В.С.Бушин. Маршал Рокоссовский и килька пряного посола
Минувшие июньские даты Великой Отечественной войны — годовщина её начала и годовщина Парада Победы — разумеется, были использованы правительством и его СМИ для дальнейшего просвещения и патриотического воспитания нашего народа.
Так, телевидение представило нам прекрасную возможность познакомиться с Э.Л.Ровинским, участником Парада Победы. Вот его фотографии в молодости, вот он сам в старости, вот, как ни странно, его обильные награды. Очень приятно, ибо раньше приходилось слышать, что таких, как Ровинский, на фронте не награждали, а использовали только для забрасывания их трупами танковых колонн врага. Я хотел бы пожать руку Эммануилу Львовичу, но оказывается, он давно за океаном, в Балтиморе. What a pity! Знать, в России-то уже участников Парада не осталось. Приходится импортировать. Может, ещё в Израиле один-другой сыщется?..
А дату начала войны отменно изобразил в правительственной «Российской газете» любимец публики Леонид Радзиховский, служивший в армии в одной роте с Эдвардом Радзинским и Марком Розовским. А командиром у них — Познер. Это рота быстрого реагирования.
Статья озаглавлена «Менеджер разгрома». Без таких чубайсовских словечек, как «менеджер», эта публика ни шагу. Здесь оно означает «организатор»: Сталин — организатор разгрома Красной Армии. Хлебом их не корми, а дай на телевидении или в правительственной газете проверещать что-то подобное.
Стало быть, в первые же дни войны Красная Армия была разгромлена. И обычным шрифтом и крупным автор осатанело верещит: разгром!. РАЗГРОМ!..РАЗГРОМ!.. «По крайней мере», говорит, когда речь идёт о лете 41 года. А если не по крайней, а в целом, то что? Он не знает. Просветим: разгром фашистской Германии. Об этом все, а особенно пишущие о войне, должны помнить и в горькую годовщину её начала.
Ну, хорошо, дабы не огорчать нашего историка, согласимся, что летом 41-го Красная Армия была разгромлена в доску. «Ответ о причинах поражения дал Сталин: «внезапное нападение». А на самом деле, говорит, «не было никакого русского Пёрл-Харбора». Это для него символ, классический образец внезапного неожиданного нападения. Да, конечно, Сталин и всё военное руководство ошиблись, допустили грубый просчёт. Однако же непозволительно забывать и о том, что у нас с немцами были два взаимовыгодных договора, гарантировавших мирное добрососедство, а у США с Японией в тот момент отношения были на крайнем пределе. И вот ясным утречком 26 ноября от острова Итуруп в Курильской гряде выходит огромная эскадра из 32 надводных кораблей, в том числе — шесть авианосцев, два линкора, три тяжелых крейсера, девять эсминцев во главе с легким крейсером да полсотни подводных лодок. И почти две недели идёт эта армада чистым морем под ясным солнцем к Гавайским островам, к Пёрл-Харбору. Какая же тут неожиданность и внезапность? Однако же американцы при всей мощи и обилии их авиации, подводных лодок ухитрились ничего не видеть.
Но опять же не будем спорить, согласимся с нежным другом Америки, что там была невероятная неожиданность, а у нас только хлопали ушами, в результате чего — полный разгром! Прекрасно. Однако тут же возникает вопрос: что тогда помешало громилам тем же летом захватить три главных столицы страны — Москву, Ленинград, Киев? У историка «РГ» нет ответа.
Но у него есть недоумение: «Ведь «кто-то» убил сотни тысяч немцев, черт возьми! «Кто-то» же задержал продвижение(!) немцев до Москвы на добрых четыре месяца и не дал им взять Ленинград, а тем самым спас Россию!». Ну, во-первых, до Москвы немцы на своих могучих и быстрых машинах да танках допёрли не через четыре месяца, ближе всего они подошли в первых числах декабря. Сколько это? А вот Наполеон со своей пехтурой и конной тягой, начав вторжение на два дня позже, в начале сентября, через два с небольшим месяца был уже в Москве. Вот о чём, мыслитель, поразмышлять-то надо бы на страницах правительственной газеты. А вы всё недоумеваете: «кто-то» спас Россию. Кто же? Может, Минкин?
Но вернёмся к «РАЗГРОМУ по крайней мере»? Как он доказывается? Мыслитель начинает с цифр о потерях сторон. Тут абзац всего в четыре в половиной строки. И он сразу повергает в глубокое раздумье: ну, зачем, по какой причине люди, скорбная репутация которых хорошо известна, вновь и вновь подтверждают её? В самом деле, все, кто интересуется, знают, что Радзиховский умён, как тетерев, эрудирован, особенно в военной области, словно килька пресного посола, а прекрасен в своих писаниях, как павлин. Давно, давно знаем! И вот он опять, опять это всё показывает, доказывает, рассказывает...
Ну, смотрите. «Согласно советским официальным данным, советские войска потеряли...». Что за данные, чьи — Института военной истории, Министерства обороны, Верховного Совета, Военной коллеги Верховного суда?.. Неизвестно. «Немецкие войска потеряли...». По каким данным? Опять неизвестно. «Независимые эксперты оценивают...». Где они? Как их звать? От чего независимые — от гонорара? от совести? от Татьяны Голиковой? Обратно неизвестно.
Однако, по неизвестным данным, говорит, к 6 июля, немцы потеряли 64 тысячи человек. Но я раскрываю книгу одного немца... Радзиховского восхищает немецкая организованность, точность, Ordnung. Он должен уважать и этого немца — генерал-полковника Франца Гальдера, начальника Штаба сухопутных войск Германии. Многоопытнейший военный специалист на ответственнейшей должности. Как раз 6 июля в своём дневнике он привёл данные на 3 июля: «Всего потеряно около 54 тысяч человек... Значительно количество больных — почти 54 тысячи, т. е. равно боевым потерям». Это наш автор никак не отразил. А ведь факт интереснейший: на дворе лето, погода тёплая, никаких эпидемий, а за двенадцать дней столько больных! Может, среди них много симулянтов, не желавших воевать? Словом, так или иначе, а на 3 июля из строя выбыло 54 + 54 = 108 тысяч, а к 6 июля, разумеется, и того больше. Конечно, некоторые больные выздоровеют, некоторые нет. Но Радзиховский, как мы знаем, и не слышал о больных, ему это не интересно, для него главное — уверить читателя, что наши потери раз в 10—12 больше.
И вот итоговая фраза абзаца: «А ведь обычно наступающие несут большие потери, чем обороняющиеся». И сразу видно: как был тетерев, как был килька и павлин в одном флаконе, так и остался. Подкрепить своё «ведь обычно» ему нечем, исторических примеров, сравнений, аналогий в черепной коробке нет, там пусто.
Хоть сказал бы, умник, откуда взял эту «обычную» закономерность, кто внушил тебе, мыслитель, сей железный закон войны? Радзинской, что ли?.. Вот представь: идёте вы тёплой компашкой по улице Солженицына в Таганке — Познер, Сванидзе, Млечин, помянутый Эдвард, Новодворская и вы. Ни о чём страшном не думая, беседуете, конечно, о том, как ужасно было советское время и как ужасно вы все тогда страдали, едва выжили. А навстречу идут хорошо известные вам люди, — допустим, Жириновский, Немцов, Грызлов и Миронов. Они беседуют о том же. Вы с ними недавно виделись, они вам говорили о дружбе, даже дали взаймы каждому по десять долларов. Прекрасно. Но вот они поравнялись с вами и вдруг с диким воплем кинулись на вас. И Познеру подбили правое око, Сванидзе — левое, Млечину свернули скулу, у Эдварда вырвали язык, вам свернули шею, а уж что сделали с Новодворской, и сказать страшно. Конечно, вы стали бы отбиваться, может быть, даже Познер изловчится откусить у Жириновского ухо, а Новодворская оторвала бы что-нибудь у Миронова, но уверяю, что всё же, несмотря на весь ваш героизм, синяков и шишек, выбитых зубов и сломанных рёбер у вас было бы гораздо больше, чем у напавших. Понятен такой житейских примерчик? Если нет, поясню: дело в том, что агрессор обдумал, спланировал нападение, изготовился к нему и выбрал самый подходящий момент для нападения. Вот так и немцы в сорок первом.
А теперь примеры уже не житейские, а исторические. 1 сентября 1939 года — слышали? — началась германо-польская война. Немцы — наступающие, поляки — обороняющиеся. По закону Радзинского-Лавуазье, выученному вами, первые должны нести большие потери, чем вторые. Но вот что было в реальности, а не в черепушке вольнодумца: немцы потеряли 10 600 человек убитыми и 30 300 ранеными, а поляки соответственно — 66 300 и 133 700, то есть обороняющиеся потеряли убитыми почти в семь раз больше, чем наступающие. Где ж ваш закон, Радзиховский? Не хочется признать, что сидите в луже? Тогда ещё примерчик.
В мае 1940 года немецкая армия обрушилась на Францию. Опять немцы — наступающие и по закону Лавуазье опять должны нести большие потери, чем обороняющиеся французы. Но что было в жизни, а не в высоколобой голове мыслителя? У немцев 27 074 убитых, а у французов — 84 000 убитых да ещё их союзники англичане потеряли 68 тысяч убитыми, ранеными и пленными (см.: История Второй мировой войны. Т. 3. С. 31, 102, 115). Посчитайте, сударь, если умеете, каково соотношение.
Можно вспомнить цифры и посвежей. В Корее американские бандиты потеряли вместе со своими натовскими прихвостнями 58 000 бандитских душ, во Вьетнаме — примерно столько же, а корейцы — сотни тысяч, вьетнамцы — около 1,5 миллиона. Но вот интересно: наши лётчики, помогая корейцам, сбили 1 309 американских самолётов, потеряли 135 машин. Почему? А потому, что имели богатейший опыт Великой Отечественной. Но ещё интересней, что в обоих случаях американцев, понесших гораздо меньшие потери, чем корейцы и вьетнамцы, вышибли с чужой земли.
Поняли вы, килька, хоть теперь степень вашего долдонства? Ничего он не понял! Объясняю: нет такого закона, что наступающие всегда или «обычно» несут большие потери, чем обороняющиеся. Потери с обеих сторон зависят от множества конкретных причин.
А он, как ни в чём не бывало, продолжает: «За две недели (т. е. к 5 июля) немцы продвинулись вглубь советской территории где-то на 500, где-то на 250 километров». Это, говорит, был «панический драп» Красной Армии. Но где же, милок, на пятьсот-то продвинулись? Назови хоть один городишко. Где там! Он же ни одну карту военных действий не видел, ни одну схему сражений в руках не держал. Ну, что ж, опять помогу. Как раз 5 июля, через две недели, немцы захватили Пинск. Так ведь это всё-таки не 500 и даже не 250, а примерно 175 километров от границы. Тяжело, горько, но всё же...
В первые дни и недели немцы глубже всего продвинулись на центральном Западном направлении. В дневнике Гальдера за 6 июля, естественно, больше всего упоминается городов именно этого направления: Кировоград, Бердичев, Коростень, Мозырь... Однако же первый они захватили 4 августа, второй — 7 августа, третий — 8 августа, четвертый — 22 августа, то есть после двух месяцев боёв. По масштабу событий далеконько это от 5 июля. Тем более, все эти города от границы — не 500 километров, а 320—370.
Не очень это похоже на «панический драп»-то, сударь. Особенно, если вспомнить, что польское правительство через две с половиной недели, видя безнадёжность положения, бросило народ и удрало за границу. Вот уж драп так драп! А Франция и её английские друзья? Немецкий удар 10 мая застал их врасплох. И это на девятом месяце войны! Войска занимали линию Мажино и все оборонительные рубежи были укомплектованы, и все курки на взводе. Через две недели англичане, бросив французов, начали драп за Ла-Манш. 25 мая генерал Вейган, назначенный 19 мая Главнокомандующим вместо смещённого Гамелена, доложил президенту Лебрену и правительству, что «Франция совершила огромную ошибку, вступив в войну», и что сейчас положение безнадёжно. 12 и 13 июня в Анже, километрах в пятистах от границы, куда драпануло правительство, 73-летний Вейган при поддержке 83-летнего маршала Пэтена прямо потребовал капитуляции. На другой день немцы без боя вошли в Париж, объявленный открытым городом. Вот вам примеры настоящих-то драпов, подлинной паники, тов. Радзиховский. А зачем на своих-то врать, дело и без того было тяжкое, кровавое, трагическое.
Об иностранных драпах наш историк войны и не слышал, и знать о них не хочет. Для него гораздо интересней заявить, что Красная Армия освободила занятую немцами землю «лишь к концу 44 года». И опять врёт. Огромную территорию вплоть до Киева освободили к 6 ноября ещё 1943 года. А упомянутые города освобождали так: Коростень — 29 декабря опять же 43-го, Бердичев — 5 января 44-го, Кировоград — 8 января 44-го, Мозырь — 14 января 44-го... Январь это конец года? Хлебом его не корми, но дай хоть на годок, на месяцок, хоть на недельку соврать.
Наши войска вышли на госграницу с Румынией 26 марта 1944-го. Март — это по какому календарю конец года? 20 июля Красная Армия вступила уже на территорию Польши. 21 июля — вышла на границу с Финляндией. 17 августа — на границу с Восточной Пруссией, то есть с Германией. В октябре была восстановлена вся госграница. Всё-таки в октябре, а не в ноябре, не в декабре.
Но лихой историк ничего знать не хочет: разгром!.. РАЗГРОМ!.. паника!.. ПАНИКА!.. драп!.. ДРАП!.. И это, мол, чисто советские штучки, на цивилизованном Западе они невозможны. Ну, хоть кол на голове чеши, хоть осла с него пиши. Но отчасти такое долдонство даже интересно. Поэтому, прикинемся братьями по разуму и спросим: так в чём причина-то всех этих кошмаров?
Как в чём! «Ведь вся(!) политика большевизма с первого(!) дня сводилась только(!) к ПОДГОТОВКЕ К ВОЙНЕ, а оказались ТРАГИЧЕСКИ НЕ ГОТОВЫ». Вот такую натужно гиперболическую, предельно взвинченную манеру речи — «вся!»... «с первого!»... «только!»... да ещё подчеркивание нужных слов — я раньше знал лишь у двух великих людей — у Гитлера и Чубайса. И вот третий. Но всё-таки, да неужто «вся политика» была такова? Конечно, и ликвидацию беспризорщины можно представить как политику подготовки к войне: сегодня беспризорник — завтра солдат. И ликвидацию безграмотности: грамотный солдат легче овладеет техникой и оружием. И запрет абортов: чем строже запрет, тем больше солдат! А зачем было такое вкусное и дешевое мороженое? Чтобы закалить и подготовить будущих солдат к суровым морозам 41 года. Зачем «Лебединое озеро» в Большом театре? Маскируемся, усыпляем бдительность врага. Ваш учитель Радзинский писал, что и метро мы строили из расчёта войны. И ведь отчасти прав властитель дум: московское метро во время войны служило бомбоубежищем. А колоссальный рост населения со 150 миллионов в «первый день» до 195-ти в 1941? Да это же вопиющая агрессивность! Словом, я даже не знаю, что нельзя изобразить как подготовку к войне.
Но что же надо было нам делать, чтобы убедить вас с Эдвардом в на-ших мирных целях, чтобы вы успокоились, не нервничали — проводить политику депопуляции, как нынешние правители, погребающие по 800 тысяч душ в год? Или — деиндустриализации, как те же правители ныне, лепечущие о нанатехнологиях во главе с Чубайсом? Или запретить мороженое, как марихуану? Право, я и это не знаю.
Может быть, вы милостиво примите во внимание хотя бы то, что в царское время было военное министерство, а в советское — обороны, и были очень почётные значки «Готов к труду и обороне», а не к войне, и в песнях мы пели:
Если завтра война, если враг нападёт,
Если чёрная туча нагрянет...
Или:
Чужой земли мы не хотим ни пяди,
Но и своей вершка не отдадим!
Неужто это всё тоже для маскировки агрессивных планов?
Но слушайте дальше, читатель. Заявив, что вся политика с первого дня была военной, наш друг тут же продолжает так: «Конкретнее — вся(!) промышленность СССР в 1939—41 годах работала ТОЛЬКО на войну». Опасаясь, что не все поймут, каков истинный уровень его долдонства, он опять выделяет его опознавательные знаки крупным шрифтом.
Но почему «конкретнее»? Человек употребляет слова, смысл которых ему непонятен. Надо было сказать не «конкретнее», а «в частности». А так глупость о работе «всей промышленности» в 1939—41 годах если не опровергает уже сказанную глупость, то уж явно сбивает с толку. Действительно, зачем выделять эти три год, если уже сказано о всем советском времени, как о всеохватной подготовке к войне?
И вот, говорит, «с первого дня к войне готовились изо всех сил, и ока-зались ТРАГИЧЕСКИ НЕГОТОВЫ... Несмотря на истерический ор начальства, войска беспорядочно бежали...». Странно, что слово «бежали» автор по обыкновению тоже не выделил крупным шрифтом.
Да, к сожалению, кое-кто действительно бежал, но согласитесь, сударь, что всё-таки, как показано выше, не столь стремительно и очертя голову, как поляки, французы и англичане, уж не говоря о десятке «прочих шведах» разных национальностей. Причём, поляки и французы прибежали не куда-нибудь, а к своему полному поражению и капитуляции. А мы в первый год бежали, бежали и прибежали к разгрому немцев под Москвой, а на следующий год бежали, бежали и прибежали к их разгрому под Сталинградом. Ведь всё-таки между этими забегами есть некоторая разница. Не находите?
Но вот интересно, какое начальство издавало истерический ор? Уж не Молотов ли, закончивший своё выступление по радио в первый день войны словами «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами»? Или Сталин в речи 3 июля?
Да о чем говорить! — вопиёт Радзиховский. «Паника охватила самое высшее руководство». Что, руководство на третьей недели войны бежало в Монголию, как поляки в Румынию, или, как французы, объявило столицу открытым городом и стало обсуждать, как лучше капитулировать? Нет, ничего этого не было, и никаких имён оратор не называет. В чём же дело?
Вот: «Самый яркий пример паники — оглушительное молчание Сталина в течение 11 дней и лязгание зубами о стакан 3 июля». Чьё лязгание вы слышите, читатель? Господи, какое плоскоумие! Он убеждён, что в первый день войны по первой программе обязано выступить именно первое лицо государства. И никак иначе! Откуда это? Да от нынешнего телевидения, от которого он отлепиться не может. А там каждый день эти первые лица, эти VIP-персоны по всякому пустяку VIP-речи произносят.
Но оглянулся бы назад и задал себе несколько вопросиков: а президент Польши выступил 1 сентября 1939 года, когда напала Германия? А 2 сентября, когда Франция, а 3-го Англия объявили войну Германии, что делали французский президент Лебрен и английский премьер Чемберлен? Может быть, выступили хотя бы 10 мая 1940 года, когда началось немецкое вторжение? А японский император и Рузвельт сказали речи 7 декабря 1940 года, когда Япония нанесла страшный удар по Пёрл-Харбору и началась война? Наконец, выступление Медведева в день нападения Грузии на Южную Осетию вы помните?
Но интересней всего, почему Гитлер перед нападением на Польшу выступил, объявил ей войну, а перед нападением на СССР промолчал, поручив выступление министру иностранных дел Риббентропу да ещё всего лишь на пресс-конференции? Ведь у Гитлера-то всё было в руках, всё спланировано и рассчитано. А на Сталина война свалилась внезапно.
Так вот, в большинстве названных случаев руководители государства не выступали по радио. Не буду разбирать все случаи, скажу только о Сталине и Гитлере. Они оба понимали, что их слово слишком много значит и на родине, и во всём мире. Гитлер выступил перед нападением на Польшу, ибо тут была твёрдая уверенность в быстрой и полной победе. Никакого риска. Другое дело — СССР. Тут он первый раз выступил публично лишь в октябре, когда немцы были уже не так далеко от Москвы и победа, казалось, в кармане. И он брякнул: «Враг повержен и уже никогда не поднимется».
И Сталин не выступил по той же причине: понимал значение своего слова. Надо было выждать, посмотреть, как будут развиваться события. А выступил не кто-нибудь, не завотделом пропаганды ЦК, а Молотов, тоже, как в Германии, министр (нарком) иностранных дел, член Политбюро — второе лицо в государстве и партии. Нормальное дело. А Риббентроп, к слову сказать, вторым лицом в Германии не был.
Сталину не только не нужно, нельзя было выступать 22 июня, но он даже физически не мог это сделать, ибо сразу навалилось множество важнейших, срочных, неотложных дел, которые нельзя было решить без его участия. В этот день с пяти утра до пяти вечера у него состоялось 29 встреч с политическими, военными и хозяйственными руководителями страны. А всего за первые семь дней «оглушительного молчания» у Сталина состоялось 173 встречи, беседы, совещания, на которых он лязгал зубами. И это только в кремлёвском кабинете. А ведь встречи могли быть и в Совнаркоме, и в ЦК, и дома, и на даче.
Приведенная цифра взята из журнала, в котором регистрировались посетители этого кабинета. Он вёлся с 1925 года. Впервые записи из него, относящиеся к первым дням войны, были опубликованы в журнале «Известия ЦК КПСС» двадцать лет тому назад. Позже и в сокращенном и в полном виде журнал печатался многократно. И если ты за двадцать лет не заглянул в него, то чего лезешь писать о том, что делал Сталин, когда началась война? Там же всё расписано по часам и минутам. Но гораздо вероятнее, что Радзиховский знает о журнале, но сознательно врёт в правительственной газете об «оглушительном молчании» и о «панике» Сталина, как и всего высшего руководства страны.
А мог Сталин орать? По некоторым данным, был такой случай 29 июня, когда пал Минск. Явился в наркомат обороны и наорал на Тимошенко и Жукова. А вы, килька, что, не допускаете во время войны ничего кроме ласкового полушёпота? Вы хоть футбольные матчи смотрите? Даже в спорте дело доходит до потасовок, а тут, ваше степенство, война, судьба родины решается.
Почитайте воспоминания хотя бы Рокоссовского, слывущего у нас деликатнейшим из военачальников. Так он, деликатнейший, рассказывает, как в те же дни июня едва не расстрелял — уже выхватил пистолет — одного полковника, оказавшегося трусом.
Сталин, говорит, мог только зубами щёлкать, поскольку сам же на высокие военные должности «выдвинул людей слабых, бездарных», а у немцев — «талантливые, опытные, отборные генерала». Ну, просто высший сорт, цимис мит компот! «У них чёткая немецкая организация». И за что только к февралю 1942 года 187 из них Гитлер отправил к чертовой бабушке?
Но кто же этот отборный гитлеровский цимис? Неизвестно. Никого не назвал. А у нас слабые да бездарные? О, тут он землю роет! Правда, предпочитает оперировать не конкретными именами, а цифрами: «10 человек возглавляли Наркомат обороны к 22 июня. Из них только Жуков, Шапошников и в куда (какая прелесть — «в куда»! — В.Б.) меньшей степени Мерецков показали себя толковыми генералами в войну. Остальные же принесли вред — и за их ошибки заплачено сотнями тысяч жизней». В таких случаях только трусы и подонки прячутся за такие словечки, как «остальные». Порядочные люди называют конкретные имена.
И вот что странно. Человек говорит о Наркомате обороны, а называет начальников Генштаба. Это близкие, тесно связанные, но всё же разные инстанции, что известно любому тетереву. Ну, хорошо, эти трое названных «показали себя», а кто всё-таки остальные семь — бездарные-то? Например, заместители начальника Генштаба Ватутин и Василевский, ставший в 1942-м начальником, — слабы и бездарны? И на них вы, бесстыдник, вешаете сотни тысяч жизней?
Ответа не даёт, а опять угощает безликой статистикой: «Из 21 командарма на 22 июня лишь 2—3 проявили себя на войне». А остальные тоже — только вред? Да, вред и ничего больше, — говорит килька, уверенная в своей большой пользе.
«Только в ходе войны выявились у нас настоящие полководцы». А как же в мирное время они могут выявиться? «Сравните маршалов довоенных — Ворошилов, Будённый, Кулик, Тимошенко и маршалов войны — Жуков, Рокоссовский, Конев, Василевский...».
Умник, да ведь так всегда в жизни и бывает. Первая мировая и особенно Гражданская выдвинули, допустим, Будённого и Фрунзе, а Халхин-Гол и Отечественная — Жукова и Рокоссовского. Именно тогда они стали полководцами, а раньше были только военачальниками, командирами эскадронов, полков, ну, дивизий. Что вы тут обличаете — саму жизнь? Вы похожи на психа, который хвастался, что у них в дурдоме построили прекрасный бассейн, и он уже научился плавать и даже ныряет с вышки, хотя воды в бассейне ещё нет.
Тот персонаж тоже негодовал бы, почему 22 июня Тимошенко, Будённый и Ворошилов не стояли на страже наших границ во всём богатстве современного военного опыта и, как в песнях Дунаевского, не отдали ни вершка своей земли. Но откуда мог взяться такой опыт? Вот у Бока, Манштейна, Гудериана, разгромивших Польшу, Францию и ещё десяток стран, такой уже двухлетний опыт был, что и оказалось одной из важнейших причин их успехов и наших бед в 41—42 годы. Неужели непонятно?
А он опять своё: «Не сталинские отделы кадров, а война отобрала настоящих полководцев... Поднялся и уровень генералов, офицеров». Правильно. Да вы оглянитесь на себя. Не так уж давно вы были жалкой газетной килькой, печатались в «Московском комсомольце» на одной полосе с объявлениями представительниц первой древнейшей профессии, а в ходе войны против советской истории вы накачали мускулы, отточили зубы и стали широко известным фальсификатором истории и печатаетесь уже в правительственной газете, скоро Медведев и орден вам даст. Ведь так ясно!
Да, говорит, но настоящих-то полководцев «война отобрала уже только к 1943—44 году». Полно врать-то, фальсификатор. А кто долбалнул немцев ещё летом 41-го под Ельней? Кто заставил их тогда же впервые за всю Вторую мировую перейти к обороне в Смоленском сражении? А не Тимошенко ли вышиб их осенью из Ростова-на-Дону? Кто зимой ошарашил фрицев и попёр их от Москвы, в эти же дни освободил Тихвин? А про Сталинград слышали? Это что — 44 год? Нет, там ещё устроил отборным немцам котёл с подогревом. Вы, возможно, думаете, что это английские друзья изловчились? Нет, батюшка, это Жуков, Василевский, Рокоссовский, Ерёменко и множество других шибко неиностранных мужиков.
Но самое-то главное, говорит, Сталин «довёл страну до грани гражданской войны». Как интересно! Это что же за «грань»? Может, были где-то забастовки в 1932 году по случаю выполнения плана первой пятилетки в четыре года? Или — манифестации против отмены карточной системы в 1934-м? Или, как ныне, террористические акты, поджоги, бунты и восстания по случаю чествования памяти Пушкина в 1937-м? Нет, ничего подобного перед Отечественной войной не было. Откуда же взял «грань»? Да всё оттуда же — у Радзинского или Розовского, у Познера или Сванидзе, у Володарского или Млечина. (Увы, к великому сожалению, все евреи и только один француз...). Они же всё время снабжают друг друга «тёмными пятнами», тем и живут.
«На гражданскую войну, говорит, немцы и рассчитывали». Врёшь, писатель. Они рассчитывали на свою армию, на силу её удара, под которым рухнет не только наша армия, но и само многонациональное Советское государство. Просчитались и в том и в другом. Не заметил?
Нет, нет, говорит, на гражданскую войну они рассчитывали — «и не зря. Ведь больше 800 тысяч советских граждан воевали в германской армии». Так это ж другое дело, это не гражданская война. В приказе Сталина № 227 указывалось, что к июля 1942 года «Мы потеряли более 70 миллионов населения», по другим данным — даже 45%, то есть миллионов 90 (см.: Великая Отечественная война / Энциклопедия. — М. 1985. С. 380). Из такого человеческого массива на оккупированной территории можно было не только угрозами навербовать 800 тысяч пособников. Но ведь по-настоящему-то с оружием в руках воевала против Красной Армии и то лишь с конца 1944 года только власовская армия. А вся-то она состояла лишь из двух дивизий, первой командовал полковник Буняченко, второй — полковник Зверев. Как ни считай, больше 25—30 тысяч солдат в этой «непобедимой армаде» быть не могло. И, принимая во внимания, что после революции, от которой пострадали многие, тогда прошло всего двадцать с небольшим лет, удивляться надо не тому, что власовская армия возникла, а тому, что она столь ничтожна. Критик Сарнов был уверен, что Власов вёл в бой миллионы. Когда я однажды в Малеевке просветил его на сей счёт, он три дня в столовой не появлялся, был в коме. Но формировались разного рода вспомогательные части из мобилизованных немцами советских граждан — стройбаты, саперные части и т. п. Было ли это в сумме 800 тысяч, не знаю, как и Радзиховский.
Очень увлекательно дальше: «А если бы политика немцев была «умной»? Если бы немцы не только открывали церкви, а распустили колхозы и дали землю крестьянам; если бы они создали какое-то марионеточное русское правительство»; если бы... Тогда ход войны мог бы быть иным». Тогда сбылась бы пламенная мечта Александра Минки-на, друга сердешного, которую он обнародовал в Германии, Америке и в своём «МК»: Гитлер победил бы, и не в 45 году, а в 41-м. Какая была бы радость, какое торжество свободы и демократии для всех минкиноидов! Как бы они рукоплескали из душегубок!
Вот вы, Радзиховский, взяли откуда-то 800 тысяч советских граждан, но иностранные граждане вас не интересуют? А ведь тут для вас есть гораздо более интересные данные. Судя по фамилии, вас можно принять за поляка. Так вот, в советском плену оказалось 60 280 поляков. Их армию немцы уничтожили, страну превратив в своё генерал-губернаторство, ликвидировали, а они вместе с немцами против братьев-славян! Примечательно. А если вы еврей, тоже интересно вам узнать, что у нас в плену оказалось 10 173 еврея. Уж евреи-то!.. И ведь это только в плену, а ведь были и убитые (не числятся ли они как жертвы холокоста?), и пропавшие без вести, и те, кто по ранению вернулись домой.
Откуда эти данные? А я не обязан указывать источник, если оппонент не указывает. Но уж так и быть: «Военно-исторический журнал». Какой номер? Ну, хоть чуток-то поработайте сами, не всё у других списывать.
А вот и ещё безо всяких доказательств: «Несмотря на промывание мозгов и хвастливую сталинскую пропаганду, крестьяне (армия была крестьянская) не хотели воевать «за советскую власть и колхозы».
Как уверенно и решительно! Можно подумать, что сам лично, тамбовский крестьянин, всё это видел, и в колхозе спину гнул, и всю войну прошел. Но, во-первых, нельзя не заметить, что уж в деле «промывания мозгов»-то ваша компашка далеко превзошла всех на свете, включая знаменитое министерство пропаганды на Унтер ден Линден. Недавно использовали в этих целях даже смерть великой русской певицы Людмилы Зыкиной: как, мол, Советская власть угнетала её, как глумилась, даже не разрешила купить иностранную машину... Тут вспоминается Маяковский, только что вернувшийся из Франции:
Москва
обступила меня,
сипя,
до шепота
голос понижен:
— Скажите,
правда,
что вы
для себя
купили авто
в Париже?
С меня эти сплетни,
как с гуся — вода,
надел хладнокровия панцирь.
Купил, говорите?
Конечно. Да.
Купил. И бросьте трепаться.
Так вот, Радзиховский, бросьте сипеть и трепаться о сталинской пропаганде. Если «сталинская пропаганда» призывала, например: «Даешь пятилетку в четыре года!» — так и было. Или утверждала: «Жить стало лучше, жить стало веселее» — и все видели это. Или в первый же день войны заявила: «Враг будет разбит! Победа будет за нами!» — и точно! Сравните её с нынешней пропагандой. Например: «Создадим с братьями белорусами единое Союзное государство!» — и объявляют Белоруссии простоквашную войну. «Удвоим ВВП!». А оказалось, имелся в виду второй президентский срок. А экономика вляпалась в кризис, производство падает. «Ветеранам войны в 2008 году — машины либо компенсацию в 100 тысяч рублей!». Приходите, Радзиховский, ко мне, ветерану, хоть с Познером, поищите эти сто тысяч. Найдёте — половину вам отдам.
Но вот уж «крестьянскую армию»-то куда девать? По переписи 1939 года крестьяне вместе с кустарями составляли 47,2% всего населения страны. Ну подумай, умник царя небесного, как же армия могла быть сплошь крестьянской.
А о том, что эта «крестьянская армия не хотела воевать», не желаете ли, сударь, побеседовать с маршалом Рокоссовским, например. В своих воспоминаниях «Солдатский долг» он пишет о днях трагического начала войны: «Мне представляется важным это засвидетельствовать, как очевидцу и участнику событий. Многие части переживали тяжёлые дни. Расчленённые танками и авиацией врага, они были лишены единого руководства. И всё-таки воины этих частей упорно искали возможности объединиться. Они хотели воевать» (С. 61). И маршал приводит факты. Доказывающие это.
Итак, Рокоссовский говорит «хотели», а вы — «не хотели». Кому же читатель поверит — знаменитому полководцу, всю жизнь отдавшему родной армии, прошедшему всю Великую Отечественную, коммунисту, известному своей честностью и неподкупностью, или вам — малограмотной кильке ни дня не служившей в армии, лжецу и клеветнику, холую и прихлебателю режима В.В.П., который то стоит на коленях перед собакой 41-го президента США, вычёсывая у неё блох, то являет 43-му величие русского духа посредством впечатляющего зрелища, как сапогом раздувать самовар? Это не вы сапог-то качали?
Версия для печати
