Судьбы людские

Война. Это грозное слово живёт и всегда будет жить в наших сердцах. Хорошо помню тот ясный солнечный день 22 июня 1941 года, когда услышал по радио о нападении фашистской Германии на нашу Родину. А было мне тогда шесть лет. Мой отец в то время служил в Средней Азии, и его танковую часть срочно перебрасывают под Москву, а я с матерью и сестрой вынужден направиться на Кавказ к родственникам. Начинается пора не только постоянных бомбёжек и голода, но и не покидающего страха за жизнь отца.

Мой отец, Николай Михайлович Филиппенко, — профессиональный военный. Ещё будучи курсантом военного училища он в 1928—1930 годах участвовал в боевых операциях по освобождению Кавказа от бандформирований. В 1937—1940 годах выполнял спецзадание по доставке оружия и боеприпасов китайской армии для борьбы против японских захватчиков. Боевой путь в Великой Отечественной он начал в должности заместителя командира танкового полка, затем был назначен на должность командира танковой бригады.

Под его командованием бригада участвовала в боях в сражениях под Сталинградом, в боях под Воронежем, в Орловско-Курской битве. За освобождение города Калача мой отец был награждён высшей наградой Родины — Орденом Ленина и Золотой медалью Героя Советского Союза. Взятием города Калач было завершено окружение всей группировки противника под Сталинградом. А фронтовые дороги вели его в новые битвы, в которых решалась судьба страны. В 1943 году на Брянском фронте бригадой в деревне Весёлая была уничтожена 56-я немецкая дивизия.

В послевоенный период мой отец, генерал-лейтенант Н.М.Филиппенко, был назначен заместителем командующего по танковым войскам в армию, дислоцированную в Армении. Затем командовал Кантемировской дивизией, а завершил службу в должности заместителя командующего Московским военным округом. Он является почётным гражданином города Калач, его имя внесено в список героев Великой Отечественной войны и увековечено в Сталинграде и на Поклонной горе в Москве.

Предлагаемые читателю воспоминания — это фрагмент из его неопубликованной книги. В 1980 году отец написал мемуары о своей жизни и боевом пути, о сражениях в годы великой войны. Рукопись была уже отредактирована и готова для сдачи в печать. Но смерть помешала изданию мемуаров.

Виталий Николаевич Филиппенко,

полковник в отставке.

Н.И.Филиппенко,

гвардии генерал-лейтенант танковых войск, Герой Советского Союза

Выполняя приказ

В июне 1942 года 19-я танковая бригада, входившая в состав 5-й танковой армии Брянского фронта, участвовала в нанесении контрудара по танковой группировке противника под Воронежем. Это было одно из тяжелейших встречных танковых сражений. В районе Землянска от сотни танков, подбитых на поле боя, несколько дней слался чёрный дым. В нашей бригаде почти все танки были разбиты, потери убитыми составили 317 человек, погиб командир бригады полковник С.А.Калихович.

27 июля по приказу Ставки Верховного Главнокомандования наша бригада была выведена для переформирования на подмосковную станцию Лось. Меня назначили командиром бригады. За короткое время бригада была полностью укомплектована людским составом и материальной частью. 12 августа поступил приказ двигаться на подмосковную железнодорожную станцию Мытищи. Там мы погрузились в три эшелона и на следующий день разгрузились на станции Самозвановка, за Тулой. К исходу дня 14 августа бригада сосредоточилась в районе совхоза «Диктатура» Плавского района.

Два месяца 19-я бригада усиленно занималась боевой подготовкой. Три раза танкисты совершали 100-километровые марши, учились прицельной стрельбе на максимальных скоростях. На сложной местности пехота обучалась вести наступление совместно с танками. Стрелковые окопы неоднократно утюжили танки.

К этому времени обстановка на фронтах ещё более осложнилась. Пал Крым, враг подошёл к Сталинграду, его полчища рвались к кавказской нефти.

20 октября 1942 года наша бригада получила задание заготовить для Москвы 120 кубометров дров. С огромным энтузиазмом работал каждый танкист, уверенный, что и его бревно будет обогревать родную столицу. И вдруг мы узнаём, что дрова вывезены в сторону фронта, на станцию Выползово.

— Будем строить землянки… Опять проклятая оборона! — звучали возбуждённые голоса бойцов. В ту пору они к обороне относились как к позору. Люди стремились только вперёд, они были готовы к самопожертвованию.

22 октября 1942 года поступил приказ двигаться на железнодорожную станцию Выползово, где произвести погрузку в эшелоны. На станции громоздились поленницы дров. Было приказано грузить танки на платформы и со всех сторон обкладывать их брёвнами. Кто-то со смехом произнёс:

— Вот и знакомые дрова! Крепко придумали.

Другие говорили:

— Эти дровишки хорошо «согреют» немцев зимой!

— А ну-ка дружнее! Башенный, получше прячь нашу «Танюшку», чтобы сам чёрт не разобрался в этих дровишках!

Зазвучала песня «В бой за Родину». В ритм песни танкисты стали подбрасывать брёвна на платформы.

Многие задавали вопрос: «Почему погрузка на станции у самого фронта?». Все гадали, куда направится бригада. Одни считали, что на Ленинградский фронт, другие — на Западный, а некоторые полагали, что бригаду перебросят под Сталинград. Однако всё это были только догадки. Военная тайна соблюдалась строго.

Но вот погрузка была закончена, и эшелоны двинулись в путь. Без указания маршрута следования. Никому, даже мне как командиру бригады, не была известна конечная станция следования. И лишь когда эшелоны прибыли на железнодорожную станцию Кулымга Сталинградской области, стало ясно, что местом предстоящих боёв будут донские степи.

После разгрузки, ночью, бригада совершила 50-километровый марш-бросок и сосредоточилась в лесу, восточнее станции Глазуновской. Со 2 по 5 ноября 1942 года штаб бригады усиленно проводил рекогносцировку места предстоящей переправы через Дон у Ярского-2, которую было приказано совершить 7 ноября к 20 часам.

День 7 ноября бригада встретила с особым подъёмом. Утором были проведены беседы, посвящённые 25-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Повара приготовили праздничный обед. А с 17.00 начали переправу через Дон, которую закончили в 20.00, точно уложившись в график.

Мы вышли на исходный рубеж — лесной массив в двух километрах северо-западнее Синюткина. На этом рубеже штаб бригады произвёл рекогносцировку путей к переднему краю и сам передний край обороны противника.

Наша техника была зарыта в землю и тщательно замаскирована. В полной боевой готовности мы ждали приказа командования.

На 17 часов в бригаде был назначен смотр боевой готовности, который должен был проводить командир корпуса генерал А.Г.Родин. Но в ночь на 17 ноября поступило сообщение, что смотр будет проводить представитель Ставки Верховного Главнокомандования. Утром 17 ноября к штабу бригады подъехала кавалькада машин. Из третьей машины вышел генерал Г.К.Жуков. Его сопровождала большая группа генералов и офицеров.

Смотр был очень подробный. Дело дошло даже до проверки НЗ личного состава. Но всё обошлось. У каждого бойца и командира на месте оказались и сало, и галеты, и водка. Генерал Жуков поблагодарил личный состав бригады за хорошую подготовку, пожелал успеха в предстоящих боях и уехал. Мы поняли, что на таком высоком уровне смотр был проведён неспроста, и надо ожидать больших событий. Так оно и было.

В тот же день 17 ноября 19-я танковая бригада получила боевой приказ штаба 26-го танкового корпуса. Нам предписывалось с утра 19 ноября войти в прорыв на участке 124-й стрелковой дивизии и выйти на рубеж Кочкарник, затем во взаимодействии со 157-й танковой бригадой и частями 21-й армии уничтожить перелазовскую группировку противника и сосредоточиться у Максари, имея в виду дальнейшее направление на Калач. Справа наша бригада соприкасалась с частями корпуса, слева частей не было.

Против нашей бригады оборону держали 8-й и 32-й пехотные полки 5-й пехотной дивизии румын. За три месяца до нашего подхода румыны и итальянцы на этом участке отрыли сплошные траншеи, преградили путь проволочными заграждениями, заминировали все возможные места для прохода танков, на дорогах были расставлены десятки противотанковых орудий.

К рассвету 19 ноября 19-я танковая бригада в ротных колоннах была сосредоточена на исходных рубежах, ожидая сигнал для атаки. Всё небо закрывали низкие тяжёлые облака. Это служило отличной маскировкой нашим войскам против воздушной разведки врага.

В 11 часов 30 минут радист командирского танка старший сержант Пугачёв принял сигнал: «Быстров выехал», и по моему приказу ответил: «Железнов выехал за Быстровым». После этого сигнала наша бригада двинулась на исходный рубеж для ввода в прорыв. Последовала мощная артиллерийская подготовка, после которой вперёд вышел 237-й танковый батальон майора С.Д.Боровкова. Танковые тральщики сходу проделали три прохода в минных полях первых вражеских позиций, но на вторых позициях были встречены сильным противотанковым огнём. Потеряв 4 танка и один тральщик, батальон Боровкова остановился. Я приказал ввести в бой второй эшелон бригады, но и это не помогло. Прорвать оборону противника мы не смогли.

…Туман становился всё гуще и гуще. Видимость снижалась. Пошёл снег. Огонь немецких противотанковых орудий всё усиливался. Под его прикрытием приближались густые цепи немецких автоматчиков. То и дело слышались крики раненых: «Санитарка! Санитарка!». И на каждый возглас раненого появлялась санитарка Алла Шестакова. Она спасла жизнь многим бойцам, вовремя вынося их с поля боя и оказывая первую медицинскую помощь.

Связь с руководством корпуса была потеряна. На помощь мы не рас-считывали, а своими силами и средствами прорвать оборону противника бригада не могла. Выслушав предложения командиров батальонов и начальника штаба, я принял решение: для прикрытия и демонстрации оставить на месте одну танковую роту и роту мотострелков с противотанковой батареей, а остальные части скрытно отвести на исходные позиции и резким поворотом направо выйти на участок соседа.

Так и сделали. Под покровом ночи бригада отошла назад, уклонилась направо и, набрав большую скорость, танки стремительно двинулись вперёд. Со стороны противника мы не встретили почти никакого сопротивления.

В некоторых исторических источниках встречается указание на то, что 19-я танковая бригада 19 ноября 1942 года не смогла сходу войти в прорыв, но при этом не даётся анализа причин. Дело же обстояло таким образом.

На участке ввода в прорыв 19-й танковой бригады планировалось провести предварительную артиллерийскую подготовку и наступление 124-й стрелковой дивизии, усиленной танковой бригадой подполковника К.Г.Кожанова. Они должны были действовать на левом фланге корпуса и всей 5-й танковой армии. На самом же деле эти два соединения сосредоточили свои усилия в центре построения боевого порядка 5-й танковой армии. Не получив планируемой поддержки, наша бригада была вынуждена оставить первоначальное направление и выйти на участок соседа слава.

Обходя опорные пункты фашистов (посёлки Верхне-Фоминский и Жирки), бригада вклинилась глубоко в тыл противника. 20 ноября 1942 года, в 8 часов утра, в районе высоты 204 мы атаковали вражеские позиции. За 30 минут боя было уничтожено два полка фашистской пехоты, а 900 солдат и офицеров взяты в плен. В этом бою особенно отличились танкисты майора Боровкова и старшего лейтенанта Изюмова.

В 16 часов с северо-востока на высоте 200 метров показался немецкий самолёт-разведчик. Раздалась команда: «Воздух! Огонь!». Из всех видов оружия бригада открыла ураганный огонь. Несколько трассирующих огненных нитей пронзили кабину самолёта. Появился первый дым. Объятый пламенем фашистский самолёт рухнул на землю и взорвался. Ликованию наших воинов не было предела.

…Бригада стремительно двигалась вперёд. Одно только удручало: почти сутки мы не могли установить связь с корпусом. Обходя крупные опорные пункты противника, бригада по пути движения громила мелкие группы противника и его обозы.

Вечером 21 ноября бригада достигла окраин станицы Добринка. Разведка установила, что в станице расположена большая пехотная часть. Танки остановились в двух километрах от станицы, чтобы шумом моторов не выдать своего присутствия. Один мотострелковый батальон окружил станицу, а второй ворвался в село и уничтожил фашистов. Ни одному «фрицу» не удалось уйти. Танкисты расквартировались по домам.

Утром следующего дня военфельдшер Тамара Кукушкина подошла к колодцу, чтобы набрать воды для приготовления пищи. Забросила ведро вниз, но оно там обо что-то глухо стукнулось. Воды не было. Принесли «кошку». Из колодца вытащили трупы 19 наших мальчиков в возрасте от двух до тринадцати лет. Зная, что подходят советские войска, немцы их утопили. Наши воины в гневе неистовствовали. Они клялись отомстить проклятому врагу.

В это время к Тамаре Кукушкиной подошли жители станицы:

— Доктор, помогите одной женщине. Ей плохо.

Наш военфельдшер пошла со станичницами. Они привели её в дом, где отчаянно рыдала молодая женщина. Она вся дрожала. Глаза были безумными.

— Что случилось? — спросила Кукушкина.

— Перед вашим приходом немец-постоялец бросил её двухлетнего ребёнка в печку, потому что тот плакал.

Узнав ещё про одно зверство, танкисты стали рваться в бой. Я отдал приказ атаковать станицу Плесистовскую. На максимальных скоростях танкисты рванулись вперёд и к часу ночи овладели ею. Немцы в панике бежади, бросив машины, склады, оборудование. Нашими трофеями стали не менее 400 машин и 300 мотоциклов. Мы освободили около 300 наших военнопленных, большинство которых сразу же влились в нашу часть.

Но задерживаться на месте мы не имели права и в 4 часа утра двинулись вперёд — для выполнения задачи по захвату переправы через реку Дон и города Калача. На рассвете 22 ноября внезапной атакой 19-я танковая бригада освободила станицу Калачинскую и, не задерживаясь, двинулась вперёд в направлении хутора Ложки и деревни Берёзовки. Это был последний барьер на пути к переправе через Дон. Немцы поняли, что отдать переправу — значит, пропустить наши войска за Дон. Поэтому здесь они заранее организовали оборону. Больше 100 танков немцы использовали как неподвижные огневые точки. Весь рубеж был максимально насыщен миномётами и пулемётами. Огонь был настолько сильным, что наши автоматчики залегли и стали зарываться в землю. Горели наши танки. Но момент упускать было нельзя.

Я встал во весь рост, выхватил маузер и громко скомандовал:

— Вперёд! За мной!

Все поднялись и устремились в атаку. Противник ещё больше усилил миномётный огонь. Мины ложились буквально пехом. Вот уже и окраина Ложков.

— Возьмём деревню! Вперёд! — убыстрял я ход.

Достигнувшие окраину села наши танки были остановлены сильным огнём противотанковых орудий, который из-за укрытий вёл противник. С группой в 40 бойцов я подошёл к высоте перед деревней. В это время ко мне обратился командир взвода автоматчиков Апаршин. Рядом с ним стоял человек, одетый в немецкую форму с нашим автоматом в руках.

— Товарищ подполковник, этот человек возле Ложков добровольно сдался в плен, доложил Апаршин.

— А почему у него наш автомат? — спросил я.

Апаршин ответил:

— Он вместе со мной брал Ложки, а сейчас служит за ординарца. Прошу зачислить его автоматчиком в мой взвод.

Пленный приложил руку к головному убору и обратился ко мне:

— Товарищ командир! Меня зовут Виктор. Я поляк. Мне 21 год. Нас заставили насильно воевать против вас, но ближе к передовой не посылали. Сегодня повезло. Я перешёл на вашу сторону и хочу с вами идти в бой.

— Хорошо, — ответил я. — Пойдёте в бой с десантом.

Потом отозвал Апаршина в сторону и сказал:

— Всё же установите за ним наблюдение и проверьте в бою.

— Слушаюсь!

Кто-то из наших танкистов принёс румынский тулуп и бросил его по-ляку:

— Надень, поляк, а то свои могут убить.

Танки с десантом двинулись вперёд. И на одном из них, обнявшись стояли две фигуры: в телогрейке русский командир Апаршин и в тулупе польский солдат Виктор.

22 ноября 1942 года к 18.00 бригада с боями подошла к высотам левого берега реки Дон. Оставался буквально километр до переправы, но путь преграждало немецкое минное поле. Я приказал командиру батальона майору Боровкову разминировать участок и продолжать движение вперёд.

Несколько раньше наши разведчики сняли охрану моста и переправились на другую сторону реки. Там, за переправой, они заняли круговую оборону и стали держаться до прихода остальных частей бригады. В это время майор Боровков решил вопрос о разминировании минного поля. Ручным способом делать это было опасно и требовало больших затрат времени. А его-то оставалось очень мало: немцы могли взорвать переправу. Майор задумался. «Дайте мне побольше гранат», — наконец приказал он. Взяв гранаты, майор сел на место водителя танка Т-34 и подвёл машину к минному полю. Открыв люк, он бросил гранату. Но взрыв был слабый, и мины не взорвались. Тогда Боровков запасся противотанковыми гранатами и стал их выбрасывать из люка танка. От каждого взрыва детонировали 3–4 мины. За несколько минут проход для танков был разминирован. Бригада двинулась вперёд на захват моста через Дон. Я шёл в головной колонне мотострелкового батальона майора Минаева. По крутому спуску мы подошли к Дону. Осмотрелись. Лёд был лишь у берега, на расстоянии 10—12 метров. По середине реки льда не было.

В 300—400 метрах вверх против течения мы увидели мост и возле него немецких солдат. Наши разведчики уползли к охране моста и в считанные минуты сняли её. Потом по мосту разведчики переползли на противоположную сторону. Но оказалось, что мост двойной: посередине реки был остров.. Там мост прерывался и с другой стороны острова начинался вновь. На острове разведчики наткнулись на землянку, в которой спокойно спали немцы. Их уничтожили. На левом берегу разведчики уничтожили ещё одного немецкого солдата, который дремал у костра.

Вслед за разведкой через мост переправился мотострелковый батальон майора Минаева. Он в нескольких направлениях послал разведчиков. Через некоторое время разведка сообщила, что в северо-западном направлении, в песчаных курганах у хутора Камыши держит оборону группа подполковника Г.Н.Филиппова, командира 14-й мотострелковой бригады. Я приказал просить его прибыть ко мне. Филиппов явился.

— Ты меня спас, — заявил он. — Я почти сутки отбиваюсь от немцев. Они прижали меня к песчаным дюнам.

— А какой состав вашей группы, — спросил я.

— 35 бойцов, несколько танков и один броневик.

По радио я связался с командиром корпуса и доложил ему о группе Филиппова. Мне было приказано подчинить эту группу себе и поставить перед ней боевую задачу. Я поручил Филиппову охранять мост через Дон.

Потеряв переправу, противник оказывал яростное сопротивление на подступах к городу Калачу. Он опирался на мощную систему противотанковых дзотов, траншей и минные поля. Взятие же города Калача означало бы завершение окружения всей группировки противника под Сталинградом.

19-я танковая бригада была почти у конечной цели. К ней приближался 4-й механизированный корпус генерала Вольского, который действовал в составе Сталинградского фронта.

22 ноября в 23 часа офицер связи 26-го танкового корпуса вручил мне боевой приказ: 19-й танковой бригаде с приданным мотострелковым батальоном капитана Кобякова и артиллерийским дивизионом (оба из 14-й мотострелковой бригады подполковника Г.Н.Филиппова), 85-м гвардейским миномётным полком к утру 23 ноября овладеть городом Калач. В 24 часа на командном пункте собрались командиры всех поименованных в приказе частей.

…23 ноября в 3 часа ночи мотострелковый батальон майора Минаева провёл разведку боем. Он установил, что оборону противника можно прорвать одним мощным ударом. Атака была назначена на 7 часов утра, после второго залпа «катюш».

В 7 часов командир танковой роты старший лейтенант Беляков скомандовал: «По танкам!». Первый залп «катюши» произвели не совсем прицельно, но вторым они точно поразили вражеские позиции. Главные силы нашей бригады перешли в наступление. Немецкие дзоты на окраине города открыли огонь. Стреляя в упор, они подбили шесть наших танков, в том числе и танк командира батальона майора Боровкова. Но он тут же пересел в другую машину и продолжал руководить боем.

По моему приказу к переднему краю была подтянута вся артиллерия. Массированным огнём она начала подавлять немецкие дзоты. В этом бою особенно отличился приданный нам артиллерийский дивизион из 14-й механизированной бригады. Выкатив орудия на прямую наводку, артиллеристы в упор расстреливали дзоты противника. Здесь же, на огневом рубеже, я объявил благодарность личному составу дивизиона.

В то время, когда мы были заняты подавлением вражеских дзотов, немцы сумели сосредоточить у Дона значительные силы и приготовились к контратаке. Но, не дав противнику начать атаку, мы перенесли на его позиции всю огневую мощь нашей артиллерии и танков, а затем перешли в наступление.

…Время подходило к 12 часам дня. Противник продолжал оказывать яростное сопротивление, не уступая нам ни шагу. В это время на высокий правый берег Дона вышли танки 157-й бригады нашего корпуса. Они открыли сильный пушечно-пулемётный огонь по немецким войскам. Наши танковые батальоны смело ринулись вперёд, смяли противника и ворвались в город Калач. Вслед за танками пошли автоматчики. Бой перекинулся в центр города.

В уличном бою за город погиб комсомольский танковый экипаж Григория Гуреева. Все танкисты нашей бригады очень любили этого весёлого москвича. Ворвавшись в город, танк Григория Гуреева быстро мчался по улицам. Огнём пушки и пулемётов, а также гусеницами танк уничтожил много фашистов, а также их машин. Но на одной из улиц он был подбит и загорелся. Однако танкисты не перестали сражаться. Огненным клубком танк ворвался на окраину города, ведя огонь по врагу. По радио мы услышали слова:

— Товарищи! Это я, Гриша Гуреев. Мой танк подбит, но пока дышим, будем сражаться. Бейте по вражеской колонне на втором километре севернее Калача.

Через некоторое время из танка прозвучали последние слова Гриши Гуреева:

— Товарищ Филиппенко, если будете живы, передайте привет в Москве моей маме. Адрес есть в штабе. Мои товарищи также просят сообщить им домой. Прощайте, друзья…

Мы послали помощь, но она опоздала. Так погибли Григорий Гуреев и его боевые товарищи Иванов и Давидян.

К 14 часам 23 ноября 1942 года Калач был полностью очищен от немецких захватчиков. Стремительные действия наших войск не дали немцам уничтожить электростанцию и другие важные объекты города.

Не задерживаясь в городе, мы повели наступление на хутор Советский, который находился в 2—3 километрах от Калача. Когда бригада проходила вдоль железной дороги, со стороны хутора по нам был открыт огонь из танков. Мы ответили тем же, но дали серию красных ракет «Я — свой». Нам ответили серией ярко-зелёных ракет сугубо немецкого производства. Но у нас с начальником штаба майором П.Г.Бойко вкралось сомнение, так как у «противника» мы заметили ряд танков Т-34. Послали разведку. Она установила, что это части 4-го механизированного корпуса генерала Вольского со Сталинградского фронта, шедшие навстречу нашей бригаде.

Так было завершено окружение всей группировки противника под Сталинградом. Жители города Калача радостно приветствовали танкистов. Нас встретили более 5 000 советских военнопленных, которые перебили охрану лагеря и предателей. Мы захватили крупный немецкий штаб со всеми документами, два фронтовых и один армейский госпиталь, несколько складов боеприпасов, горючего и продовольствия, более сотни легковых автомашин, гараж, мастерские. У станции Калач на железнодорожной платформе наши войска обнаружили 17 танков, перекрашенных в жёлтый цвет. Очевидно, немцы перекрасили эти танки и готовились отправить их в Африку.

Приказом командира корпуса меня назначили комендантом города Калач.

Итак, боевая задача была выполнена. Бригада временно перешла к обороне. Личный состав приводил себя в порядок и готовил материальную часть к дальнейшим боям. Штаб занимался текущими делами и подводил итоги прошедших боёв. Политотдел занялся созданием местных органов власти. Председателем Калачёвского районного Совета был избран местный житель Иванников. Комендатура прочесала город, его развалины. Были выявлены и обезврежены несколько спрятавшихся немецких диверсантов.

С 25 ноября по 12 декабря 19-я танковая бригада вела бои по уничтожению окружённой группировки противника в районах Сокаревичи, Пять курганов, Мариновке. В этих боях получили тяжёлые ранения военфельдшер Тамара Кукушкина и санинструктор Алла Шестакова. Эти девушки были любимицами всей бригады. Тамара Кукушкина — участница боёв с первых дней войны. Ещё с западной границы она отходила с войсками, защищала Москву, спасала раненых под Воронежем… Алла Шестакова пришла в бригаду накануне Сталинградского сражения.

Тамару Кукушкину из-за тяжёлого ранения эвакуировали вглубь страны, и через несколько месяцев она возвратилась в бригаду. Аллу Шестакову, у которой ранение сначала посчитали лёгким, эвакуировали в медсанбат корпуса в город Калач. Но у неё открылась газовая гангрена, и спасти её не удалось.

1 декабря личный состав 26-го танкового корпуса был построен на траурный митинг на центральной площади Калача. Здесь в братской могиле было похоронено 240 бойцов и командиров, погибших при освобождении города. На могиле был установлен постамент и лёгкий танк Т-70. Здесь же, в сквере, похоронили санитарку-автоматчицу Аллу Шестакову и на её могиле поставили обелиск со звездой.

9 декабря 1942 года стало знаменательным днём для наших танкистов. 19-я танковая бригада была преобразована в 16-ю гвардейскую танковую бригаду, а наш 26 корпус — в 1-й гвардейский Донской танковый корпус. Указом Президиума Верховного Совета СССР 484 человека нашей бригады были награждены орденами и медалями, а мне было присвоено звание Героя Советского Союза.

Версия для печати