В.Н.Земсков. Содружество города и деревни в предвоенные 1938—1941 годы

История советского общества в предвоенные 1938—1941 годы относится к числу наименее исследованных периодов отечественной истории ХХ века. Даже в советской историографии этому времени уделялось явно недостаточное внимание. В различных трудах по истории СССР, истории КПСС и другим дисциплинам период 1938—1941 годов освещался в основном скомкано, схематично и как-то скороговоркой. В постсоветской же литературе история советского общества в предвоенные годы либо совсем перестала исследоваться, либо затрагивались некоторые аспекты, представляемые чаще всего в разоблачительном и карикатурном виде.

А ведь речь идёт о поколении нашего народа, которому предстояло в недалёком будущем выдержать тяжелейшее испытание в виде Великой Отечественной войны и одержать в ней Великую Победу. Один только этот аргумент, казалось бы, должен был вызвать повышенный интерес исследователей к изучению отечественной истории периода 1938—1941 годов.

Конечно, в рамках одной статьи невозможно рассмотреть все аспекты истории советского общества в 1938–1941 годы. В ней сделан акцент на освещение проявлявшегося в различных формах содружества города и деревни, рабочего класса и крестьянства.

Состоявшийся 10—21 марта 1939 года XVIII съезд ВКП(б) утвердил директивы по составлению третьего пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР на 1938—1942 годы. Применительно к сельскому хозяйству был взят курс на ускорение темпов развития сельскохозяйственного производства, преодоление его чрезмерного отставания от темпов роста промышленности. Валовая продукция сельского хозяйства в ценах 1926—1927 годов должна была возрасти с 20,1 млрд. руб. в 1937-м до 30,5 млрд. руб. в 1942 году, то есть на 52% (см.: КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. — М., 1985. Т. 7. С. 64). Среднегодовой прирост продукции сельского хозяйства за вторую пятилетку (1933—1937 гг.) составлял почти 2 млрд. руб. В новом пятилетии намечалось увеличить этот показатель до 3,9 млрд. руб. Производство валовой продукции сельского хозяйства на душу населения в 1942 году предполагалось довести до 230 руб. вместо 135,5 руб. в 1937-м (см.: История советского крестьянства. — М., 1987. Т. 3. С. 18; далее — ИСК. Т. 3).

С высоты сегодняшнего времени ясно, что эти планы в отношении сельского хозяйства были чересчур оптимистическими, почти утопическими. На наш взгляд, было бы большим достижением, если они к концу третьей пятилетки в 1942 году были выполнены хотя бы наполовину (если бы их осуществление не прервала начавшаяся 22 июня 1941 г. Великая Отечественная война).

На укрепление материально-технической базы сельского хозяйства в первую пятилетку было вложено 1,5 млрд. руб., во вторую — 6,3 млрд., в третью — 5 млрд. руб. Снижение капиталовложений в сельское хозяйство в третьей пятилетке по сравнению со второй в значительной мере являлось следствием постоянного увеличения расходов бюджета на нужды обороны. За 1938—1940 годы расходы на оборону составили более 11,9 млрд. руб. (24,4% всех расходов) вместо 4,7 млрд. во вторую пятилетку (12,7% расходов бюджета). При этом в 1940 году расходы на оборону составили почти 5,7 млрд. руб. (32,6% бюджета СССР), а на 1941-й планировалось 8,3 млрд. руб. (43,4% бюджета) (см.: Советская социалистическая экономика. 1917—1957 гг. — М., 1957. С. 568; Страна Советов за 50 лет: Сб. стат. материалов. — М., 1967. С. 40, 42, 187, 188).

В течение первых двух пятилеток (1928—1937 гг.) были выполнены масштабные задачи по индустриализации страны. Этот процесс продолжался и в дальнейшем. С 1938 года и до начала Великой Отечественной войны было сдано в эксплуатацию до 3 тыс. заводов, фабрик, шахт, электростанций и других предприятий. В 1940 году объём основных фондов промышленности был выше, чем в 1928-м в 8,1 раза, тогда как в 1937-м — в 5,3 раза (см.: История советского рабочего класса. — М., 1984. Т. 3. С. 61; далее — ИСРК. Т. 3).

Согласно Всесоюзной переписи 1939 года, численность населения СССР составляла 170,6 млн. человек, из них 56,1 млн. — городское и 114,5 млн. — сельское. Если в 1926 году удельный вес городского населения составлял 18%, то в 1939-м — 33% (см.: Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 года: СССР. Сводный том. — М., 1962. С. 13). Это говорит о том, что процесс урбанизации имел постоянный и нарастающий характер. К 1941 году, с учётом присоединённых к СССР республик Прибалтики, западных областей Украины и Белоруссии, Правобережной Молдавии и Северной Буковины, численность населения СССР оценивалась в 194,1 млн. человек (есть и другие оценки), из них 63,1 млн. — городское (33%) и 131,0 млн. — сельское (67%) (см.: Народное хозяйство СССР в 1979 году: Стат. ежегодник. — М., 1980. С. 7). Рождаемость была значительно выше смертности. За 1940 год только за счёт превышения рождаемости над смертностью прибавка населения СССР составила 2,8 млн. человек (7,0 млн. родившихся — 4,2 млн. умерших). Количество рабочих и служащих за период 1938—1940 годов увеличилось на 4,5 млн. (с 26,7 млн. до 31,2 млн.). В 1940 году численность рабочего класса в «чистом виде» составляла 19,7 млн., а с учётом МОП (младшего обслуживающего персонала), работников охраны и персонала артелей промкооперации — 23,7 млн. (см.: ИСРК. Т. 3. С. 102—103; Население России в ХХ веке: Исторические очерки. Т. 2. 1940–1959. — М., 2001. С. 14). В таблице представлена социальная структура населения по данным Всесоюзной переписи 1939 года.

Социальная структура советского общества в начале 1939 года

(в % от общего числа каждой социальной группы)

Классы и социальные	Всего	в том числе
группы		городские		сельские
Рабочие	32,1		19,5	12,6
Колхозники	46,2		—	46,2
Интеллигенция и служащие	14,1		9,4	4,7
Руководители партийных,	2,5		1,3	1,2
государственных и прочих
учреждений и организаций
Кооперированные кустари	2,2		1,3	0,9
Крестьяне-единоличники	2,2		—	2,2
Некооперированные кустари	0,6		0,2	0,4
Прочие	0,1		Нет	сведений
ИТОГО:	100		31,7	68,2

Не следует отождествлять понятия «сельское население» и «занятые в сельском хозяйстве». Разница между ними исчислялась десятками миллионов людей. В 1939 году общая численность сельского населения составляла 114,5 млн. человек, из них 86,1 млн. человек (включая членов семей) были заняты в сельскохозяйственном производстве. Что касается остальных 28,4 млн. сельского населения (114,5 млн. — 86,1 млн.), то они в основном представляли из себя рабочих и служащих с семьями, занятых в промышленности, строительстве, транспорте, связи, торговле, общественном питании, просвещении, здравоохранении и т. д. (см.: Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 года: СССР. Сводный том. С. 162—164; ИСК. Т. 3. С. 98).

В 1938—1940 годы значительная часть тех крестьян, которые ранее упорно цеплялись за единоличные хозяйства, все-таки не выдержала наложенного на единоличников налогового пресса и вступила в колхозы. Уровень коллективизации сельского хозяйства в целом по СССР (в границах до 17 сентября 1939 г.) повысился по числу крестьянских дворов с 93% в 1937 году до 96,9% в 1940-м, а по посевной площади — соответственно с 99,1 до 99,9% (см.: ИСК. Т. 3. С. 45).

В предвоенные годы была проведена большая работа по ликвидации хуторов и сселению хуторян в села и деревни. Хотя хуторяне в массе своей и считались членами колхозов, но само существование обособленных хуторов противоречило колхозно-совхозной системе. В 1939 году (в старых границах) в Белоруссии насчитывалось 134 тыс. хуторов, в каждом из которых было не более трёх дворов, на Украине — 151 тыс., в Смоленской области — 113 тыс., Калининской (Тверской) — 52 тыс., Ленинградской — 26 тыс. и т. д. Всего по СССР в начале 1939 года на хуторах и в мелких поселках (до 10 дворов) проживало свыше 800 тыс. семей колхозников (см.: Федорова М.И. Укрепление общественного хозяйства колхозов и изменения в политике заготовок сельскохозяйственных продуктов в мирные годы третьей пятилетки. — М., 1960. С. 18). Масштабная работа по ликвидации хуторской системы началась летом 1939 года, и к началу 1941-го было сселено 689,2 тыс. крестьянских дворов, ранее находившихся на хуторах и в мелких поселках (см.: Вылцан М.А. Советская деревня накануне Великой Отечественной войны. 1938—1941 гг. — М., 1970. С. 46). Это составляло примерно 86% от бывших хуторских хозяйств. В 1941 году число крестьянских хуторских дворов (не сселённых) снизилось до 112,2 тыс. (см.: ИСК. Т. 3. С. 27—28; Федорова М.И. Указ. соч. С. 21).

В результате такого сселения, а также укрупнения мелких колхозов общее число колхозов несколько уменьшилось — с 242,5 тыс. в 1937 году до 235,5 тыс. в 1940-м (см.: ИСК. Т. 3. С. 59).

В 1938—1941 годы довольно интенсивно шёл процесс перехода кочевых и полукочевых хозяйств на прочную оседлость. Это касалось, прежде всего, хозяйств оленеводческого направления с подсобными рыболовными и охотничьими промыслами. Характерна в этом отношении история эвенкийского колхоза «Северный луч» (Зейский район), который с момента организации в 1933 году кочевал по долинам рек Зеи, Купури и Тока и лишь в 1939-м обосновался в устье Ирикана. Здесь возник посёлок. В колхоз «Северный луч» к этому времени вошло до 50 семейств, а в их общественном стаде насчитывалось около 18 тыс. оленей (см.: Клещев В.А. Из истории колхозного строительства у эвенков (Зейский район) // Записки Амурского областного музея краеведения и общества краеведения. — Благовещенск, 1961. Т. 5. С. 60).

К концу второй пятилетки была проведена техническая реконструкция сельского хозяйства, то есть осуществлена в основном механизация наиболее трудоёмких производственных процессов земледелия.

XVIII съезд ВКП(б) впервые поставил задачу «завершить в третьей пятилетке комплексную механизацию сельскохозяйственных работ» (КПСС в резолюциях… Т. 7. С. 65). Для этого необходимо было, во-первых, обеспечить полное удовлетворение потребности сельского хозяйства в тракторах и комбайнах, а также в прицепном инвентаре соответственно наличию и типам тракторов; во-вторых, обратить особое внимание на механизацию трудоёмких процессов в животноводстве и производстве технических культур; в-третьих, увеличить выпуск конного прицепного, в особенности транспортного, инвентаря; в-четвёртых, расширить производство простейших зерноочистительных машин и, наконец, увеличить выпуск аппаратуры по борьбе с вредителями и болезнями сельскохозяйственных растений. Предполагалось широко развернуть строительство мелких колхозных гидростанций, ветросиловых и газогенераторных электроустановок на местном топливе.

Рабочие индустрии продолжали играть решающую роль в укреплении материально-технической базы молодого колхозного строя. К началу третьей пятилетки производство абсолютного большинства тракторов для сельского хозяйства было сконцентрировано на Сталинградском, Челябинском и Харьковском тракторных заводах, а производство комбайнов и других сельхозмашин — на 15 заводах (ростовские заводы Ростсельмаш и «Красный Аксай», запорожский завод «Коммунар», одесский завод им. Октябрьской революции, Люберецкий завод сельскохозяйственного машиностроения им. Ухтомского, Гомсельмаш и др.).

В связи с ростом оборонных заказов планы производства тракторов для сельского хозяйства стали значительно сокращаться. Если в 1938 году на Сталинградском тракторном заводе было запланировано изготовить 9 312 тракторов сельскохозяйственного назначения, то в 1939-м — только 7 520, или на 1792 трактора меньше (см.: Первенец советского тракторостроения: История Волгоградского двух орденов Ленина, орденов Отечественной войны I степени и Трудового Красного Знамени тракторного завода им. Ф.Э. Дзержинского. — Волгоград, 1980. С. 101, 105). Уменьшалось производство сельскохозяйственного машиностроения. Выпуск зерноуборочных комбайнов упал с 43,9 тыс. в 1937 году до 12,8 тыс. в 1940-м, плугов тракторных — с 96,4 тыс. до 38,4 тыс., сеялок тракторных — с 62,9 тыс. до 21,4 тыс., тракторных культиваторов — с 68,1 тыс. до 32,3 тыс., жаток-самосбросок — с 25,3 тыс. до 16 тыс. и т. д. (см.: ИСК. Т. 3. С. 57).

В то же время производство более простых видов сельскохозяйственных машин и орудий возросло. Так, выпуск конных плугов увеличился с 15,8 тыс. шт. в 1937 году до 34,3 тыс. в 1940-м, конных сенокосилок — с 24,2 тыс. до 46,4 тыс. шт. и т. д. (см.: Тракторы и сельхозмашины. 1967. № 7. С. 46; ИСРК. Т. 3. С. 57, 63).

В третьей пятилетке было сконструировано и освоено свыше 70 новых типов сельскохозяйственных машин: хлопкоуборочные машины, льнокомбайны, картофелесажалки, тракторные зерно- и травосеялки, разнообразные специальные пропашные, посадочные, прополочные и уборочные машины (см.: Роль рабочего класса в социалистическом преобразовании деревни в СССР. — М., 1968. С. 127; ИСК. Т. 3. С. 57, 63). К началу войны первенец советского комбайностроения запорожский завод «Коммунар» выпустил 95 934 комбайна (см.: «Коммунару» — 100 лет. — Запорожье, 1963. С. 60—61). В 1940 году на Ростсельмаше было освоено производство широкозахватного дискового лущильника. Ростовский завод «Красный Аксай» выпускал главным образом культиваторы и жатки. В 1938 году завод Рязсельмаш приступил к выпуску картофелеуборочных машин. Коллектив одесского завода им. Октябрьской революции продолжал работать над созданием новых, более совершенных марок плугов. Коллектив кировоградского завода сельскохозяйственных машин «Красная Звезда» выпускал тракторные зерновые сеялки, молотилки и т. д. За 1938 — июнь 1941 года колхозы и совхозы Белоруссии от завода «Гомсельмаш» получили около 70 тыс. сенокосилок, зерновых сортировок, молотилок, веялок и другой техники (см.: Котенок И.П. и др. Гомсельмаш. — Минск, 1970. С. 49, 55). В Западной Сибири в 1940 году выпускали сельскохозяйственную технику 17 заводов («Автотрактородеталь», им. В.В.Куйбышева и им. Коминтерна в Омске, «Сибметаллстрой» в Новосибирске и др.) (см.: Очерки социально-экономической и культурной жизни Сибири. — Новосибирск, 1972. Ч. 2. С. 249—252). Заводы Узбекистана — Ташсельмаш, Чирчиксельмаш и др. — обеспечивали сельское хозяйство сеялками, тракторными и конными культиваторами, машинами для работы на хлопковых полях, ирригационной и другой техникой (см.: Коммунистическая партия – организатор союза рабочего класса и крестьянства. — Ташкент, 1966. С. 54, 58). Значительную помощь селу оказывали также предприятия местной промышленности.

В улучшении качества сельскохозяйственной техники важную роль играло творческое содружество рабочих, инженеров и техников заводов с сельскими механизаторами. Так, в 1939 году по инициативе партийной организации на Ростсельмаше проводились совещания по улучшению конструкций выпускаемых комбайнов с участием механизаторов. Передовые комбайнёры внесли много конструктивных предложений. В результате в процесс изготовления комбайна было внесено 52 изменения (см.: Зайцев Е.В. КПСС — организатор производственной смычки рабочих и крестьян в годы третьей пятилетки: На материалах Дона и Кубани // Учёные записки. — Ростовский пед. институт. 1957. Вып. 4(23). С. 9). После уборочного сезона — это стало традицией — на запорожском заводе «Коммунар» созывались конференции по качеству комбайнов, в работе которых участвовали комбайнеры из различных сельскохозяйственных зон страны. Эти конференции давали ценный материал для усовершенствования комбайна, его модернизации (см.: «Коммунару» — 100 лет. С. 61). Личное общение, переписка, совместные встречи помогали не только улучшить качество сельскохозяйственных машин, но и способствовали дальнейшему упрочению дружбы рабочих и крестьян.

В настоящие праздники заводских коллективов превращались дни выпуска юбилейной сельскохозяйственной техники. Именно это произошло 30 марта 1940 года на Челябинском тракторном заводе, когда с его конвейера сошёл 100-тысячный трактор (см.: ИСРК. Т. 3. С. 542). 14 июня 1940 года с главного конвейера «Ростсельмаша» сошел 50-тысячный комбайн (см.: там же).

Большой вклад в укрепление материально-технической базы сельского хозяйства вносили рабочие-автомобилестроители. Основными поставщиками грузовых автомобилей в сельское хозяйство были коллективы Московского и Горьковского автозаводов.

Несмотря на сокращение производства тракторов и сельхозмашин, техническое оснащение сельского хозяйства в 1938—1941 годы превышало уровень второй пятилетки. К началу 1941 года оно располагало 684 тыс. тракторов (в 15-сильном исчислении) вместо 561 тыс. в 1937-м, 182 тыс. зерноуборочных комбайнов, 228 тыс. грузовых автомобилей. В составе тракторного парка увеличился удельный вес тракторов с дизельным двигателем (см.: Развитие советского сельскохозяйственного машиностроения с 1921 по 1958 г.: Стат. сборник. — М., 1959. С. 15, 144; История Коммунистической партии Советского Союза. — М., 1970. Т. 5. Кн. 1. С. 46). Однако значительную роль продолжали играть машины конной тяги.

Основная масса тракторов и другой сельскохозяйственной техники, которой пользовались колхозы, сосредоточивалась на государственных предприятиях — машинно-тракторных станциях (МТС). При этом МТС и колхозы были производственно самостоятельны: свои производственные задания, нормы выработки, сдельные расценки, раздельный учёт выполненной работы и оплаты труда, раздельная административная и финансовая ответственность за результаты работы.

Взаимоотношения МТС с колхозами регулировались на основании утвержденного типового договора. МТС брали на себя обязательства по производственно-техническому обслуживанию колхозов, оказанию постоянной помощи в организационно-хозяйственном укреплении путём агрономического обслуживания, составления производственно-финансовых планов, внедрения правильных севооборотов, подготовки кадров и постановки учёта. Колхозы, в свою очередь, должны были последовательно проводить все предусматриваемые договором агротехнические мероприятия, своевременно рассчитываться за работы с МТС.

Сокращение производства одних видов сельскохозяйственной техники и расширение выпуска других сразу же сказались на снабжении ею колхозов и МТС. Если во второй пятилетке тракторный парк МТС ежегодно в среднем увеличивался на 48,5 тыс. ед., то в третьей пятилетке — только на 13,8 тыс. (см.: ИСК. Т. 3. С. 58). Но если во второй пятилетке происходило, так сказать, первоначальное насыщение сельского хозяйства техникой, то в третьей механизация развивалась на основе относительно высокого уровня производительных сил. Вот почему даже в трудных условиях предвоенного времени материально-техническая база сельского хозяйства всё же продолжала расти и крепнуть, несмотря на замедлившийся темп.

Тракторный парк МТС вырос не только количественно, существенным образом изменилась его структура. Накануне войны в составе тракторного парка МТС имелось 8 типов тракторов. Увеличилось количество мощных гусеничных тракторов (ЧТЗ С-60, ЧТЗ С-65, СТЗ НАТИ и др.). Впервые появились газогенераторные тракторы, работающие на более дешевом твердом топливе. Количество тракторов в МТС возросло с 365,8 тыс. в 1937 году до 435,3 тыс. в 1940-м, а их мощность на крюке увеличилась соответственно с 6,7 млн. до 8,4 млн. л. с. (см.: Вылцан М.А. Колхозный строй накануне Великой Отечественной войны // История СССР. 1962. № 1. С. 36). Комбайновый парк МТС вырос с 104,8 тыс. в 1937 году до 153,4 тыс. в 1940-м (см.: Венжер В.Г. Основные вопросы производственной деятельности МТС. — М., 1949. С. 40).

В 1938—1940 годах было образовано свыше 1,2 тыс. новых МТС, и их общая численность возросла с 5 818 в 1937 году до 7 069 в 1940-м. МТС охватывали в 1940 году своим обслуживанием 85% колхозов (200,0 тыс. из 235,5 тыс.) (см.: ИСК. Т. 3. С. 59). Те колхозы, которые пока не обслуживались МТС, использовали имевшиеся у них тракторы и другую технику самостоятельно.

Среднегодовой темп увеличения числа МТС в 1938—1940 годах оставался высоким, но он всё же был значительно ниже темпа второй пятилетки, когда осуществлялись главные задачи технической реконструкции сельского хозяйства. Ежегодно тогда в стране строилось по 674 новые МТС, а в годы третьей пятилетки — только 417, причём этот рост происходил не только за счёт строительства новых, но и за счёт разукрупнения старых МТС (см.: там же).

Во многих МТС наиболее больной и сложной проблемой являлись организация и осуществление своевременного и качественного ремонта тракторов, комбайнов и другой техники. Ещё к концу второй пятилетки ремонтное дело было «узким местом» в работе МТС. В третьей пятилетке число тракторов, тракторных плугов и сеялок в МТС, «не готовых к использованию в весенних работах», то есть фактически негодных, значительно превышало годовое поступление новой техники.

От рабочих ремонтных предприятий в этих условиях требовалась высокая организованность и слаженность в работе, мобилизация всех имеющихся возможностей повышения производительности труда.

Машинно-тракторные станции механизировали основные трудоёмкие сельскохозяйственные процессы, облегчив труд крестьянина. К 1941 году вспашка паров была механизирована на 83%, вспашка зяби — на 71%, сев зерновых культур — на 56%, сев хлопчатника — на 81%, сев сахарной свеклы — на 93%, уборка зерновых культур — на 46%. Однако по-прежнему отставала механизация уборки технических культур, работ по сенокошению и силосованию. В начальной стадии находилась механизация в животноводстве. Не в силу былой консервативности крестьянской жизни, а по необходимости колхозы не расставались с конно-ручными машинами и орудиями. На 1 января 1941 года в колхозах насчитывалось почти 4,5 млн. конных плугов, 546 тыс. зерновых сеялок, 715 тыс. жаток, 449 тыс. сенокосилок и т. д. (см.: там же. С. 62). Это позволяло колхозам производить те сельскохозяйственные работы, которые не выполнялись машинно-тракторными станциями.

Существенные недостатки в работе МТС, объективные трудности предвоенного времени сдерживали развитие механизации колхозного производства. Но они не могли заслонить собой главного — технического прогресса сельского хозяйства к началу Великой Отечественной войны. Все энергетические мощности сельского хозяйства СССР с 1928 по 1940 годы возросли с 21,3 млн. до 47,5 млн. л. с. Если учесть, что мощность рабочего скота (в пересчете на механическую силу) за это время понизилась с 20,2 млн. до 10,6 млн. л. с., а мощность механических двигателей повысилась с 1,1 млн. до 36,9 млн. л. с., то становится ясно, что весь прирост энергетической мощности сельского хозяйства СССР стал возможен благодаря техническому прогрессу (см.: там же).

Рабочие крупных городов (Ленинград, Горький, Сталино, Ворошиловград) приняли участие в выполнении поставленной XVIII съездом партии задачи о создании картофелеовощных и животноводческих баз в пригородных зонах для снабжения городского населения сельскохозяйственной продукцией. Рабочие и инженеры монтировали в колхозах дождевальные агрегаты и инструктировали колхозников, как ими пользоваться (см.: Роль рабочего класса в социалистическом преобразовании деревни в СССР. С. 156; ИСРК. Т. 3. С. 64).

В довоенные годы в соответствии с существующими материальными условиями проводились мероприятия по электрификации сельского хозяйства. Приходилось начинать, как говорится, с нуля. В целом потребление деревней электроэнергии за 1933—1940 годы возросло более чем в 6 раз. В 1940 году было в 9,5 раза больше сельских электроустановок, а их мощность в 5 раз выше, чем в 1932-м. Деревня стала больше получать электроэнергии от государственных электростанций. Однако основная её часть (56% в 1940 г.) продолжала поступать от сельских электростанций. Число колхозов, имевших свои гидростанции, составляло 422, присоединенных к общей или колхозной электросети — 2 682, имевших установки электромолотьбы — 1 591. Электроэнергия преимущественно использовалась для освещения и в незначительных размерах — в производстве. Число электрифицированных колхозов с 8 тыс. (3,3%) в 1937 году возросло до 10 тыс. (4,2%) в 1940-м, а число электрифицированных МТС — с 1 750 (30,1%) в 1937 году до 2 500 (35,3%) в 1940-м (см.: ИСК. Т. 3. С. 64). Несмотря на то, что электрификация деревни развивалась быстрыми темпами, всё же общий её уровень был ещё очень низким.

Рабочие промышленности производили для сельского хозяйства минеральные удобрения, помогали колхозным стройкам. Так, коллективы ряда заводов и фабрик Москвы, Одессы, завода «Электросила» в Ленинграде, предприятий Днепропетровска, Ростова-на-Дону, Свердловска, Новосибирска и других городов изготовляли стройматериалы, механизмы и оборудование для ирригационного строительства в Казахстане, республиках Средней Азии и Закавказья (см.: Ивашкин С.С. Роль рабочего класса в социалистическом преобразовании сельского хозяйства Казахстана. 1918—1958 гг. // Вопросы истории. 1968. № 11. С. 48; Вылцан М.А. Советская деревня накануне Великой Отечественной войны. С. 98; ИСРК. Т. 3. С. 64).

В предвоенные годы в сельском хозяйстве ещё больше окреп государственный сектор. Численность работников МТС накануне войны составила 537 тыс. человек. Количество совхозов увеличилось до 4,2 тыс. в 1940 году против 4,0 тыс. в 1937-м. Численность рабочих совхозов возросла с 1 539 тыс. (1 022 тыс. постоянных и 517 тыс. сезонных) в 1937 году до 1 558 тыс. (1 096 тыс. постоянных и 462 тыс. сезонных) в 1940-м. В совхозах развивался процесс сближения сельскохозяйственного труда с индустриальным. Совхозные механизаторы, на которых в конце 30-х годов приходилось уже около четверти всех постоянных рабочих (а в черновых совхозах — более 2/3), по своему культурно-техническому уровню и квалификации, по существу, уже мало чем отличались от индустриальных рабочих. Государство ежегодно получало от совхозов не менее 10% товарной продукции зерна, около 20% животноводческой продукции (см.: Арутюнян Ю.В., Вылцан М.А. Историческая роль МТС и их реорганизация. — М., 1958. С. 53—56; Зеленин И.Е. Совхозы СССР в годы довоенных пятилеток. 1928—1941. — М., 1982. С. 231—233).

Помощь рабочих совхозов колхозному крестьянству проявлялась в различных формах. Работники совхозов охотно делились своим производственным опытом с колхозниками, помогали им внедрять передовые агротехнические приемы, осуществлять социалистические формы организации и оплаты труда, подготавливать квалифицированные кадры. Превратившись к концу 30-х годов в крупные механизированные и специализированные предприятия, политические и культурные центры села, совхозы стали оказывать ещё большее влияние на укрепление колхозного строя. Расширение плодотворного сотрудничества, взаимопомощи и поддержки в отношениях между колхозами и совхозами служило важным фактором упрочения союза рабочего класса и колхозного крестьянства.

Вклад рабочего класса в укрепление и развитие материально-технической базы, в техническое перевооружение колхозно-совхозного производства в деревне являлся решающим фактором экономического и политического упрочения союза двух дружественных классов. Наряду с этим их сотрудничество и дружба развивались и крепли и по таким направления, как шефская производственная помощь колхозам со стороны коллективов промышленных предприятий, подготовка специалистов сельского хозяйства и механизаторских кадров, направление рабочих на организационную работу в колхозы, помощь городских партийных и общественных организаций в проведении на селе политико-воспитательной и культурно-массовой работы, выделение колхозами кадров для работы в промышленности, на транспорте, стройках, обеспечение индустриального сектора сырьем и населения городов продовольствием.

В условиях колхозного строя шефское движение претерпело существенные изменения. Ещё в 1936 году были ликвидированы шефские общества над деревней как в центре, так и на местах (см.: Труд, 3 марта 1936 г.). Рабочее шефство стало осуществляться непосредственно предприятиями, цехами и бригадами под руководством партийных и профсоюзных организаций. Оно было сосредоточено главным образом на вопросах передачи производственного опыта и практики социалистических форм труда промышленных предприятий колхозам, оказания культурной помощи и политического воспитания колхозников.

В третьей пятилетке наиболее широкое распространение в рабочих коллективах получили такие формы шефства, как организация культурно-полевых станов, индивидуальное шефство кадровых рабочих над трактористами и комбайнерами МТС, посылка бригад скорой технической помощи для ремонта сельскохозяйственного инвентаря, шефство лучших ударных и хозрасчётных бригад предприятий над отдельными колхозными бригадами. Характерная особенность шефства проявлялась и в том, что наряду с коллективами предприятий оно осуществлялось и отдельными отрядами рабочего класса над определёнными участками колхозного производства. Шефы в первую очередь оказывали помощь отстающим колхозам.

Каждый коллектив промышленного предприятия шефствовал над одним или несколькими колхозами, совхозами и МТС. Наиболее крупные заводы шефствовали над десятью и более сельскохозяйственными предприятиями. Так, коллектив Коломенского завода им. В.В.Куйбышева шефствовал над 33 колхозами Коломенского района Московской области (см.: Борьба КПСС за укрепление союза рабочего класса и крестьянства. — М., 1963. С. 213). Свыше 3 тыс. колхозов и МТС являлись подшефными коллективов московских заводов и фабрик (см.: Спектор Н.П., Куликов В.И. Одна цель двух классов. — М., 1967. С. 87). Кроме того, комсомольцы Москвы шефствовали над строительством Всесоюзной сельскохозяйственной выставки (см.: Славный путь Ленинского комсомола. — М., 1974. Т. 2. С. 37). Предприятия Уфы шефствовали над колхозами и МТС, расположенными в Уфимском, Чишминском и Инглинском районах Башкирской АССР, и т. д. (см.: Кузеев Р.Г., Ямалов М.Б. Рабочий класс — колхозному крестьянству: Из опыта шефства рабочего класса над колхозным крестьянством. Исторический очерк. — Уфа, 1974. С. 15).

В Тульской области для лучшего использования тракторов и сельскохозяйственных машин в помощь отстающим МТС с промышленных предприятий были посланы 30 бригад квалифицированных рабочих, выделены 10 механиков для проверки качества ремонта техники (см.: Очерки истории Тульской организации КПСС. — Тула, 1967. С. 419—420). В 1938 году 70 квалифицированных работников промышленных предприятий Ростова-на-Дону, Таганрога и Новочеркасска выезжали в МТС для передачи опыта организации профилактического ремонта машин, широко практикуемого на заводах. Посылали в деревню ремонтные бригады предприятия Ярославля, Горького, Краснодара, Кемерово, Новосибирска, Киева, Харькова, Минска, Алма-Аты, Ташкента и других городов. Заводы без ущерба для производственного плана ремонтировали в своих цехах станки для мастерских МТС (см.: ИСРК. Т. 3. С. 146).

В годы третьей пятилетки текстильщики Москвы, Ленинграда и Иванова предложили шефствовать над хлопководческими районами Узбекистана, Туркмении и Таджикистана. Промышленные предприятия Центра посылали в подшефные хлопковые районы рабочие бригады для оказания помощи колхозам в проведении сева, полива и уборки хлопка, организации заготовительной кампании по сдаче хлопка государству (см.: Роль рабочего класса в социалистическом преобразовании деревни в СССР. С. 162—163). Шефская помощь хлопководческим районам была лишь частью той огромной помощи, которую оказывал рабочий класс страны национальным республикам в развитии их экономики и культуры, в укреплении дружбы между народами Средней Азии и всеми народами Советского Союза.

Рабочий класс, как и в предыдущие годы, оказывал помощь и в подготовке механизаторских кадров для сельского хозяйства. Многие сельские механизаторы учились своему делу непосредственно на промышленных предприятиях. Так, к началу войны только на запорожском заводе «Коммунар» было подготовлено 350 механизаторов-комбайнеров (см.: «Коммунару» — 100 лет. С. 61).

Техническая реконструкция сельского хозяйства, укрепление колхозного строя требовали подготовки для колхозного производства большого числа работников высшей и средней квалификации. Наряду с выходцами из деревни, специалистами в области сельского хозяйства становились горожане, рабочие и их дети. В 1938 году среди студентов сельскохозяйственных вузов насчитывалось 30,5% выходцев из рабочих, а среди учащихся сельскохозяйственных техникумов — 13,6% (см.: Культурное строительство СССР: Стат. сборник. — М.-Л., 1940. С. 114). Из них выросло немало способных руководителей крупных общественных хозяйств, сумевших организовать сельскохозяйственное производство на основе достижений науки и передового опыта.

По нашему убеждению, нельзя предавать забвению имена замечательных колхозных руководителей, пользовавшихся в своё время заслуженным авторитетом. В годы третьей пятилетки таковыми являлись: П.А.Прозоров — председатель колхоза «Красный Октябрь» Кировской области, С.К.Коротков — председатель колхоза им. В.И.Ленина Чувашской АССР, А.В.Чухно — председатель колхоза «Коммунистический маяк» Ставропольского края и многие другие (см.: ИСК. Т. 3. С. 66).

В конце 1930-х годов рядом колхозов продолжали руководить двадцатипятитысячники — посланцы рабочего класса, прибывшие в 1930 году в деревню возглавить колхозное строительство. Так, бывший рабочий Ярославского вагоноремонтного завода Ф.А.Щукин продолжал возглавлять передовой колхоз «Горшиха» в Ярославской области. Колхозом им. Владимира Ильича в с. Горки Московской области бессменно руководил двадцатипятитысячник И.А.Буянов, в прошлом московский рабочий (см.: ИСРК. Т. 3. С. 147).

Город оказывал деревне существенную помощь в культурном строительстве. Широкий размах, например, приобрело шефство интеллигенции Ленинграда над сельскими районами области. Горожане помогали селу в постановке и организации культурно-массовой работы, в улучшении работы сельских клубов и библиотек (см.: Очерки истории Ленинградской организации КПСС. — Л., 1980. Т. 2. С. 336). В июле 1938 года «Учительская газета» опубликовала письмо группы учителей — депутатов Верховного Совета РСФСР ко всем городским учителям «Организуем товарищескую помощь молодым сельским учителям!». В нём предлагалось совершить поездки на места для оказания методической помощи сельским коллегам (см.: Учительская газета, 23 июля 1938 г.). В декабре того же года в Москве состоялось совещание учителей-отличников городских и сельских школ, созванное редакцией «Учительской газеты». Перед учителями выступил М.И.Калинин (см.: там же. 29 декабря).

В январе 1939 года «Правда» опубликовала призыв мастеров искусств Москвы к артистам и музыкантам страны продемонстрировать в дни фестиваля музыки в колхозах свои творческие успехи перед работниками сельского хозяйства (см.: Правда, 25 января 1939 г.). Городская интеллигенция участвовала в организации передвижных библиотек для обслуживания сельского населения. В 1941 году насчитывалось 77 тыс. сельских библиотек, но этого было недостаточно (см.: Пиналов С.А., Чернявский Г.И. История культурно-просветительской работы в СССР. — Харьков, 1970. Ч. 2. С. 176). Часто для таких «передвижек» использовались автомобили. Первая библиотека-автомобиль была создана при Московском библиотечном институте; она вмещала в себя до 5 тыс. книг и была рассчитана на обслуживание сёл и деревень, расположенных в радиусе от 30 до 150 км (см.: Известия, 3 августа 1940 г.). Целям культурного сближения горожан и сельских жителей служила организация в ряде городов специальных Домов крестьянина (см.: ИСРК. Т. 3. С. 148).

В 1938—1941 годах между коллективами отдельных промышленных предприятий и колхозов заключались договоры на соцсоревнование. Так, в 1940 году такой договор заключили коллектив Краснодарского машиностроительного завода им. Седина и колхозы Выселковского района Краснодарского края. На V партийной конференции Выселковского района представитель завода им. Седина заявил о решении коллектива взять на себя дополнительные обязательства по выполнению своего производственного плана и по оказанию помощи подшефным колхозам (см.: Зайцев Е.В. Указ. статья. С. 11).

Одной из форм непосредственного контакта горожан и сельских жителей являлись командировки городских коммунистов на постоянную или временную партийно-политическую работу в сельские районы, периодические поездки лекторов и консультантов. Их вклад весьма весом в деле воспитания колхозного крестьянства в духе советского патриотизма. Коллективы промышленных предприятий нередко приглашали представителей подшефных колхозов к себе на революционные праздники. Они также посылали на село агитационные машины, катера и вагоны, автолавки с различной литературой, устраивали политдни, проводили беседы и доклады. Так, с этими целями более 200 коммунистов предприятий и учреждений Слободского района Кирова регулярно выезжали в деревню (см.: ИСК. Т. 3. С. 127—128). В ходе этой работы постоянно расширялось общение трудящихся города и деревни.

В отношениях горожан и сельских жителей далеко не всё было безоблачно — и главным образом на почве нерешённости продовольственной проблемы, дефицита товаров первой необходимости. Многие городские рабочие и служащие в разговорах обвиняли крестьян в том, что те, приезжая в город для продажи продукции со своих участков, одновременно скупают в магазинах дефицитные товары. Возможно, доля истины в этом была, но сводить нерешённость продовольственной проблемы и острый дефицит к скупке крестьянами в городских магазинах всяких товаров было бы просто смешно.

Ходили слухи, что недостаток товаров — дело рук вредителей, диверсантов и шпионов. Причём официальная пропаганда активно способствовала поддержанию именно такого рода слухов. Более того, по нашему убеждению, «открытые судебные процессы» над «врагами народа» устраивались главным образом именно с этой целью. В марте 1938 года состоялся последний «открытый процесс», известный как «процесс Рыкова-Бухарина», по которому проходил 21 человек. Они обвинялись в шпионаже в пользу Германии, Японии, Англии, Польши, в саботаже в промышленности, вредительстве в сельском хозяйстве и др. Но это было только прелюдией к главному обвинению, прозвучавшему в речи Генерального прокурора СССР А.Я.Вышинского: «Задачей всей этой вредительской организации было добиться такого положения, чтобы то, что у нас имеется в избытке, сделать дефицитным» (цит. по: Соколов А.К. Курс советской истории. 1917–1940. — М., 1999. С. 234).

А поскольку «то, что у нас имеется в избытке» (по версии Вышинского), в последующем так и продолжало оставаться дефицитным, то страна, по существу, оказалась на пороге возврата к отменённой в 1935 году карточной системе. Но высшее политическое руководство из принципа не могло на это пойти. Проблему «дефицита» пытались решать другими способами. Повсеместно в магазинах и торговых точках были введены нормы отпуска товаров в одни руки. Была создана система закрытой торговли и общественного питания для военнослужащих, работников НКВД, рабочих и служащих военно-промышленных объектов, железнодорожного транспорта и некоторых других.

В течение года, предшествовавшего Великой Отечественной войне, и в обществе, и в политическом руководстве росло ощущение растущей военной угрозы. Война представлялась вероятной, но отнюдь не неизбежной. В разговорах рабочих, крестьян, служащих, интеллигенции противником в будущей возможной войне иногда назывались Япония или Англия, но чаще — Германия, то есть в большинстве случаев потенциальный противник определялся совершенно правильно. Проведённые в январе 1941 года масштабные военные учения, на которых отрабатывался сценарий отражения немецкой агрессии, показывают, что и политическое руководство СССР не заблуждалось относительно того, кто является главным потенциальным противником.

Однако господствовали представления, что войне с Германией будут предшествовать какие-то требования и ультиматумы, ухудшение и разрыв дипломатических отношений, официальная отмена действия советско-германского пакта о ненападении от 23 августа 1939 года и т. п. Того, что немцы нападут внезапно, при действовавшем на момент вторжения советско-германском пакте о ненападении, — именно такого сценария, который на самом деле случился на рассвете 22 июня 1941 года, похоже, не предвидел никто. Это значит, что при в целом правильном определении потенциального противника в будущей возможной (но не фатально неизбежной) войне и в обществе, и в высшем политическом руководстве имела место недооценка степени коварства и вероломства германских нацистских правителей. И.В.Сталин и другие советские руководители до самого последнего момента лелеяли надежду, что войны с Германией удастся избежать дипломатическим путём.

По нашему мнению, наиболее верную оценку поведению Сталина (и в целом политического руководства СССР) перед лицом германской угрозы дала советский посол в Швеции А.М.Коллонтай, которая в день немецкого вторжения, 22 июня 1941 года, сказала, что Сталин, «конечно, надеялся и верил, что война не начнётся, пока не состоятся переговоры, в ходе которых может быть найдено решение, позволяющее избежать войны» (цит. по: Городецкий Г. Роковой самообман: Сталин и нападение Германии на Советский Союз / Пер. с англ. — М., 2008. С. 344). Это подтверждает и тот известный факт, что утром 22 июня 1941 года Сталин, находясь в удрученном состоянии от известия о внезапной германской агрессии и осознания крушения указанных надежд, говорил, что немцы «обрушились на нас без всякого предлога, не проведя никаких переговоров; просто напали, подло, как разбойники». Пять дней спустя, 27 июня 1941 года, В.М.Молотов в разговоре с английским послом в Москве С.Криппсом признался, что советское руководство совершенно не ожидало, что война «начнется без всякого спора или ультиматума» (см.: там же. С. 350).

В советском общественном сознании весьма вероятной представлялась перспектива совместной германо-английской агрессии против СССР, несмотря на то, что было известно, что с сентября 1939 года Англия и Германия находятся в состоянии войны между собой. Считалось, что это не помешает им организовать совместное нападение на СССР. Подобного рода подозрения ещё больше обострились в дневные часы

22 июня 1941 года при известии о немецком нападении, о чём, например, свидетельствует бывший нарком иностранных дел СССР М.М.Литвинов: «Все думали, что британский флот идёт на всех парах в Северное море для совместной с Гитлером атаки на Ленинград и Кронштадт» (там же. С. 351). Позднее в сознании советских людей с трудом, не без изрядной доли скепсиса и недоверия, происходило признание того факта (до войны, по общему мнению, совершенно невероятного), что англичане являются нашими союзниками.

1 сентября 1939 года был принят Закон о всеобщей воинской обязанности (опубликован в газете «Правда» 3 сентября 1939 г.). Осенью 1939 года в обстановке большого патриотического подъема проводился призыв городской и сельской молодёжи в ряды РККА (Рабоче-Крестьянской Красной Армии). Эту аббревиатуру надо понимать буквально — армия была именно рабоче-крестьянской, и лица рабочего или крестьянского происхождения составляли в ней абсолютное большинство. Служба в Красной Армии составляла не только почётную обязанность граждан СССР, но и прекрасную школу воспитания советской молодёжи. Рейтинг красноармейца по степени почёта и уважения в общественном сознании был неизмеримо выше, чем это имело место в царские времена у солдат старой русской армии. Старики, многие из которых являлись в прошлом солдатами царской армии, с гордостью смотрели на своих одетых в красноармейскую форму детей и внуков и даже завидовали им. Пожилой крестьянин Н.Н.Жаров из дер. Грабки Мытищинского района Московской области говорил: «Теперь идёт красноармеец по улице и гордится своим званием. А то ли раньше было? Вспомнишь старое — сердце заболит. Солдата раньше за последнего человека считали. В общественный сад вход запрещён, в трамваях ездить нельзя, я сам на своей спине хорошо испытал, что значила служба в царской армии. Красная Армия — лучшая школа, особенно для нашего колхозного молодняка» (Социалистическое земледелие, 20 июня 1936 г.; ИСК. Т. 3. С. 136—137).

Именно в предвоенные годы окончательно сформировалась советская общественно-политическая система с присущими ей особенностями. Фактически на шестой части земного шара сложилась новая цивилизация. Это была уникальная цивилизация, аналогов которой не было в истории человечества ни в прошлом, ни в настоящем. Советская цивилизация, несмотря на наличие всякого рода недостатков, издержек и негативных явлений, в тот период являлась молодым организмом, жизнеспособным и имевшим потенции для дальнейшего поступательного развития.

В СССР царил дух боевитости, готовности к ратным и трудовым подвигам, предрасположенности к массовому героизму и самопожертвованию. Это как бы было визитной карточкой молодой советской цивилизации. Можно только поражаться удивительной близорукости и извращенности представлений политического и военного руководства фашистской Германии, представлявшего, что СССР вместе с его политической системой и вооружёнными силами есть якобы «гнилое строение», которое «рухнет» при первом же ударе германской армии. Так, перед нападением на СССР Гитлер внушал фельдмаршалу Г.Рундштедту: «Вам нужно только пнуть дверь — и всё гнилое строение рухнет» (Цит. по: Кларк А. План «Барбаросса»: Крушение Третьего рейха. 1941—1945 / Пер. с англ. — М., 2004. С. 48).

Можно согласиться с выводом английского историка А.Кларка, что Гитлер, приняв решение о нападении на СССР и предвкушая быструю и легкую победу, «просмотрел один очень важный фактор в своей оценке потенциала русских. Теперь вермахт имел перед собой противника совершенно иного сорта, не похожего на мягонькие нации Запада» (там же. С. 49).

Конечно, в обществе существовали антисоветские, антибольшевистские и антисталинские настроения. Но не стоит преувеличивать их масштабы. Сложившийся в СССР общественно-политический строй имел массовую поддержку — большинство людей были преданы ему. Он олицетворялся с воплощением идеалов Октябрьской революции 1917 года, и само Советское государство в сознании миллионов людей воспринималось как единственное в мире государство рабочих и крестьян. Поэтому советские граждане в массе своей в случае военной опасности были готовы защищать не только свою Родину, своё государство безотносительно к его политическому устройству, но и сложившуюся в СССР общественно-политическую систему, его общественный и государственный строй.

Версия для печати