома считалась жена Анна Алексеевна, а затем его сын Василий Николаевич. А когда не стало и Василия, его сестра Федосья продала в 1881 году дом и перешла жить к племяннику Степану Горшкову.
Бывший дом Ульяновых постепенно ветшал. В начала 30-х годов XX века его решено было снести. И тут, чтобы отстоять дом, вмешался Пётр Иванович Усачёв. Он написал письмо Марии Ильиничне Ульяновой. Ответ был получен 10 сентября 1930 года. В нём говорилось:
«Сообщение Ваше о том, что домик, где родился Илья Николаевич, собираются ломать, очень неприятно. Надеюсь, Вам удастся отстоять его. Если нужно, можно воздействовать в смысле сохранения его через Енукидзе. Ещё раз благодарю Вас, товарищ, и шлю привет.
М.Ульянова»
(Архив Астраханского обкома КПСС).
Дом снесён не был, но от переделок его уберечь не удалось. Верх-ний этаж использовался под учреждения, а окна нижнего были заложены кирпичом.
После Отечественной войны дом ещё раз ремонтировали, а деревянный фасад был оштукатурен.
Решением Советского правительства в Астрахани был установлен памятник-бюст отцу В.И.Ленина — Илье Николаевичу Ульянову, а также был реставрирован дом семьи Ульяновых.
Я часто наблюдал за реставрационными работами и видел, как дом принимает первозданный вид. Низ каменный, чтоб не проникали вешние воды. Прежде не раз Коса в половодье затоплялась. За десятки лет дом осел в землю более чем на полметра. Теперь его приподняли. Верхний этаж был собран из деревянных плах, которые поступали в продажу при разборке белян. Плахи были облицованы досками. У дома были нарядные наличники, набранная из тёса четырёхскатная крыша. Вдоль южного и восточного фасада шла галерея...
16 апреля 1970 года в погожий весенний день была разрезана красная ленточка у входа в дом-музей Ульяновых. С тех пор здесь не прекращается поток посетителей. Многолюдной стала неприметная городская улочка. Большие чувства вызывает этот небольшой дом. В нём нет высоких залов, дорогой мебели, сверкающего паркета. Всего две комнаты вверху и две внизу. Внизу была портняжная мастерская, а вверху жила семья Ульяновых из семи человек.
И убранство в доме было самое простое, незатейливое. Так жили тысячи астраханских тружеников. Но вся эта будничная обстановка теперь приобрела удивительное звучание...
Экспозиция ... музея открывается родословной дедушки Владимира Ильича. Она начиналась в глухих уремах Нижегородского края и продолжалась в Астрахани, на Косе, у волжских пристаней. На стене висят копии прошений и указов, по которым Николай Васильевич окончательно порвал с ненавистной вотчиной помещика Брехова.
В специальной витрине предметы, найденные при реставрации дома: старинные кованые гвозди, подкова, курительная глиняная трубка, медный оклад иконы. У окна стоит широкий закройный стол. Он сделан точно таким, каким изображён на знамени портняжного цеха. На столе тяжёлый утюг, найденный при реставрационных работах. К его изогнутой литой ручке не раз прикасалась рука Николая Ульянова...
В нижнем этаже имеется интерьер зала астраханской мещанской семьи, где экспонируются и вещи, принадлежавшие семье Ульяновых.
Во втором этаже есть комната гимназиста. Обращает внимание небольшой столик бюро. На нём чернильница, ручка, подаренная Горшковыми. На столе расписание уроков в Астраханской гимназии на 1849 год, страницы из классных гимназических журналов, карта Европейской России. Здесь же открытый том сочинений Ломоносова, изданный в Петербурге в 1846 году. Над столом на стене барометр и портрет И.И.Лажечникова. Рядом этажерка с книгами, которые читал гимназист Ульянов — сочинения Державина, Фонвизина, Гоголя, Ивана Козлова, «Илиада» Гомера в переводе Гнедича... Здесь же в специальной витрине гимназический мундир середины XIX века.
Дверь справа ведёт в другой зал. Его экспозиция посвящена торжеству гениальных ленинских идей, великим победам советского народа.
Здесь собраны Постановления, Декреты и телеграммы, подписанные В.И.Лениным (Ульяновым). Мы видим портреты ленинских соратников, которые, находясь в Астрахани в ссылке, продолжали вести революционную борьбу.
Экспозиция рассказывает о Великой Октябрьской социалистической революции, о борьбе за упрочение народной власти.
Ленин... Нет ближе и дороже для миллионов людей этого имени...
Любимым местом отдыха астраханцев является площадь имени Ленина, расположенная у южной стены Кремля. Создана она по проекту архитектора Б.И.Нестерова. В центре — памятник В.И.Ленину, автором которого является скульптор З.И.Азгур...
Невероятными усилиями в том обществе удалось деду Владимира Ильича сбросить с себя путы крепостничества, а отцу, Илье Николаевичу, вырваться из сословия мещан и стать учёным-просветителем. Это ли не свидетельство неисчерпаемости и могущества народного гения!
В домике-музее немало печатных работ Владимира Ильича. На одной из книг мы видим тиснение знакомого профиля и характерную подпись — В.И.Ульянов (Ленин). Ленин — мыслитель и пролетарский вождь, Ульянов — кровная связь с народом.
В формировании революционного мировоззрения юного Ленина огромную роль сыграла семья Ульяновых. В лица отца Володя Ульянов видел пример беззаветного служения народу. Анна Ильинична отмечала, что личный пример отца «было то самое большое неизмеримое по воспитательному значению, что получили от него дети» (Ульянова-Елизарова А.И. Александр Ильич Ульянов и дело 1 марта 1887 года. — М.: Госиздат. 1927. С. 33).
С детства Владимиру Ильичу было привито чувство горячей любви к природе Поволжья, к России, к её замечательным труженикам. Из самых глубин народных, из могучих народных истоков берёт начало родословная Ильича. Жизнь Ульяновых в Астрахани — яркое тому свидетельство.
Версия для печати
