Ф.Энгельс. Письма об историческом материализме КОНРАДУ ШМИДТУ В БЕРЛИН
Лондон, 5 августа 1890 г.
...О книге Пауля Барта* я читал в венском журнале «Deutsche Worte» отзыв, написанный злополучным Морицем Виртом**, и эта критика оставила у меня неблагоприятное впечатление также и о самой книге. Я просмотрю её, но должен сказать, что если Морицхен правильно его цитирует, то Барт утверждает, будто он во всех сочинениях Маркса смог найти всего лишь один пример зависимости философии и т. д. от материальных условий существования, а именно тот, что Декарт объявляет животных машинами. Мне просто жалко человека, который может писать подобные вещи. И раз этот человек ещё не понял, что хотя материальные условия существования являются primum agens***, это не исключает того, что идеологические области оказывают в свою очередь обратное, но вторичное воздействие на эти материальные условия; раз это ему неясно, то он
не способен понимать и тот предмет, о котором пишет. Но, повторяю, ведь это всё из вторых рук, Морицхен же — опасный друг.
И у материалистического понимания истории имеется теперь множество таких друзей, для которых оно служит предлогом, чтобы
не изучать историю. Дело обстоит совершенно так же, как тогда, когда Маркс говорил о французских «марксистах» конца 70-х годов: «Я знаю только одно, что я не марксист».
_____
* П.Барт. «Философия истории Гегеля и гегельянцев до Маркса и Гартмана включительно». — Ред.
** М.Вирт. «Бесчинство по отношению к Гегелю и гонения на него в современной Германии». — Ред.
*** — первопричиной. — Ред.
Вот также в «Volks-Tribune» происходила дискуссия о распределении продуктов в будущем обществе — будет оно происходить соответственно количеству труда или иначе*. К вопросу подошли тоже сугубо «материалистически» в противоположность известным идеалистическим фразам о справедливости. Но, как ни странно, никому не пришло в голову, что ведь способ распределения существенным образом зависит от того, какое количество продуктов подлежит распределению, и что это количество, конечно, меняется в зависимости от прогресса производства и организации общества, а следовательно, должен меняться и способ распределения.
Но все участники дискуссии рассматривают «социалистическое общество» не как что-то постоянно меняющееся и прогрессирующее, а как нечто стабильное, раз навсегда установленное, что должно, следовательно, иметь также раз навсегда установленный способ распределения. Но если рассуждать здраво, то можно все-таки: 1) попытаться отыскать способ распределения, с которого будет начато, и 2) постараться найти общую тенденцию дальнейшего развития. Но об этом я во всей дискуссии не нахожу ни слова.
Вообще для многих молодых писателей в Германии слово «материалистический» является простой фразой, которой называют всё, что угодно, не давая себе труда заняться дальнейшим изучением,
то есть приклеивают этот ярлычок и считают, что этим вопрос решён. Однако наше понимание истории есть прежде всего руководство к изучению, а не рычаг для конструирования на манер гегельянства. Всю историю надо изучать заново, надо исследовать в деталях условия существования различных общественных формаций, прежде чем пытаться вывести из них соответствующие им политические, частноправовые, эстетические, философские, религиозные и т. п. воззрения. Сделано в этом отношении до сих пор немного, потому что очень немногие люди серьёзно этим занимались. В этом отношении нам нужна большая помощь, область бесконечно велика, и тот, кто хочет работать серьёзно, может многое сделать и отличиться. Но вместо этого у многих немцев из молодого поколения фразы об историческом материализме (ведь можно всё превратить в фразу) служат только для того, чтобы как можно скорее систематизировать и привести в порядок свои собственные, относительно весьма скудные исторические познания (экономическая история ведь ещё в пелёнках!) и затем возомнить себя великими. И тогда-то и может явиться какой-нибудь Барт и взяться за то, что в его среде, во всяком случае, сведено уже к пустой фразе.
_____
* В «Berliner Volks-Tribune» с 14 июня по 12 июля 1890 г. были опубликованы под общим заглавием «Каждому — полный продукт его труда» статьи Ньювенгейса, Эрнста и Фишера, письмо за подписью «Рабочий», а также заключительное слово и дискуссии. — Ред.
Однако все это, конечно, выравняется. Мы в Германии теперь достаточно сильны, чтобы вынести многое. Одной из величайших услуг, оказанных нам законом против социалистов*, было то, что он освободил нас от навязчивости немецкого студента с социалистическим налётом. Теперь мы достаточно сильны, чтобы вынести и этого немецкого студента, который снова очень уж заважничал. Вы, действительно уже кое-что сделавший, сами, вероятно, заметили, как мало среди молодых литераторов, связанных с партией, таких, которые дают себе труд изучать политическую экономию, историю политической экономии, историю торговли, промышленности, земледелия, общественных формаций. Многие ли из них знают о Маурере больше, чем одно только его имя! Самомнение журналиста должно всё преодолеть, а этому соответствуют и результаты. Эти господа воображают, что для рабочих всё годится. Если бы они знали, что Маркс считал свои лучшие вещи всё ещё недостаточно хорошими для рабочих, что он считал преступлением предлагать рабочим что-нибудь не самое лучшее!
_____
* Ввиду истечения срока действия закона против социалистов правительство Бисмарка выступило в ноябре 1887 г. с законопроектом о продлении ещё на 5 лет закона и дополнении его рядом новых, ещё более строгих статей. Законопроект предусматривал усиление наказания за распространение социалистической литературы и за участие в социал-демократических союзах вплоть до высылки из страны и лишения подданства.
Исключительный закон против социалистов был введён правительством Бисмарка при поддержке большинства рейхстага 21 октября 1878 г. в целях борьбы против социалистического и рабочего движения. Этот закон поставил социал-демократическую партию Германии в нелегальное положение; были запрещены все организации партии, массовые рабочие организации, социалистическая и рабочая печать, конфисковывалась социалистическая литература, социал-демократы подвергались репрессиям. Действие закона продлевалось каждые 2—3 года. Однако социал-демократической партии, которая при активной помощи Маркса и Энгельса сумела преодолеть и оппортунистические и «ультралевые» элементы в своих рядах, удалось
за время действия исключительного закона, правильно сочетая нелегальную работу с использованием легальных возможностей, значительно укрепить и расширить своё влияние в массах. Под давлением массового рабочего движения исключительный закон был отменен 1 октября 1890 года. Оценку этого закона см. в статье Энгельса «Бисмарк и германская рабочая партия» (т. 19, стр. 289—291). — Ред.
К нашим рабочим и только к ним после блестяще выдержанного ими с 1878 г. испытания я питаю безусловное доверие. Как и всякой большой партии, им не избежать в ходе развития отдельных ошибок, возможно даже и больших. Массы учатся ведь только на последствиях своих собственных ошибок, приобретая опыт на своей собственной шкуре… Я довольно часто сердился на французских и английских рабочих, несмотря на то, что понимал причины их ошибок, а на немцев с 1870 г. — никогда: приходилось, правда, сердиться на отдельных лиц, говоривших от их имени, но никогда —
на массы, которые все опять вводили в колею. И я готов биться
об заклад, что на них сердиться мне никогда не придётся…
Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 37. С. 370—372, 513.
Версия для печати
Лондон, 5 августа 1890 г. ...О книге Пауля Барта* я читал в венском журнале «Deutsche Worte» отзыв, написанный злополучным Морицем Виртом**, и эта критика оставила у меня неблагоприятное впечатление также и о самой книге. Я просмотрю её, но должен сказать, что если Морицхен правильно его цитирует, то Барт утверждает, будто он во всех сочинениях Маркса смог найти всего лишь один пример зависимости философии и т. д. от материальных условий существования, а именно тот, что Декарт объявляет животных машинами. Мне просто жалко человека, который может писать подобные вещи. И раз этот человек ещё не понял, что хотя материальные условия существования являются primum agens***, это не исключает того, что идеологические области оказывают в свою очередь обратное, но вторичное воздействие на эти материальные условия; раз это ему неясно, то он
не способен понимать и тот предмет, о котором пишет. Но, повторяю, ведь это всё из вторых рук, Морицхен же — опасный друг.
И у материалистического понимания истории имеется теперь множество таких друзей, для которых оно служит предлогом, чтобы
не изучать историю. Дело обстоит совершенно так же, как тогда, когда Маркс говорил о французских «марксистах» конца 70-х годов: «Я знаю только одно, что я не марксист».
_____
* П.Барт. «Философия истории Гегеля и гегельянцев до Маркса и Гартмана включительно». — Ред.
** М.Вирт. «Бесчинство по отношению к Гегелю и гонения на него в современной Германии». — Ред.
*** — первопричиной. — Ред.
Вот также в «Volks-Tribune» происходила дискуссия о распределении продуктов в будущем обществе — будет оно происходить соответственно количеству труда или иначе*. К вопросу подошли тоже сугубо «материалистически» в противоположность известным идеалистическим фразам о справедливости. Но, как ни странно, никому не пришло в голову, что ведь способ распределения существенным образом зависит от того, какое количество продуктов подлежит распределению, и что это количество, конечно, меняется в зависимости от прогресса производства и организации общества, а следовательно, должен меняться и способ распределения.
Но все участники дискуссии рассматривают «социалистическое общество» не как что-то постоянно меняющееся и прогрессирующее, а как нечто стабильное, раз навсегда установленное, что должно, следовательно, иметь также раз навсегда установленный способ распределения. Но если рассуждать здраво, то можно все-таки: 1) попытаться отыскать способ распределения, с которого будет начато, и 2) постараться найти общую тенденцию дальнейшего развития. Но об этом я во всей дискуссии не нахожу ни слова.
Вообще для многих молодых писателей в Германии слово «материалистический» является простой фразой, которой называют всё, что угодно, не давая себе труда заняться дальнейшим изучением,
то есть приклеивают этот ярлычок и считают, что этим вопрос решён. Однако наше понимание истории есть прежде всего руководство к изучению, а не рычаг для конструирования на манер гегельянства. Всю историю надо изучать заново, надо исследовать в деталях условия существования различных общественных формаций, прежде чем пытаться вывести из них соответствующие им политические, частноправовые, эстетические, философские, религиозные и т. п. воззрения. Сделано в этом отношении до сих пор немного, потому что очень немногие люди серьёзно этим занимались. В этом отношении нам нужна большая помощь, область бесконечно велика, и тот, кто хочет работать серьёзно, может многое сделать и отличиться. Но вместо этого у многих немцев из молодого поколения фразы об историческом материализме (ведь можно всё превратить в фразу) служат только для того, чтобы как можно скорее систематизировать и привести в порядок свои собственные, относительно весьма скудные исторические познания (экономическая история ведь ещё в пелёнках!) и затем возомнить себя великими. И тогда-то и может явиться какой-нибудь Барт и взяться за то, что в его среде, во всяком случае, сведено уже к пустой фразе.
_____
* В «Berliner Volks-Tribune» с 14 июня по 12 июля 1890 г. были опубликованы под общим заглавием «Каждому — полный продукт его труда» статьи Ньювенгейса, Эрнста и Фишера, письмо за подписью «Рабочий», а также заключительное слово и дискуссии. — Ред.
Однако все это, конечно, выравняется. Мы в Германии теперь достаточно сильны, чтобы вынести многое. Одной из величайших услуг, оказанных нам законом против социалистов*, было то, что он освободил нас от навязчивости немецкого студента с социалистическим налётом. Теперь мы достаточно сильны, чтобы вынести и этого немецкого студента, который снова очень уж заважничал. Вы, действительно уже кое-что сделавший, сами, вероятно, заметили, как мало среди молодых литераторов, связанных с партией, таких, которые дают себе труд изучать политическую экономию, историю политической экономии, историю торговли, промышленности, земледелия, общественных формаций. Многие ли из них знают о Маурере больше, чем одно только его имя! Самомнение журналиста должно всё преодолеть, а этому соответствуют и результаты. Эти господа воображают, что для рабочих всё годится. Если бы они знали, что Маркс считал свои лучшие вещи всё ещё недостаточно хорошими для рабочих, что он считал преступлением предлагать рабочим что-нибудь не самое лучшее!
_____
* Ввиду истечения срока действия закона против социалистов правительство Бисмарка выступило в ноябре 1887 г. с законопроектом о продлении ещё на 5 лет закона и дополнении его рядом новых, ещё более строгих статей. Законопроект предусматривал усиление наказания за распространение социалистической литературы и за участие в социал-демократических союзах вплоть до высылки из страны и лишения подданства.
Исключительный закон против социалистов был введён правительством Бисмарка при поддержке большинства рейхстага 21 октября 1878 г. в целях борьбы против социалистического и рабочего движения. Этот закон поставил социал-демократическую партию Германии в нелегальное положение; были запрещены все организации партии, массовые рабочие организации, социалистическая и рабочая печать, конфисковывалась социалистическая литература, социал-демократы подвергались репрессиям. Действие закона продлевалось каждые 2—3 года. Однако социал-демократической партии, которая при активной помощи Маркса и Энгельса сумела преодолеть и оппортунистические и «ультралевые» элементы в своих рядах, удалось
за время действия исключительного закона, правильно сочетая нелегальную работу с использованием легальных возможностей, значительно укрепить и расширить своё влияние в массах. Под давлением массового рабочего движения исключительный закон был отменен 1 октября 1890 года. Оценку этого закона см. в статье Энгельса «Бисмарк и германская рабочая партия» (т. 19, стр. 289—291). — Ред.
К нашим рабочим и только к ним после блестяще выдержанного ими с 1878 г. испытания я питаю безусловное доверие. Как и всякой большой партии, им не избежать в ходе развития отдельных ошибок, возможно даже и больших. Массы учатся ведь только на последствиях своих собственных ошибок, приобретая опыт на своей собственной шкуре… Я довольно часто сердился на французских и английских рабочих, несмотря на то, что понимал причины их ошибок, а на немцев с 1870 г. — никогда: приходилось, правда, сердиться на отдельных лиц, говоривших от их имени, но никогда —
на массы, которые все опять вводили в колею. И я готов биться
об заклад, что на них сердиться мне никогда не придётся…
Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 37. С. 370—372, 513.
Версия для печати
